Страница 29 из 35
– Рентген сто, не меньше, – заметил Юрковский.
– Больше, – отозвался Богдан.
– Сто пятьдесят. Кто больше? – Дауге взял со стола чайную ложку и стал сгибать ее трясущимися пальцами. – Честное слово, я чувствую, как в меня врезаются протоны!
– Интересно, долго это будет продолжаться? – проворчал Юрковский, щурясь, глядя на лампу-индикатор.
– Если больше пяти минут, нам труба…
– Прошло две минуты, – объявил негромко Ермаков.
Крутиков поправил воротник комбинезона, захлестнул раскрывшуюся «молнию» на груди и полез в карман за трубкой.
«Дзанн, дзззанн, дззан…»
– Они сидели под ливнем смерти и слушали очаровательную музыку, – сказал Юрковский. – Слушайте, нельзя ли выключить этот проклятый трезвон? Я не привык умирать в таких условиях.
«Дзанн, дзззанн, дззан…»
Дауге наконец сломал ложечку и швырнул обломки на стол. Все уставились на них.
– Первая жертва лучевой атаки, – сказал Юрковский. – Иоганыч, будь другом, засунь руки в карманы…
Быков зажмурился. Пять минут – и конец? И, главное, ничего не поделаешь, ни-че-го…
И вдруг звон прекратился. Красный глазок индикатора погас. Тишина. Долго сидели они молча, не смея шевельнуться, слишком ошеломленные, чтобы радоваться. Наконец Ермаков проговорил, обращаясь к Юрковскому:
– Все-таки вы фат, Владимир Сергеевич. Позер…
Дауге нервно рассмеялся. На Крутикова напала икота, и он, морщась, потянулся за сифоном с содовой.
– Виноват, Анатолий Борисович! Каюсь, есть немножко, – сказал Юрковский. – В юности блистал в театральной самодеятельности… – Он потянулся, хрустнув суставами. – Будем надеяться, что обойдется без последствий. У меня и без того на текущем счету целая куча этих рентгенов.
Быков очумело вертел головой.
– Неужели всего две минуты? – спросил он.
– Что ж, товарищи, – глухо проговорил Ермаков, вставая. – Будем считать инцидент исчерпанным. Теперь – немедленно за проверку внутренней защиты!
– Надо же! Ведь такие вещи раз в десять лет бывают! – пробасил Крутиков. – Кстати, чем же это вызвано, по-вашему?
– Ясно даже и ежу: космические лучи, – ответил Юрковский.
– Отлично, если так. Я, грешным делом, подумал, что кожух фотореактора лопнул.
Богдан посмотрел на часы:
– Мне на вахту, Анатолий Борисович. И время подавать сигналы на Землю. Будем сообщать?
– Нет! – сухо отрезал Ермаков. – Незачем зря волновать людей. Подавайте обычное «все благополучно». И еще: сейчас прошу всех по очереди в медпункт для прививок и дезактивации. Дауге – первый. А потом – проверять и проверять защиту.
– Но пока можно позволить себе кружечку кофе! – весело заметил Крутиков. – Э-э, да он совсем остыл! Алеша, будь другом, включи…
– И все же героическим межпланетникам приходится мужественно преодолевать трудности, – сказал Быков, взглянув на Юрковского.
Тот беспечно рассмеялся:
– Не трудности, дорогой Алексей Петрович, а всего-навсего страх смерти. Трудности будут еще впереди. Это я вам гарантирую, как говорил Краюхин.
Сигнал бедствия
Загадка космической атаки объяснилась через несколько часов. В ответ на осторожный запрос Ермакова была получена выписка из сводки Крымской актинографической обсерватории, и из выписки этой явствовало, что как раз в те минуты, когда экипаж «Хиуса» готовился к гибели от смертоносного излучения, на Солнце наблюдалось мощное извержение раскаленных газов – явление, вообще говоря, вовсе не редкое и достаточно хорошо изученное. Плотная струя ядер атомов водорода – протонов – с колоссальной скоростью устремилась в пространство и «окатила» планетолет, оказавшийся на ее пути.
Лишь часть протонов прошла через панцирь из легированного титана, усиленный слоем «абсолютного отражателя», но они образовали в его толще бесчисленные источники чрезвычайно жесткого гамма-излучения, для которого преград практически не существовало. Гамма-лучи и воздействовали на индикаторы и сигнальные устройства и едва не погубили экспедицию в самом начале ее пути.
