Роза ветров

Лана Дроздова Петровских

Роза ветров

"Ты знаешь, как важно быть первым! Когда адреналин внутри допрыгивает до глотки и криком вырывается наружу... Да! Ты знаешь это кайфовое чувство... потому что, впервые испытав приступ победы, ты вновь и вновь ищешь это ощущение во всём... и во всех - проще всего у тебя это получается с женщинами. Обволакивая их сущность своей харизмой, ты сам погружаешься с головой в сладкое предвкушение легкой победы. Легкой? Да! Потому что уже испытываешь само удовольствие начать игру соблазнения первым... Ты - красавчик, и с годами твой статус только укрепляется. Седина в волосах, спокойный тембр, уверенность, скользящая сквозь все твои движения - и новый мотылек вновь летит к твоему солнцу... Ты думаешь, так будет всегда?

Поверь мне - внезапно и как-то непредсказуемо - твоя игра остановится, закончится навсегда и совершенно не с твоим уходом из этого мира. Ты будешь продолжать жить, обедать в дорогих ресторанах, засыпать в облаках мягкой постели, вполне возможно, что не один... НО... адреналин и вкус победы быть первым - больше никогда не будет в твоей власти.

Не веришь моим предсказаниям? Считаешь, что я твой тайный завистник? Что мне не дает покоя твой успех? Нет... дорогой мой... Мне незачем завидовать... завидовать самому себе...

Если ты читаешь это письмо - значит... моя исповедь, долетевшая в этом конверте, возможно, предостережет тебя сейчас - тогда и моё настоящее, а твоё будущее уцелеет от щемящего страшного чувства "ни-ког-да больше"...

. . .

Он шёл ночной тишиной, тихонько насвистывая привязчивый фокстрот.

Покидая ретро-клуб, в этот раз он возвращался один. Апартаменты в красивом доме в исторической части города ждали его в блеске светящихся окон второго этажа. Он, уходя, всегда оставлял свет в спальне, о;кна которой смотрели на улицу. Создавалось ощущение живого пространства, хотя он предпочитал одиночество, но ему нравился этот теплый свет воображаемого очага.

Привычным жестом скинув пиджак на стул-вешалку, неспешно поставил ботинки из экзотической кожи в угол, слегка пошатнувшись от выпитого количества под шансон и блюзы симпатичной шатенки, он вновь засвистел приятную мелодию. Расслабленному от музыки, ему не хотелось очаровывать исполнительницу милых песенок... не сегодня...

В крохотные паузы, когда музыка не навязывала слова, в которые он погружался, в голове мгновенно возникало странное утреннее ощущение пустоты... будто перед ним медленно закрывалась огромная чугунная дверь, отрезая пространство выбора - он не успевал проскочить в светлый промежуток, оставаясь в темном непонятном недоумении. Он уже не мог вспомнить - это было утренним сном или внезапным видением, но неприятный шепоток пробежал внутри, проявляясь сквозь кожу на висках прохладным неприятным по;том. Лечь в кровать было единственным желанием.

. . .

Утром он улетал в командировку в знакомый Потсдам. Милый уютный городок встретил моросящим дождем. В этот раз его поселили в районе бывшего закрытого города (отдельный район Потсдама), где раньше жили работники НКВД с женами, детьми, прислугой - эшелон далекой советской власти. Когорта стоящих у власти должностных лиц разных уровней проживала в этих симпатичных домиках долгие годы.

Он почувствовал несвойственное ему волнение, осматривая предоставленный дом. Спустившись в подвал - разыгралось воображение. Будто призраки чужой семьи шебуршались в дальнем углу. Он поёжился. Голова, как слоеный пирог - вечернее перепитье, утренний самолет, моросящий дождь, закрытый город с его воспоминаниями - неприятно! Он вышел на лужайку перед коттеджем.

Вечером он отказался от предложенной экскурсии к дворцу Прусского короля, его мало интересовала эпоха позднего барокко. Направив свои шаги в сторону центра города, он завис в местной пивнушке с милым названием "Бавария". Официанточка в национальном костюме в расшитой белой рубашке и черном сарафанчике, шнурованном на уровни высокой груди, привлекала внимание.

