Страница 1 из 147
====== ГЛАВА ПЕРВАЯ. 1. Виктория ======
Городок был... дырой обозвать – похвалить только! Собственно, даже и не городок, а так – с точки зрения родившейся и выросшей в столице девочки – большая деревня. Когда из здания вокзала, навьюченные сумками и чемоданами, словно ослики тюками, буквально вывалились на небольшую площадь красивая, немного похожая на цыганку женщина и взъерошенная рыжеволосая девочка-подросток, перед ними предстала главная улица, которую в Москве и переулком бы вряд ли посчитали. Вдоль улочки тянулись двух-трех этажные домики-пряники, что могло бы выглядеть живописно... могло бы, но для Виктории не выглядело.
Вика в данный момент была в крайней степени недовольства жизнью. В ее плечо больно врезалась лямка большой спортивной сумки, поправить которую было невозможно, поскольку руки заняты чемоданами, с неба моросил мелкий нудный дождичек, девочка была вконец вымотана долгой поездкой на четырех электричках с пересадками, недовольна переездом из Москвы в какое-то редкостное захолустье, взвинчена только отгремевшим нервным и скандальным разводом родителей и крайне недовольна жизнью и судьбой в целом – оттого сочла пейзаж унылым и облезлым. Впрочем, стоял самый конец октября, листва на деревьях уже почти облетела и успела поблекнуть и потемнеть, небо было низким, тяжелым и серым, действующим на нервы этим вот дождиком... Жизнь в целом явно не удалась! “Правильно говорят – везет как рыжей!” – уныло подумала Вика. Когда ты просто рыжая – это еще полбеды. По-настоящему “веселая” жизнь ждет, когда при этом цвете шевелюры, выдающем в человеке мнимую склонность убивать лопатами дедушек, твоя фамилия – Чубайс! Виктория Рикхардовна Чубайс!!! Страдальчески вздохнув, девочка недовольно покосилась на мать. Они были очень непохожими. Виктория не унаследовала яркой красоты смуглокожей брюнетки Жанны, зато получила от отца жесткую рыжую шевелюру, светлую чуть ли не до прозрачности кожу и дурацкую фамилию в придачу! Себе-то Жанна оставила девичью! А ребенку, значит, можно жизнь испортить! Фамилией, переездом в какую-то жуткую дыру, лишь бы подальше от бывшего мужа – причем, что в этой деревне делать молодой девушке, у которой вся жизнь впереди, Жанна явно и не думала... Вот и сейчас, проигнорировав вздох, женщина решительно шагала к автобусной остановке – едва волочащая затекшие после многочасового сидения в электричке ноги дочка едва успевала за ней. “Везет, как рыжей... – уныло повторила про себя Виктория. – но я, наверное, единственная рыжая в мире, кому ДО ТАКОЙ СТЕПЕНИ не везет!” Комментарий к ГЛАВА ПЕРВАЯ. 1. Виктория Подумала я недавно, что можно было бы назвать ее не Викой, а Василисой, но сама история – начинание очень давнее и менять теперь одно из самых задействованных имен – саму себя запутывать.
====== ГЛАВА ПЕРВАЯ. 2. Ева ======
Фамилия Евгении была Ларина. У пожилых учительниц эта фамилия вызывала сентиментальный восторг, ассоциируясь со светочем русской поэзии и его широко известным произведением, однако широкая известность эта ограничивалась узкими кругами – большинство сверстников Евы знакомы были с Александром Сергеевичем исключительно по фразе “А работать Пушкин будет?!”. Да и не напоминала смешливая Ева ни лиричную романтичную Татьяну, ни даже ее очаровательную легкомысленную сестричку Ольгу. Зато у нее был отец-милиционер... дочь мента Ларина – с этим приходилось учиться жить! Даже если папа Тимофей вовсе не питерский детектив, а всего лишь местный участковый, ведущий идейную борьбу с отцом Алинки, на швейной фабрике которого работали, в основном, соотечественники Шевралиева, не вполне легально проживающие в России, да тщетно пытающийся который год приструнить мелкую шпану – компашку второгодников под предводительством Рыжего Юрика, воображающего себя АльКапоне локального масштаба! С этим стоило научиться жить и Ева жила. Причем жила и радовалась: будучи по натуре своей оптимисткой, она не только не обижалась на шуточки, но и слыла автором многих из них – наиболее остроумных! Во всем, если постараться, можно найти позитив.
