Если ты исчезнешь

Наконец-то у моих ребят закончилась сессия. Кто-то, правда, ещё досдаёт что-то, у Пахана впереди несколько пересдач, но, в общем, все освободились.

— Я ему рассказываю всё слово в слово из его же грёбаных лекций, а он своим гнусавым голосом: «Молодой человек, у нас посещаемость почти нулевая! Что я должен вам поставить?», — возмущенно рассказывал Тин. — Это не препод, а просто засада какая-то! Так и свой «удовл» и влепил! Ну и пусть подавится. Жаль только, стипухи не будет… Хотя, какая разница? Врач мне всё равно сказал, что до двадцати пяти я не доживу — можно и побомжевать немного…

Пару недель назад Тин узнал, что болен чем-то серьёзным и при каждом удобном и неудобном случае не упускал возможности напомнить об этом всем присутствующим. Будто гордился. Ему не очень-то верили, а Лэр только глаза закатывала. «От лени не умирают» — говорила она.

В ходе рассказа о сессионных злоключениях все согласились, что преподы вконец оборзели. Только Кром молчал и улыбался, не злословя о профессорах и доцентах.

Это парадоксально и даже немного иронично, но я не знаю о нём ничего. За время моего знакомства с Гильдией я узнала многое о её членах. Имела хоть какое-то понятие о «цивильной» жизни моих друзей. Мне, например, было известно, что предки Сандро испытывают нездоровое пристрастие к спиртному. Родители Лэр — врачи, довольно строгие и зорко следящие за её успеваемостью. Мар с детства живёт с немного поехавшей, но доброй бабушкой. У Тина только мать, пропадающая, если не на работе, то среди представителей противоположного пола, в попытках устроить личную жизнь. У Пахана вообще целая эпопея: ему два года было, когда отец зарезал мать и сел, а четыре года назад — его старший брат, опекавший его, тоже отправился в не столь отдалённые места. По сути, из института его не отчисляли только потому, что он был социально незащищенным элементом. Сведения очень не весёлые, но это хоть что-то. Про Крома же я не знаю ничего. Абсолютно. Ни о его семье, ни о доме, даже настоящего его имени.

Всё, до чего он меня «допускал» — это музыка, книги и, может быть, учёба. Просто потому что он учился в том же институте, что Паха, Тин и Лэр. И он отличник. Кто-то как-то мимоходом обмолвился, что он получает самую повышенную из всех повышенных стипендий и преподы просто в восторге от его знаний. Но при этом в инсте он появляется чуть ли не реже всех.

Я всё ещё не могу избавиться от той неловкости, которую испытываю каждый раз, когда он рядом. Я влюблена просто по уши, бесповоротно, несмотря на то, что он остаётся для меня сплошной загадкой. Может, эта его таинственность, отрешенность, какая-то возвышенность и производят такой эффект? Правда, ещё он красивый. Очень. До жути красивый. Кажется, если долго смотреть на него, не отводя взгляд, глаза начнут слезиться. А когда он говорит со мной: так негромко, так успокаивающе-нежно, мне хочется расплыться лужицей…

Какая же я дурочка.

10/2/2008

Сегодня я не вытерпела. Когда ребята ввязались в снежный бой с Кошем, я тихонько отошла от них и подошла к снисходительно улыбавшемуся Крому. Никогда ещё я не заговаривала с ним первой. Но когда-то нужно было решаться.

— Как всё-таки тебя зовут? Тебя настоящего, — спросила я, подавляя дрожь в голосе.

— Меня настоящего — Кром, — он тонко улыбнулся.

Я поморщилась от смущения, и хотела было отступить, но всё-таки пересилила себя и произнесла:

— Хорошо, а как назвали тебя родители?

— Рома, — без выражения проговорил он, отводя глаза.

Точно. Могла бы догадаться — созвучно с прозвищем.

— Это цивильное имя мне никогда не нравилось. Не произноси его вслух, — сказал он слишком серьёзно, навсегда запечатав мои уста этим запретом.

От этого разговора нас отвлёк Сандро с очередной порцией своих философских рассуждений:

— А вообще, когда я совсем трезвый — я несчастный, — задумчиво проговорил он.

