Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 41

С одной стороны, юридический позитивизм практически «всё» право ограничивает прежде всего, во-первых, нормами права, установленными правотворческими и (или) исполнительными органами государственной власти в «законодательстве»; во-вторых, (в отдельных государствах) судебными прецедентами, также выработанными органами государственной, но уже судебной власти. В то же время в мире в целом и в России, в частности, объективно существуют также и другие источники и формы как национального, так и международного права. В результате в юридической литературе и на практике возникла теоретическая неопределенность природы, места и роли принципов и норм права, содержащихся в иных формах национального и международного права. Сложившаяся неопределенность права, выработанного с позиции юридического позитивизма и научно дискуссионных концепций интегративного правопонимания, негативно сказывается на регулировании общественных отношений прежде всего в случаях коллизий и пробелов в национальных правовых актах.

С другой стороны, научно дискуссионные концепции интегративного правопонимания, широко распространенные во всем мире, а также в России, теоретически спорно объединяют в единой системе права как принципы и нормы права, так и иные, онтологически неоднородные социальные явления, средства регулирования общественных отношений – право и неправо. В судебной практике это приводит к «размыванию» права неправом, иными социальными явлениями, например, «правовыми позициями» судов, «справедливостью», «разумностью», «добросовестностью» и т. д., в результате – к бесконечным судебным спорам, многочисленным отменам судебных актов, нестабильной судебной практике, несоблюдению сроков рассмотрения споров, а главное – к нарушениям прав и правовых интересов участников судебных процессов.

Вместе с тем, научно обоснованная концепция интегративного правопонимания, характеризующаяся отнесением к праву только принципов и норм права, содержащихся в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национального и международного права, реализующихся в государстве, «снимает» многочисленные теоретические и практические вопросы. Например, во-первых, с позиции научно обоснованной концепции интегративного правопонимания, как правило, пробелов в праве нет, пробелы в праве мнимые, поскольку в случаях пробелов в национальных правовых актах традиционно имеются принципы и нормы права, содержащиеся в иных формах внутригосударственного и (или) международного права. Во-вторых, в результате установления в России иерархии принципов и норм права, содержащихся в различных формах национального и международного права, многочисленные коллизии между ними могут быть преодолены («сняты») судами, которые могут вырабатывать «определенную» и непротиворечивую судебную практику.

Применяя терминологию Ю. М. Лотмана, в современной политической, экономической и правовой ситуации данный переломный этап возможно назвать «моментом непредсказуемости»[1]. Думаю, «момент непредсказуемости» выражается в том, что прежние «аксиомы» правопонимания, доминировавшие в мире, в частности, в XIX–XX вв., в XXI в. представляются теоретически дискуссионными, а практически, как правило, малопродуктивными или порой даже контрпродуктивными. В этой связи возникла настоятельная необходимость теоретического переосмысления многих «безусловных», «устоявшихся» и «неоспоримых» «истин» в правопонимании, выработки новых парадигм правопонимания, правотворчества и правореализации, в том числе судебного правоприменения.

Особый интерес эти проблемы вызывают в связи с процессами глобализации, объективно ускоряющимися и в действительности доминирующими в мире[2]. Вместе с тем, спорным представляется мнение отдельных авторов, полагающих, что глобализация не затрагивает вопросы, связанные с правом. Так, Г. М. Вельяминов, думаю, с позиции юридического позитивизма предполагает: «Единственное, в чем, кажется, не может быть сомнений, это в том, что глобализация – понятие отнюдь не правовое (выделено мной. – В. Е.), но социальное, экономическое и политическое»[3].

Вместе с тем, такой вывод Г. М. Вельяминова является, по меньшей мере, теоретически спорным. Например, С. А. Калинин пришел к теоретически более убедительному выводу: «…система социального регулирования включает право, мораль, религию, нравственность, культуру…корпоративные нормы и т. д. При этом взаимоотношения между указанными регуляторами обусловлены цивилизационным, культурным и иным контекстом. Регулятор, имеющий абсолютную значимость в рамках одной цивилизации, может не иметь значения либо играть незначительную роль для другой, то же самое может касаться степени влияния и значимости регуляторов. Так, для современного западного мира право выступает в качестве основного верховенствующего социального регулятора…»[4] (выделено мной. – В. Е.).

Разделяя и развивая данную мысль, М. Н. Марченко теоретически обосновано уточняет дискуссионный вывод Г. М. Вельяминова о праве как о праве не только внутригосударственном, но и международном. «Несмотря на то, что в конце XX – начале XXI века международное право неоднократно подвергалось испытанию в связи с бомбардировками НАТО Югославии, вторжением США и их союзников в Ирак и Афганистан и другими аналогичными действиями «цивилизованных» государств, предпринимаемыми ими в нарушение международно-правовых норм, – убедительно пишет М. Н. Марченко, – возникшая с момента образования международного права тенденция его взаимосвязи и взаимодействия с национальным правом не только не уменьшилась,…наоборот еще больше расширилась и углубилась»[5] (выделено мной. – В. Е.).

