Страница 3 из 4
Вот юркие тюлени, завидев громаду ледокола, ныряют со льдины без брызг в воду и уже с безопасного расстояния изучают нас своими внимательными черными глазами.
Бывает, что линялый летний писец, похожий на облезлую дворняжку, не обращая на нас внимания, стоит, опустив голову, нюхает лёд, долго и мучительно соображая – как же ему теперь перебраться на противоположную сторону канала?
Летом морской соленый лед (в отличии от речного пресного) не такой крепкий, как в зимние морозы. Лёд от корпуса ледокола колется легко, лопается с арбузным треском, иногда чпокая звуком слюнявого поцелуя, осыпает ледяными брызгами всё вокруг.
Огромные, иногда бывает что размером и с деревенскую избу, вывороченные штевнем из ледового поля глыбы с шумом-уханьем и сопеньем всплывают за кормой. Они долго ныряют, трутся друг о друга, кружатся, как бы вальсируя в водяных струях трёх мощных винтов атомного ледокола.
Радостно, весело делается на душе, когда начинаешь осознавать всю силу нашего атомохода, быстро идущего в нетяжелых льдах на трети своей мощности. Чувство общности с чем-то великим, созданным, по Божьей милости, человеком, возвышает сердце и наполняет его гордостью за русских людей, создавших такую фантастическую конструкцию.
Слова: Россия, Родина, Русь начинают наполняться духовным смыслом и теплым чувством собственной сопричастности к махине в миллиарды раз большей нашего ледокола…
Что такое наш ледокол? – Сложное плавучее инженерное сооружение. С атомным двигателем. Это, грубо говоря, плавучий дом с лифтом на девять палуб.
Жизнь на нем разбита на вахты. Каждая вахта длится 4 часа. Затем у моряка 8 часов отдыха. Затем опять вахта. Затем опять отдых 8 часов. И так весь рейс. Все полгода. Или дольше…
В начале рейса в сауну с бассейном или в спортзал, или в библиотеку не протолкнуться – каждый хочет «начать новую жизнь в этом рейсе». – Заниматься спортом, делать что-то полезное, например, курсовики и контрольные работы в заочном институте или училище. Освоить смежную специальность, прочитать умную книгу, да разве мало благопожеланий у человека?
Но дни идут за днями, и вот уже целая проблема – найти себе партнера для игры в теннис или для похода в баню – некому веничком похлестать, потереть спину мочалкой, не с кем попить чайку после доброго банного пара.
Монотонность ходовых вахт, постоянный недосып, вызванный стремлением поучаствовать в судовой жизни в ущерб сну, угнетает моряков.
Отсутствие семьи и женского общества делает людей раздражительными, замкнутыми, готовыми на немотивированную агрессию.
И как важно в такой момент позвонить на родину, услышать голос любимой, узнать последние новости из дома, услышать голоса дорогих сердцу людей – матерей, отцов, малых деточек.
У нас на ледоколе была спутниковая станция «Волна-С».
И несмотря на то, что это недешевое удовольствие – звонить через космос домой – от желающих позвонить у радиста не было отбоя.
Однако радист не может целую вахту давать телефонную связь экипажу. Ему и служебные радиограммы надо отправить в пароходство, принять диспетчерские сообщения от других ледоколов и передать свои, принять прогноз и карту погоды, и сделать иные важные дела.
Бывает так, что с подъемом ледокола в высокие широты спутниковую станцию надо подстраивать, т. к. сигнал спутника слабо охватывает арктическую зону.
Тогда, в ручном режиме, при помощи специальных таблиц, радист занимается «профилактикой», а говоря по-простому, настройкой антенны, стараясь поточнее навести её на спутник, висящий на высоте 35700 километров над экватором Земли.
Однажды после обеда штурман и радист поднимаются на ходовую вахту. Один направляется к себе на капитанский мостик, другой – в радиорубку.
Штурман спрашивает у радиста, можно ли сегодня позвонить в Москву по спутнику?
Тот отвечает: «Нет, сегодня нельзя – спутник на профилактике».