— Что ж, в трезвой жизни совсем ничего хорошего нет? — вмешалась Лэр.

— Ну а что? Посуди сама: в детстве лупят за разбитые вазы и заставляют спать в детсаду… — он начал загибать пальцы.

— Эх, заставил бы меня сейчас кто поспать… — мечтательно протянул Тин.

— В школе каждый день талдычат, что ты тупой, раз не можешь решить логарифм, — продолжал Сандро.

— Потом думаешь, что школа закончится и, наконец-то, станет лучше… — встрял Пахан.

— Но нифига. Неа. Всё только хуже и хуже с каждым годом. Денег никогда ни на что не хватает, на нормальную работу не берут… — вздыхал Сандро.

— Учиться так же сложно да ещё к тому же и лениво… — поддакивал Тин.

— И всем вокруг точно так же насрать на тебя, как и раньше… — качал головой Паха.

— А потом все ещё говорят тебе: ты чего такой мрачный, эй? Жизнь же классная, растяни хлебальник в улыбке и повторяй всем от балды завалившимся в «Сансару» посетителям: «Конечно-конечно, пожалуйста-спасибо, вы абсолютно правы», — подала голос Мар.

— Эх, вечно у вас упадническое настроение, ребят, — Лэр виновато улыбнулась.

Она, кажется, не разделяет их жалоб. Я никогда не слышала, чтобы она жаловалась на семью или учёбу. Кром тоже не жалуется. Но складывается впечатление, что он молча одобряет всё сказанное остальными. Он как будто тоже внутри хранит какую-то боль — просто не говорит о ней. Не знаю, может, это просто любопытство, но мне хочется, чтобы когда-нибудь он рассказал мне о её природе.

22/2/2008

— Сейчас-сейчас, чуваки, сейчас будет самое классное место! — задыхаясь от смеха, выдавил Тин. — Вот, слушайте:

— Скильке тебе рокив?

— Симнадцать…

— И як довго тоби симнадцать?

— Вже так

— Я знаю хто ты!

— Скажи Белло, скажи голосно!

— Ты упыр![iii]

Весь шум «задворок» заглушила волна нашего безудержного хохота. Мы в очередной раз собрались у костра, разведенного в пролеске около берега. Вкруг огня садились все: и ребята из Гильдии, и Кош со своими корешами, и Эльд со своей свитой, даже Тим и Ганг. Обычно все травили разные байки, делились историями из жизни. Мар тараторила о том, как «Сансару» однажды пытались ограбить. Эльд с содроганием вспоминал каких-то грибных эльфов. Кош вещал о погромах, устроенных футбольными болельщиками после матчей. Тим с Гангом рассказывали, как их накрывало прямо на парах.

Сегодня было новое развлечение: тётка из Одессы привезла Тину книжку «Сумерки» на украинском языке. Он зачитывал вслух особенно уморительные места и все надрывали с этого животы. Когда чтение было окончено, и все потянулись к бутылкам и банкам, чтобы промочить горло, я ощутила, что не могу нормально сделать глоток, из-за того, что челюсть свело от слишком долгого смеха.

Тут уже поддатый Пахан начал подтрунивать над Тином, называя его хохлом. Тот в отместку ударил друга книгой прямо по шапке-презервативу, как мы в шутку называли его странный головной убор. Пахан вскрикнул:

— Не бей по голове, дуpак, помнёшь мою бандану!

Я вздрогнула. Пару лет назад, мы красили забор на даче тёти Лизы. Слава, как бригадир, соорудил для себя шапочку из газеты. Когда я пыталась сорвать её с него, он ответил мне точно так же. На миг мне стало грустно. Я перевела глаза на Крома.

Он смеялся над ребятами: так весело, добродушно, заливисто. Так смеются дети, так смеются эльфы на васильковых полянах. Грусть мигом прошла. Сердце налилось теплотой. Как же я счастлива, что знаю его. Даже если я потеряла Славу. У меня есть Кром.

24/2/2008

Первого марта у Крома день рождения. Я просто в панике! Никогда ещё выбор подарка не был таким сложным. Представить себе не могу, что можно ему преподнести… Хорошо, что в этом году в феврале на один день больше — дополнительное время, чтобы подумать.