Он выстраивал вереницу бокалов на столе, запрещая уносить пустые - это была некая игра - посчитать количество выпитого. Потом он раскладывал подставки-кружочки, когда навязчивый менеджер всё же унес опустошённую посуду. Для ровного счета сил не хватило. Он бросил затею счетоводства и, расплатившись, вышел под лунный моросящий дождь.

Третий день командировки подходил к концу. Утром свежий и бодрый он появлялся в офисе, вечером - уставший от выпитого пива и подсчитанных кружочков-подставок, он плюхался в такси. Но каждый раз накатывало странное чувство тоски, не утопая в алкоголе, оно преследовало до утра, пока он не проваливался в короткий сон под трели непуганых соловьев.

Ожидая головную боль, он не встречал ее на рассвете, наоборот, свежесть мыслей и бодрость сил. Непонятная метаморфоза.

Обычно его командировочные вечера заканчивались с хорошенькой немкой, которая определенно хотела выучить пару слов по-русски. Но в этот раз - ему хотелось одиночества как никогда.

"Старею, что ли" - подумал он, усмехнувшись своим мыслям. Сорок шесть - вполне нормальный возраст. Он поигрывал в теннис, подолгу плавал, любил пешие прогулки на расстояния, в общем, подолгу мог делать всё, как всегда.

Дождь, пропадая на несколько часов, возвращался вновь. Последний вечер. Мягкий свет фонарей куда-то манил. Захотелось прокатиться далеко-далеко. Взяв на прокат обычный транспорт для следящих за своим здоровьем немцев в любую погоду, он с удовольствием крутил педали. Представилась симпатичная расстроенная мордашка официантки, которая привыкла к нему за три вечера, он по ее движениям и взглядам уже знал, что в следующий его визит они уйдут вместе, но именно сегодня душа требовала простора.

В начале мая Потсдам уже погружен в зеленое великолепие. Сочные листья, цветущая сирень, цветы, названия которых он не запоминал, зная только общепринятые для букетов.

В голове радостно вспомнилась песенка кота Леопольда - "Пусть, пусть дорога вдаль бежит, Грусть пусть на сердце не лежит, Мне все на свете по плечу, И с песней этой качу по свету, Качу, качу куда хочу..."

Внезапно, проворонив выбившийся булыжник из мостовой, он соскочил с велосипедной дорожки, ударившись о бордюр. Колесо развернуло в сторону и, не снижая скорости, он свалился на проезжую часть...

Ни машин, ни людей. Чертыхаясь и постанывая от разбитого колена и рук, он дотащил себя и велосипед до близко стоящей остановки.

Удивило наличие сухого места на мокрой лавочке, будто кто-то только что сидел на ней и в миг испарился. Он осторожно присел, щурясь от боли.

"Покатался, герой... Лучше бы с Хильдой развлекался. Кстати, с немецкого ее имя переводиться, как "сражённая". Сраженная наповал моим обаянием", - он чуть слышно рассмеялся своим мыслям.

Шорох в темноте огромного дерева, свисающего на край остановки, остановил его смешок.

- Кто здесь?! - громко по-немецки произнес он.

Из-за ветвей показалась женская фигурка в вечернем платье до колен.

"Видимо, я спугнул эту птичку со скамейки".

- Guten Abent - миролюбиво произнес он.

- Я не говорю по-немецки...

- Нормально... Привет... ты и по-русски говоришь с акцентом. Не бойся, я сам, видишь, раненный... Ты откуда здесь под дождем?

Она вышла к остановке на свет.

"Ей около тридцати, хотя можно принять за подростка, если снять платье и убрать странную пирамидку из волос... Снять платье! - да это в твоем репертуаре, но похоже она в дурацкой ситуации похлеще, чем ты" - рулил внутренний голос.

... Он согласился с ней, что мужчины-немцы странный народ, при всей природной аккуратности, они могут внезапно стать абсолютно негалантными. Пригласив ее на вечер, немец напился, как shcwein, и ей пришлось сбежать из домика и незнакомого места, телефон разрядился, а номера, которые мы помним всегда, впитав их с молоком матери, начинаются с нуля - 01, 02, 03 и так далее. Хотя сейчас общая служба 112, но это не тот номер, по которому сейчас окажут помощь. Он предложил себя в качестве спасателя.