Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 12

Если бы кто-то из взрослых узнал о случившимся, он бы подумал: «Ах, дети не знают, что жизнь – не сказка, и не ждет героя на Пути колдунья, что вручит ему меч и знания, которые сделают его великим воином. Глупые дети, что вы будете делать одни, в большом и злобном городе, без денег, без оружия и полезных навыков?». Но так уж ли глупы эти юноши? Напротив, они гораздо умнее сказавшего такое взрослого, потому что еще обладают тем знанием, что у этого взрослого уже отняли. Знанием о том, что если ты хочешь перемен – нужно идти и создавать их своими руками, а не сетовать на то, что жизнь – не сказка, стараясь скрыть этими словами желание получить все почести от жизни задарма, не поднимаясь со своего места навстречу испытанию неизвестностью!

И Ротгер не мечтает о колдунье с волшебным клинком. Он видит лишь себя через много-много лет, стоящего с обнаженным мечом над трупами врагов конунга, которому он поклянется в верности.

И Эдан и не думает о волшебных подарках богов, которые получает герой, лишь переступив порог дома. Он видит внутренним зрением лишь взрослого себя, великого воина, от имени которого содрогаются все земли далеко на юг от его родины.

Своими дорогами идут они пешком. Еда быстро кончается, и ноги болят, и сыреют походные плащи, но ветер дует в спину, стучат копыта проезжающих мимо лошадей, дышит морозом земля, и жизнь зовет сражаться.

Ротгер спрашивает прохожих, где расположилась дружина конунга. Эдан пытается разузнать, где находится дом его воеводы. Они идут от дома к дому, и ботинки их давно уж промокли в слякоти и лужах, а прохожие лишь изредка оборачиваются на них, но проходят мимо, принимая мальчиков за бездомных оборванцев.

Усатый седой Зигфрид, помощник воеводы, снисходительно смеется, глядя сверху вниз на парня, который едва ли достает ему до пояса. Наконец, решает он пошутить – так, чтобы у оборванца отпала охота выдумывать всякие глупости.

- Конечно, я возьму тебя в дружину. Но дружинником может быть лишь тот, кто может сам одеть себя в рубаху воина и купить себе оружие. Обзаведешься этим – возьму.

- А кто лучший кузнец в городе?

- Мастер Гунтер.

- Благодарю тебя, - кланяется Ротгер и уходит. Ведь не взрослый он, и не знает житейской иронии, здравого смысла и слов «так не принято».

Гунн, воевода конунга, задумчиво жует губы и чешет заросший жесткой щетиной подбородок. Одного глаза у него нет, а второй он слепо щурит, рассматривая Эдана, маленького паренька, который полез к нему с какими-то глупыми вопросами. Наконец, придумывает он такую необычную идею, как аккуратно избавиться от ребенка.

- А меч у тебя есть? Кольчуга? Щит? Хотя бы копье иль топор?

Эдан отрицательно качает головой.

- Обзаведсь-ка сначала этим.

- А кто лучший кузнец в городе?

- Для конунга и меня кует всегда Вилфрид.

Эдан чувствует неискренность в словах воеводы, но уж очень любит он ловить людей на слове, и потому уходит, размышляя, где бы найти кузнеца.

4

Мастер Гунтер и мастер Вилфрид были известными на весь Виндесгард и его окрестности соперниками. Ни один кузнец в городе не мог состязаться с ними в оружейном деле. Как часто бывает с великими людьми, ни у Гунтера, ни у Вилфрида не было детей: любивший в юности прекрасную и умную дочь кожевенника, Гунтер, похоронив ее уже своей женой, не любил более, а Вилфрид, напротив, любил женщин так сильно, что ни одна из них не захотела быть его женой, и были ли у него бастарды, он не знал, ведь жрица из храма Фрейи умела обрывать беременность. Поэтому многие юноши и даже – чего только не бывает – некоторые девушки рвались стать подмастерьями обоих мастеров, но мало кто заходил дальше порога их таинственных кузниц.

На марке мастера Гунтера был отпечатан ясень. Гунтер выплавлял собственную сталь, используя для сплава древесный уголь из особой породы ясеней, росшей только в Удельвальде, куда никто, кроме него самого и его учеников, ходить не смел: в Удельвальде водились варги.