Взять хотя бы Мартына! Несчастный парень был даже не классическим, а просто-таки карикатурным образчиком отличника-зубрилы: был тощ и бледен, как выросшее в темноте растение, носил жуткие очки с толстыми стеклами в кошмарной старушечьей оправе, самой яркой чертой внешности Мартынко был намазанный зеленкой интеллигентный прыщик на выпуклом лбу, а уж занудлив был... Впрочем, себя Ева считала куда более несчастной, ибо это чучело было уже несколько лет в нее “тайно” влюблено – разумеется, в курсе тайны были все – и невозможно было найти в Верескове уголка, где Еву не преследовал бы преданный, как у побитой собаки, взгляд через толстые линзы очков. Вместе они смотрелись еще более нелепо, чем Мартынко сам по себе – хотя нелепее, казалось бы, уже нереально! – Ева была яркой, кудрявой и, обтекаемо выражаясь, склонной к полноте девчонкой, обаятельной, смешливой, но не особенно эрудированной, так что на ее фоне горе-ухажер смотрелся еще более тоще, бледно, и занудливо, чем обычно. Евгения сочла бы Мартынко сущим наказанием судьбы, если бы та же судьба не огорошила ее такой пакостью, как контрольные работы, к которым кто-то должен был подтягивать, да домашние задания, которые надо было у кого-нибудь списывать. Можно, конечно, было бы обратиться к Дашке Кукушкиной, но та была привередой почище учителей, списывать не давала принципиально, а при репетиторстве пыталась ДЕЙСТВИТЕЛЬНО вбить в кудрявую голову подружки весь пройденный материал, которым Ева замусоривать память была категорически не готова. Ну зачем ей в жизни будут нужны все эти неправильные дроби, формулы, события да даты?! Так что подруга не подходила категорически, вот и приходилось время от времени являть Мартынко свою благосклонность и позволять совершать учебные подвиги во имя дамы своего сердца. Ему несложно, он на целый класс старше... О том, что парню приходится выполнять два комплекта домашних заданий – для себя за восьмой класс и для нее за седьмой – девочка особо не задумывалась. Да и все равно ему нечем заняться, кроме как над учебниками корпеть, а она девушка молодая, красивая, стоит и оставлять время личной жизни... Хотя в плане личной жизни было глухо. Мартына Ева за парня не считала, а “настоящие мужчины” вниманием чего-то не спешили радовать. Немного успокаивало то, что она не была в этом болоте одинока: маловато романтики было в жизни Дарьи – отличницу угораздило втрескаться в одного из второгодников из банды Рыжего Юрика, про Елену, тайно (для объекта и явно для всей школы!) влюбленную в первого школьного красавчика Матвея Олесина, вообще говорить не стоило, Алинку – совсем еще ребенка в душе – мальчишки не занимали, и даже у Марго Великолепной, считающей себя верхом совершенства, на амурном фронте не ладилось, в данном случае – по вине самой Маргариты, поклонников-то у нее хватало, но все не подходили по привередливым запросам питерской “светской львицы”. Надеяться на неожиданную судьбоносную встречу в Верескове, где все с пеленок друг друга в лицо знали, было бы наивно... Да что вообще неожиданного или хотя бы странного может произойти в этом болоте?! Ева задумчиво потеребила бусы на шее. Эти бусы, представляющие явную антикварную ценность, Алинка откопала в сундуках у своей бабули – мировой старушки, хоть и слегка с приветом, но очень веселой и общительной, что Евгения всегда ценила в людях. Они входили в комплект маскарадного костюма, на последнюю примерку которого сегодня вместе с девчонками следовало зайти после уроков к Алине в гости. Поначалу директриса