Язвительный штурман, собрав весь свой сарказм, говорит: «А не ты ли ему делаешь “профилактику”?»
Радист разумно отвечает: «Мы не можем изменить траекторию полета спутника или что-то изменить в нём самом. Но мы можем изменить свои представления об орбите спутника, изменяя угол наведения нашей антенны. А когда антенна будет настроена, у нас появится телефонная связь».
Вот уже много-много лет я вспоминаю тот разговор, и уже в который раз, на примерах своей жизни, убеждаюсь, что нет у нас возможности изменить что-то вне самого себя.
Не то что траекторию спутника изменить, а и соседа своего не изменишь, чтобы он, дай Бог ему здоровья, дверью не хлопал по ночам.
Детей своих не изменишь – чтобы они мыли, хотя бы за собой, посуду.
Жену свою не изменишь – чтобы была поласковей.
Ни начальника ты не изменишь, ни подчиненного.
Даже кошку изменить невозможно – чтобы не шкодила.
Всё это пустая трата времени – суета сует и томление духа.
Так уж Господь управил.
И каждый сам стоит перед Господом и каждый сам перед Господом падает.
Да и кто я такой, чтобы «менять» людей? – Пар, выпущенный из чайника на малое время…
Но замечаю, если я что-то начинаю менять в себе, делаюсь добрее и внимательнее к кому-то, пытаюсь услужить, покрыть любовью, – тогда в ответ что-то начинает меняться и в людях.
Вот я думаю: как правильно настроить свою собственную «антенну»?
Как наладить свою собственную жизнь, то есть как стать самому лучше – чище, добрее, сердечнее?
Как научиться любить людей – чтобы и люди могли полюбить меня, и наша жизнь изменилась бы в лучшую сторону?
Где брать эту любовь?
Вот вопрос!
А ещё, Господи!
Чтобы не болтать лишнего, научи, помоги мне стать хотя бы таким, как думает обо мне моя собака.
Аминь+
Ночная трасса
(90-й псалом царя Давида)
Сердце мое говорит от Тебя: «Ищите лица Моего», и я буду искать лица Твоего, Господи.
Ночная трасса.
Фары выхватывают стройную девичью фигурку на обочине. Девочка машет мне рукой, просит, чтобы я остановился. Торможу, сдаю назад.
Девчата-плечевки, проститутки, которые «работают» вдоль трассы, никогда сами не останавливают машины. Таков этикет профессии. Кому надо сам остановится.
Моя девчушка открывает дверь – до города подвезешь?
– Садись.
– Только денег у меня нет, – говорит она дерзко, с вызовом, но есть кое-что получше.
– Ладно, ладно, садись ты, Мария Египетская, я мзды не беру, – с улыбкой отвечаю я.
– Я, действительно, Мария, – удивляется девчушка, – но только не Египетская, а… – она назвала свою фамилию, довольно распространенную у нас в России.
О, наша святая провинциальная простота..!
Мы трогаемся и быстро мчимся по пустынной трассе.
Салон автомобиля наполнился резким запахом водочного перегара, курева и безстыдной продажной любви.
– У тебя (она мне тыкает, несмотря на огромную разницу в возрасте) музыка в машине есть? Я люблю веселиться и танцевать, – кокетливо поясняет моя пассажирка.
– У меня музыки в машине нет.
– А это что? – обличила она меня, указывая перстом на светящуюся панель магнитолы.
– Здесь у меня псалмы царя Давида.
– Что-что здесь у тебя? – не понимает Мария.
– Псалмы царя Давида. Это не музыка, а хваления Господу – они очищают человеку сердце и укрепляют человека в сложных обстоятельствах жизни, – раскованное поведение пассажирки стало уже тяготить меня.
– Ну, хорошо, давай, включай. Что там у тебя… – снисходительно разрешает мне будущая Мария Египетская.
– Живый в помощи Вышняго, в крови Бога Небесного водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма своими осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его, – зазвучал в салоне безстрастный голос Валаамского инока, читающего 90 псалом царя Давида.