- Ты, юноша, не знаешь, что за работу кузнеца дорого платят? Особенно мне, сыну альвов! Есть ли у тебя деньги? – вопрошает Гунтер, крепкий сорокалетний старик с молодыми глазами и горделивой осанкой.

- Нет, мастер. Но мне нужен меч. Я должен стать великим воином.

- Горы золота, добытого в походах, красавиц-рабынь и ревнивую людскую славу? Все юноши о таком мечтают, да что мне с того? Возвращайся на свой хутор, дитя.

Лицо Ротгера не ничуть не изменилось.

- Нет, мастер. Я не этого хочу. Я хочу только стать великим воином, - ответил он спокойно, и Гунтер почувствовал, что юноша даже не понимает, как связаны слова кузнеца с его собственной мечтой. Ротгер, меж тем, продолжил:





- Раз я не могу заплатить за меч, я хочу сделать его своими руками. Можешь ли ты научить меня?

Гунтер только почувствовал, как трогает его губы странная, теплая улыбка, и тут же взял себя в руки и сказал тем же суровым тоном:

- Много юношей просились ко мне в подмастерья, но, как видишь, никого при мне сейчас нет. Если ты хочешь учиться, ты должен пройти испытание. А когда пройдешь его – поклясться, что не станешь покидать меня, и тем более, возвращаться домой, пока не завершится твое обучение и я не посчитаю, что ты стал мастером, потому что из моей кузни никогда еще не выходил брак, и не выйдет.

Ротгер, наверное, тут же вспомнил образы матери и дома, которые тут же отозвались странной тоской, а где-то в глубине души шевельнулся трусливый, вечно сонный зверек, но все призраки растаяли, когда он увидел за спиной кузнеца смутные очертания стальных петель, в которых лежал готовый меч.

- Я согласен.

- Не торопись, мальчишка. Я отправляю таких как ты в Удельвальд. В Удельвальде растет особая порода деревьев, черный ясень. Его довольно трудно найти, но если ты справишься и принесешь мне нарубленные из него дрова, я возьму тебя в ученики.

- Удельвальд?

- Да.

- Но там же варги.

Гунтер только улыбнулся в ответ.

- Боишься? Ну так беги домой, великий воин.

- Нет, я не боюсь! – Ротгер чувствовал, как затылок буквально обожгло стыдом. – Конечно же я не боюсь, варгов бояться только крестьяне…

- И дружинники конунга. Но среди них нет великих воинов. Потому что нельзя лезть в дела, на которых у тебя не хватит сил.

На марке мастера Вилфрида была отпечатана капля крови. Вилфрид закалял меч не в воде или масле, как другие, а в крови кобольдов, которые жили под руинами древнего священного кургана Хельденгруфта, в пещере, где очень-очень давно, еще когда тут была всего одна деревня, хоронили героев, прославившихся великой силой. Никто, кроме самого Вилфрида и его учеников, не спускался туда, опасаясь будить тех, кто не был сожжен в погребальных кострах.

- Что? Меч тебе? Да ты, должно быть, родился глуп, если не знаешь, что за работу нужно платить. Уйди и не трать мое время, - ответил Вилфрид и уже хотел захлопнуть дверь перед носом Эдана, когда тот сказал:

- Мой отец завещал мне быть наполовину глупцом, и я пока не смог избавиться от его наследства.

Лицо у Вилфрида слегка разгладилось, и он оставил дверь в покое, ожидая, что дальше скажет мальчик.

- Я признаю неправоту перед тобой, мастер, и задаю более разумный вопрос: могу ли я выучиться у тебя ремеслу и сделать меч сам?

- А почему именно у меня? Найди кого-нибудь другого, кто охотнее берет подмастерья.

- По мне, уж если не быть в каком деле лучшим, так вовсе и не браться за дело. А ты, говорят, лучший кузнец, и лишь под твоим началом я смог бы сравняться с тобой по силам.

Вилфрид хмурится и отвечает то же, что говорил уже десяткам других юношей:

- Мои подмастерья проходят испытания. Давным-давно у меня работал один, а остальные были либо трусы, либо мертвецы.

- Я согласен.

- А потом, если ты не струсишь и все еще будешь дышать, ты поклянешься мне, что не покинешь меня до тех пор, пока действительно не станешь лучшим, или я не убью тебя, потому что я с тобой согласен: или нужно делать лучше всех, или не браться вовсе. И не выйдет из стен моей кузни плохой товар.