В. Е. Чуров и Б. С. Эбзеев, анализируя глобализацию как объективное политическое, экономическое и правовое явление, обосновано подчеркивают: «…глобализация есть объективная реальность, обусловленная замкнутостью планеты, формированием мирового хозяйства, глобальными коммуникациями и т. д. Обычно ее связывают с качественно более высокими уровнями интегрированности, целостности и взаимозависимости мира. Отсюда понимание глобализации как геоэкономического, геополитического и геогуманитарного явления, которое в том числе требует юридического осмысления и решения, основанного на единых для участников этого процесса организационных и регулятивных стандартов»[6].

В. В. Лазарев, анализируя проблемы интегративного правопонимания и происходящие в мире процессы глобализации, в дальнейшем прекрасно развивает выводы, изложенные выше: «Интегративный подход противостоит как изоляционизму, так и некритическому растворению национального в ценностях противостоящего мира. Он обращен в перспективу, он сориентирован на учет глобальных процессов. Глобализация…это уже своего рода объективная реальность, которую следует оценивать и совершенствовать»[7] (выделено мной. – В. Е.).

Необходимо подчеркнуть: глобализация – это явление не только современное. Как справедливо полагает Г. М. Вельяминов, «Глобализация – явление… прослеживаемое в истории от Римской империи (Pax Romana) и до наших дней. Возникновение современной глобальной политики историки относят к XIV–XVII векам (начальная европейская экспансия). Х. Джеймс в книге «Конец глобализации» историю капитализма последних полутора столетий описывает как две больших волны глобализации в конце XIX и в конце XX века, а период с 1914 по 1970-е годы как распад мирового рынка»[8]. Вместе с тем, процессы глобализации, происходящие уже в XXI в., многие ученые-юристы нередко описывают лишь в самом общем виде либо с теоретически дискуссионных позиций. Например, И. В. Лаптева в автореферате диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук на тему: «Правовая инфильтрация конвенции о защите прав человека и основных свобод и решений Европейского Суда по правам человека в российскую правовую систему (теоретическое исследование)» пришла к теоретически весьма неопределенному, а практически мало продуктивному выводу: «…Европейская Конвенция и Протоколы к ней, а также правовые позиции и решения ЕСПЧ, вынесенные в отношении России и других государств, являются направляющими для развития российского законодательства и правоприменительной практики»[9] (выделено мной. – В. Е.). Аналогичное мнение возникает и в отношении традиционного и «устоявшегося» вывода, озвученного, в частности, Т. С. Глазатовой в автореферате диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук на тему: «Современные тенденции развития права в условиях глобализации»: «Гармонизация права предполагает процесс сближения российского права с правом других государств…»[10] (выделено мной. – В. Е.). Как представляется, широко распространенные выводы научных и практических работников, «устоявшиеся» в российской юридической литературе, общий смысл которых состоит в том, что международное право «является направляющим для российского законодательства и правоприменительной практики», происходит «гармонизация» международного и российского права и т. д., носят теоретически весьма неопределенный, а практически малопродуктивный характер.

1

Лотман М. Ю. Культура и взрыв./ В кн.:Лотман Ю. М. Семиосфера. СПб., 2010. С. 108.

2

См., например: Губаева Т. В., Гумеров Л. А., Краснов А. В. Нормы права: теоретико-правовое исследование: Монография/ Отв. ред. Т. В. Губаева, А. В. Краснов. М.: РАП, 2014. С. 133.

3

Вельяминов Г. М. Глобализация: суть и динамика // Московский журнал международного права. 2012. № 1. С. 8.





4

Общая теория права: Учебное пособие / В. А. Абромович и др.; под ред. С. Г. Дробязко, С. Л. Калинина. Минск: Четыре четверти, 2014. С. 35.

5

Марченко М. Н. Тенденции развития права в современном мире: Учебное пособие. М.: Проспект, 2015. С. 130.

6

Чуров В. Е. Эбзеев Б. С. Глобализация. Международные гуманитарные стандарты. Суверенитет России. М.: РЦОИТ, 2015. С. 4.

7

Лазарев В. В. Интегративное восприятие права // Пилотный номер Казанского Федерального Университета.

8

Вельяминов Г. М. Указ. соч. С. 9.

9

Лаптева И. В. Правовая инфильтрация Конвенции о защите прав человека и основных свобод и решений Европейского Суда по правам человека в российскую правовую систему (теоретическое исследование): Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 2015. С. 9.

10

Глазатова Т. С. Современные тенденции развития права в условиях глобализации: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 2015. С. 9.