Слишком счастливый человек

Белый Ян

Слишком счастливый человек

"Моя жизнь была слишком уж счастливой", - вот с такой мыслью я и приставил к виску пистолет.

На столе напротив меня лежали ещё два. Новенькие, с полными магазинами. Хоть один, но должен сработать.

Рука дрогнула, опустилась.

Это нормально. Не каждый день стреляешься. Минутку посижу и закончу начатое.

Прикрыл глаза и в тысячный раз задумался, а с чего это я решил, пулю в голову пустить?

***

Счастье шло рядом не всегда. Детство моё не радовало добрыми деньками. Садик помню лишь парой запечатлевшихся в памяти картинок, а вот школьные годы до сих пор отчётливо стоят перед глазами. Как меня били, запирали в туалете, рвали книги и тетради. Застенчивым я был в детстве и слабым, но гордым, потому родителям ничего не рассказывал и учителям не жаловался, а одноклассники этим и пользовались.

Больше всего доставалось от забияки Васи Санюка. Временами от него влетало всем в нашем классе, но мимо меня Вася никогда не проходил спокойно. Огреть ладонью по затылку, плюнуть в спину, дать с ноги по пятой точке, а ещё лучше отмутузить хорошенько и для пущего разнообразия портфелем в футбол поиграть. Без таких выкрутасов не проходило и дня.

В общем, не любил я школу. Правильнее даже сказать - ненавидел.

И лишь летом во время каникул всё менялось, но только происходило это не в моём родном Бресте. Он хоть и крупный город, но каждый раз когда я находился на улице, казалось, будто прохожие тычут мне пальцами в спину и смеются. А вот в деревне у бабушки дела обстояли совсем по-другому. Ведь там были друзья... и "чёрный".

Он мою жизнь и изменил, но не будем забегать наперёд, а пойдём по порядку.

Мне тогда двенадцать лет было, а брату Серёжке - семь. В первые же дни каникул родители отвезли нас в деревню Малоречье.

Немножко заврался. Малоречье - это не деревня, а небольшой городок, но, как говорится, перспективный. Новые дома вырастали, как грибы по осени. Только столь любимая мной и братом баба Вера жила не в застроенном многоэтажками районе, а на самой окраине, где сплошь одни частные подворья стояли и никаких тебе высоток.

Выйдешь из дому, по бетонной дорожке по-над цветниками протопаешь, выскочишь за калитку, а там, через дорогу - поле, речушкой наполовину разделённое, а за полем, вдали у самого горизонта - берёзовая роща.

Если же за угол дома завернуть и миновать пару соседских дворов, на асфальтированную дорогу выберешься, а за ней сосновый бор начинался.

Как сейчас помню. Красота! Никак на город не похоже.

В километре от дороги в глубине сосняка пролегали железнодорожные пути. Всего одна ветка соединяла Малоречье и Брест. Но сразу за городом, от неё отходило тупиковое ответвление, метров двести длиной. Там и стоял "чёрный" - грозный, немного пугающий паровоз.

Откуда он взялся, даже старшие не помнили, поэтому и запрещали к нему ходить. Но что запрет детям? Нарушить его за счастье. Тем более что в "чёрном" была тайна, требующая разгадки.

В паровозе пропадали вещи.

Оставишь что-нибудь в кабине, на минуту в сторону отойдёшь, вернёшься, а предмета уже нет.

Взрослые, конечно, не верили. Смеялись, улыбались. Да и я сам сейчас могу понять их чувства. Став "обладателем" двух дочерей, а после - пяти внуков, ощутил всю мощь детской фантазии... Но я отвлёкся.

Лето выдалось жарким. Половина июня и июль прошли без дождей. Леса высохли. Ни грибов, ни ягод не было. Рыба на реке клевала нехотя, и мы, детвора, гуляли также вяло. Кто - мы? Кроме меня и Серёжки из детей по нашей улице ещё бегали десятилетние двойняшки Игорь и Ира Чурик. Тоже не местные, а на лето завезённые. Их бабушка жила по соседству с нашей, оттого и дружили мы чуть ли не с пелёнок.