Это было гораздо опаснее встречи с метеоритом. Продлись протонная бомбардировка хотя бы четверть часа – и на «Хиусе» не осталось бы ни одного живого человека. Даже менее продолжительное гамма-излучение такой жесткости могло принести экипажу много серьезных неприятностей: кое-кто из старых межпланетников, уже подвергавшихся в прошлом лучевым ударам, неминуемо заболел бы. К счастью, в распоряжении Ермакова были новейшие препараты, предоставленные в свое время комитету одним из биофизических научно-исследовательских институтов. Введенные в организм, они полностью или почти полностью ликвидировали последствия не слишком тяжелых радиоактивных поражений.
– Я слыхал о таких историях, – заметил Богдан, когда Ермаков зачитал радиограмму. – Кажется, именно так погиб лет пятнадцать назад один немецкий космотанкер. Но если взрывы на Солнце – не редкость, почему нам так редко приходится сталкиваться с этими протонными фонтанами?
– Очень просто, – отозвался Юрковский. – Я бы сказал, достаточно странно, что с ними вообще приходится сталкиваться. Протонный поток распространяется весьма узким пучком, и вероятность попасть в него ничтожна.
– Нам просто повезло, – вздохнул Дауге. – Омерзительное состояние, когда тебя вот так запросто убивают, а ты ничего не можешь сделать. И потом… я вообще терпеть не могу уколов, а от этих вдобавок сильно болит поясница.
– И даже спецкостюмы не могли бы помочь? – поинтересовался Быков.
– Какие там спецкостюмы!.. – Дауге махнул рукой. – От этого, Алексей, никакие костюмы не спасут. Энергии в миллионы электронвольт! Но, к счастью, все позади…
– Пока еще не все, – сказал Ермаков.
– А что такое?
– В рубке до сих пор мигают индикаторы.
Юрковский живо обернулся к нему:
– Мигают?
Ермаков кивнул.
– Мигают, черт бы их взял, – подтвердил Богдан.
– Сильно?
– Да нет, этак на одну сотую рентгена. Но все-таки мигают…
– Значит, извержение еще не прекратилось… А ведь мы летим как раз около оси протонного пучка… – Дауге с озабоченным видом замолчал.
– Никуда не годится! – Юрковский с видом учителя, уличившего ученика в ошибке, покачал головой. – Солнце вращается, и место извержения давно переместилось в сторону. Нет, здесь что-то другое…
– Наведенная радиация, – сказал Ермаков.
– Ну конечно! – обрадовался Дауге. – Этого и следовало ожидать. Под воздействием протонной бомбардировки часть атомов в толще стен «Хиуса» стала радиоактивной, только и всего…
– Хорошенькое «только и всего»! С этим будет такая возня…
– Не думаю, – возразил Спицын. – Ведь радиация не очень сильная, допустимую дозу не превышает.
– Хорошо еще, что сверху нас прикрыл «Мальчик», – осмелился вставить свое слово Быков.
– Да, «Мальчик»… – Ермаков подумал. – Ведь «Мальчик» тоже может оказаться зараженным. Это было бы неприятно.
– Сделаем вылазку, проверим? – предложил Юрковский.
– Только после того, как повернемся зеркалом к Солнцу. Примерно через двое суток.
– Подумать только, – проговорил Дауге, который, видимо, все еще осмысливал пережитое, – если бы эта гадость длилась еще несколько минут, все было бы кончено! «Хиус» с мертвым экипажем!
– И через пятьдесят часов мы раскаленным облаком врезаемся в Солнце…
– Такие похороны не снились ни одному викингу! – торжественно сказал Юрковский. – Иногда мне чертовски жаль, что я не поэт…
– Лучше уж без похорон, – заметил Михаил Антонович. – Мне кажется, что, как ни увлекательна эта перспектива, нам следует сначала выполнить свою задачу.
– Мертвый планетолет с мертвым экипажем… – Богдан посмотрел на Ермакова. – Такие уже есть, не так ли, Анатолий Борисович?
– Межпланетные «Летучие голландцы»…
– Что с ними случилось? – с понятным любопытством осведомился Быков.
– Разные причины… Болезни, вывезенные с других планет, такие же вот вспышки на Солнце…
Разговор этот происходил в кают-компании. Юрковский сидел верхом на стуле, положив локти на его спинку, и поглядывал на собеседников красивыми блестящими глазами. Дауге ходил из угла в угол, останавливаясь время от времени у стола, чтобы взять из вазы ломтик засахаренного лимона и покряхтеть, поглаживая поясницу. Спицын и Быков устроились на диване. Ермаков, только что сменившийся с вахты, сидел в кресле у книжного шкафа, а Михаил Антонович, собравшийся в рубку, стоял в дверях.