категорически запретила ученикам празднование “буржуазного” праздника Хеллоуина. Душой Олимпиада Богдановна до сих пор жила в далеком прошлом и не желала признавать, что современные подростки чем-то отличаются от тех, что учились у нее лет сорок назад. Директриса искренне огорчалась, что отменили форму и вместо черно-коричневой толпы перед ней мелькает разноцветная, запросто могла устроить ученице разнос за подкрашенные губы, ее возмущала современная музыка, интересы нынешней молодежи и все, без исключений, веяния “загнивающего Запада”. Идея праздника едва не провалилась с треском, но школьников здорово выручила бабушка Алинки – Ядвига, владеющая симпатичной кафешкой, вполне способной вместить не столь уж многочисленных старшеклассников единственной вересковской школы. Она же подала идею не просто маскарада, а в славянском стиле, за которую Алинка, вечно жаждущая куда-нибудь применить свои дизайнерские способности, радостно ухватилась. Костюмы придумывали всем коллективом, но в основном, конечно, работали Алина и новый “эксперт по моде и стилю” Марго, слегка заземляющая неуправляемый полет фантазии первой. Получилось совсем неплохо, Ева с нетерпением ждала конца уроков... Впрочем, она ВСЕГДА с нетерпением ждала их окончания, начиная со второго урока (поскольку первый, как правило, проводила в полусне с открытыми глазами)... – Евгения! – Денис Денисович? – девочка подняла голову, пытаясь сообразить, чего историк от нее хочет. Денис Денисович с шутливым поклоном кивнул на доску. – Ну, так и что же ты готова нам рассказать о Бородинском сражении, Ева? “Упс” К доске Евгения шагала, словно на плаху, едва волоча ноги и то и дело горестно вздыхая. Класс откровенно хихикал, Денис Денисович тоже украдкой усмехался в усы... Может, если его развеселить, натянет на троячок? Учителя Еву, не смотря на ее легкомыслие и некоторую лень, вообще-то любили... Нервно теребя жемчужные бусы, Евгения комично гримасничала и честно пыталась хоть что-то вспомнить, не сводя с учителя умоляющего взгляда. Сама себя не слыша, она несла какую-то околесицу, почерпнутую из смутных воспоминаний о том, что там говорили Мартын и помешанная на “Войне и Мире” Дарья... больше в голову (и на язык) лезли подробности о бале Наташи Ростовой, ее романтическим отношениях с Андреем... и почти ничего – на тему, собственно, войны... – У меня не урок литературы, Евгения, – качнул головой Денис Денисович. – конечно, это неплохо, что ты интересуешься литературными произведениями до того, как их начали проходить в школьной программе, но мне хотелось бы услышать... Ладно, так и быть, поставлю “три”, если скажешь, кто воевал с Наполеоном. Дарья с ужасом и осуждением взирала на мучения Евы у доски, Алинка вертелась на стуле, пытаясь подсказать жестами, мимикой и невнятным мычанием, не разжимая губ. Наконец, что-то придумав, принялась черкать что-то ручкой на своей ладони и, закончив, развернула ладошку к Еве. Та, щурясь, пыталась разобрать мелкие каракули... – Ну же, Ева? “Тройку он поставит, как же! А слабо хоть одну пятерку мне поставить? – уже откровенно гримасничая и яростно теребя несчастные бусы, телепатировала на всех волнах Денису Денисычу девочка. – ну поставь пятерку, а!” – Итак? – Кутузовский! – рявкнула успевшая разобрать часть фамилии Ева. Класс рухнул, а учитель как-то странно передернулся, встопорщив усы... – Можешь садиться, Евгения, – каким-то деревянным голосом произнес он. Девочка, сообразив, что сказала что-то не то, обреченно понурилась. – тебе “пять”. – Что?!