Укрыться от жары можно было в доме, но там скучно. Ещё на реке, залезть по шею в воду, только идти туда далеко, причём через чистое поле под палящим солнцем. Либо в тени "чёрного" спрятаться. От него тянуло прохладой, хотя, казалось бы, железяка раскалиться должна на солнышке. Вот и бегали мы что ни день к паровозу. Бабушки догадывались, ворчали, но сделать ничего не могли.

Так до середины августа и протянули, а потом случилась беда.

В тот день ни свет ни заря бабушка уехала на велосипеде в центр. Что-то ей тогда в аптеке срочно понадобилось. Мы же решили время зря не терять. Перекусив булкой и запив чаем, я и Серёжка встретились с двойняшками - их бабуля поутру подолгу возилась с хозяйством, так что про внука и внучку вспоминала только к обеду - и протоптанной тропинкой направились к "чёрному".

Вошли в лес метров на сто, там как раз холм начинался, невысокий, вытянутый параллельно дороге. "Милой горкой" его называли. Туда часто молодёжь ходила, на посиделки у костра с гитарой и, что лукавить, с бутылкой самогонки.

И тогда они там оказались. Мы как услышали голоса на холме, так сразу в обход пошли. Знали ведь, старшие поиздеваются, посмеются, а потом и бабулям растрезвонят, где детвора шляется.

Болезненно лес выглядел. Всё хрустело под ногами. Трава к земле клонилась, листья на кустарниках от жара сворачивались, иголки с елей от одного прикосновения на землю осыпались. И только возле "чёрного" лес прихорашивался. Трава вокруг него торчком вверх стояла, а между шпалами за колесом заяц притаился.

Игорь зарычал на него, словно волчонок молоденький, а "ушастому" хоть бы хны. Зашился глубже под паровоз, и не выгнать из прохладного укрытия.

Серёжка с шумом и гамом в кабину залез. Игорёк взметнулся следом, а вот Ирка удивлённо застыла на месте. Всегда буду помнить её лицо в такие моменты. Губки маленькие вытянет вперёд, щёчки надует и глаза, два кругляшка, вытаращит - такая милая, красивая и восхищённая.

Каждый раз так встречала "чёрного", и каждый раз из оцепенение её выводил Игорёк.

Как загрохотал он тогда чем-то в кабине, как завыл: "У-у-у! Я призрак злобного машиниста!"

Ирка вздрогнула, обозвала брата дураком и лишь после этого полезла в кабину. Ну и я следом, как старший, страхую, чтобы не упала. Всё-таки в нашей компании единственная девочка.

Сразу же как все оказались внутри "чёрного", Игорёк сунул руку в карман.

- У меня монетка есть.

- Ещё мы карты с собой взяли, - добавила Ирка.

- Карты ещё пригодятся, - остепенил подругу я. - Уже и так туз крестовый пропал.

Ирка стала заглядывать в раскрытую топку, а Игорь замахал перед её лицом руками.

- Там он. Там! Голодный машинист!

Она в отместку треснула брата кулачком в плечо и обиженно надулась.

Вот такими были двойняшки. Игорь шалопай, а Ира - по девичьи тонкая и нежная.

Серёжка начал дёргать заклинившие рычаги, а я уселся на железный стул и уставился через окно на заросшие пути. О чём тогда думал, уже и не помню, но вернул меня в реальность возглас брата.

- А у меня вот что ещё есть!

Я аж покраснел от злости, когда увидел в его руках серебряную ложечку.

- Это же из бабушкиного набора!

Она его так любила. Говорила, что это всё что осталось от родителей, от наших прабабушки и прадедушки.

- Не заметит, - показал язык Серёжа и положил ложку на пол. - А если не пропадёт, я назад отнесу.

Рядом с ложкой Игорёк оставил монетку, а Ирка шоколадную конфету. Я же решил подарить "чёрному" старый, с облезлой краской поплавком из гусиного пера.

Мы выпорхнули из прохладной кабины в жаркий лес и устроились в тени старого дуба, в паре метров от паровоза.

- Как вы думаете, что сегодня пропадёт? - раздавая карты, спросила Ирка.

- Ложка, - ответил Серёжа.

Ирка задумалась. Взгляд направила куда-то вверх. Девчонка, что ещё можно сказать. Как про красоту заговорили, так сразу в облаках витает.