Страница 2 из 22
Деление же акциденции на другие акциденции имеет место, когда, например, говорится: "из всех белых вещей одни - твердые", как жемчуг, "другие - жидкие", как молоко, ибо и жидкое состояние, и белизна, и твердость суть акциденции, но белое разделено на твердое и жидкое. Стало быть, когда мы говорим так, то отделяем одну акциденцию в отношении других акциденций.
Однако если такое деление производится в обратном порядке (с переменой мест делимой акциденции и тех акциденций, на которые она разделена), то оно всегда обращается только в одной акциденции. Действительно, мы можем сказать так: "из твердых вещей одни - черные, другие - белые", и так: "из жидких вещей - одни белые, другие - черные", но, поменяв местами, мы делим так: "из черных вещей одни - твердые, другие - жидкие". Такого рода деление отличается от всех вышеназванных. Ведь мы не можем делить значение на слова, хотя слово делится в отношении своих значений, и части не делятся на целое, хотя целое делится на части, и виды не делятся на роды, хотя род и делится на виды. А то, что было сказано выше, а именно, что это деление осуществляется таким вот образом при условии, что и та и другая акциденция оказываются в одном субъекте, становится очевидным при внимательном рассмотрении. Действительно, когда мы говорим, что из твердых вещей одни - белые, другие черные, например камень и черное дерево, то очевидно, что в черном дереве присутствуют обе акциденции: твердость и чернота. Прилежный читатель обнаружит это и на других примерах.
Тем, кто все силы прилагает к поиску порядка истины, следует сначала понять, что свойственно всем видам деления и чем каждый из них отличается от другого. Ведь деление всякого слова, рода и целого называется делением самим по себе, остальные же три вида деления заключаются в распределении привходящего признака [6].
Деление само по себе имеет следующую специфику: деление рода отличается от деления слова тем, что слово всегда делится на собственные значения, род же делится не на значения, но каким-то образом как бы в акте некоего творения отделяется от самого себя, и род для собственного вида всегда есть целое, он более универсален по природе, а омонимия считается более универсальной, чем означенная вещь, и является целым только по имени, но не по природе. Омонимия тем отличается от распределения обозначения, что все то, что обозначается именами, называемыми "омонимами", не имеет ничего общего, кроме разве что самого имени, а все то, что располагается в одном роде, принимает как имя рода, так и определение. Более того, дистрибуция не одинакова у всех слов. Возможно, слово "пес" в другом языке имеет одно значение, хотя в латинском это слово многозначно. А вот деление рода и его дистрибуция у всех одни и те же, из чего следует, что деление слова относится к местоположению и привычке, а рода - к природе. Действительно, то, что у всех одинаково, - это от природы, а то, что отличается, - это от привычки. Таково отличие дистрибуции рода и слова.
Дистрибуция рода также отличается от деления целого. Деление целого происходит по количеству. Ведь части, составляющие целую субстанцию, отделяются либо действительно, либо в мысли. Дистрибуция же рода совершается по качеству. Ведь когда я помещу человека в род "животное", осуществится деление по качеству. В самом деле, человек является животным определенного качества в силу того, что оформляется неким качеством. Поэтому, если спросить, каким животным является человек, то будет ответ "разумным" или, уж конечно, "смертным".
Более того, всякий род по природе предшествует своим видам, целое же следует за своими частями. Части суть то, что, будучи связанным, образует целое. Иногда они предшествуют тому, что составлено из них, только по природе, а иногда также и по времени, так что род мы разлагаем на последующее, а целое - на предшествующее. А отсюда правильно говорится, что если исчезает род, то сразу исчезают и виды, если же исчезнет вид, то род не перестает существовать в природе. Иное имеет место в случае с целым. Действительно, если гибнет часть целого, не будет того целого, одна часть которого уничтожена. А если исчезнет целое, то части продолжат существовать отдельно, например, если кто-нибудь лишит целый дом крыши, то целое, которое существовало до этого, перестанет существовать, но даже если целое и перестало существовать, то стены и фундамент сохранятся.
Далее, род служит материей для видов. Ведь подобно тому, как медь, приняв форму, переходит в статую, так и род, приняв видовое отличие, переходит в вид. Множество частей целого - это материя, форма же - единство этих частей. Ведь как вид состоит из рода и отличительного признака, так и целое состоит из частей, так что целое отличается от любой своей части тем, что является результатом соединения самих частей, а вид отличается от рода тем, что возникает в результате присоединения отличительного признака.
Далее, вид всегда есть то же самое, что и род, как человек - это то же, что и животное, а добродетель - то же, что и обладание (habitus). Части же не всегда то же, что и целое: ведь рука - не то же самое, что человек, а стена - не то же, что дом. И так дело обстоит по крайней мере в тех случаях, когда имеются различные части, однако иначе дело обстоит в тех случаях, когда имеются подобные части, например в медном пруте, части которого в силу того, что они непрерывны, так как принадлежат все той же меди, кажутся тем же самым, что и целое, но это не так. Возможно, части такой субстанции и являются одним и тем же, но только не по количеству.
Остается указать, чем отличается дистрибуция обозначения от дистрибуции целого. Отличие заключается в том, что целое состоит из частей, а обозначение не состоит из того, что оно обозначает, и целое делится на части, а обозначение делится не на части, а на те вещи, которые само обозначение обозначает. Поэтому целое погибает, если лишается какой-либо части, а если устраняется одна вещь, которую обозначает многозначное слово, то само это слово продолжает существовать.
Деление рода
Итак, теперь, поскольку сказано о различии деления как такового, рассмотрим дистрибуцию рода. Сначала следует определить, что такое род. Род есть то, что говорится о многом, по виду различающемся, в аспекте того, что это, вид же есть то, что мы помещаем в тот или иной род, отличительный признак - это то, на основании чего мы полагаем, что одно отличается от другого. И еще род есть то, что подобает называть в качестве ответа на вопрос, что это и что за вещь, отличительный признак - это то, что самым точным образом отвечает на вопрос, какая это вещь. Действительно, на вопрос: "что есть человек?" правильный ответ - "живое существо", а на вопрос: "каков человек?" подобающий ответ - "разумный".
Род делится либо на виды, либо на отличительные признаки, если виды, на которые должен делиться род, не имеют имен. Например, когда я говорю: "из животных одни - разумные, другие - неразумные", то "разумное" и "неразумное" суть отличительные признаки, однако поскольку у того вида, который мы называем разумным животным, нет одного имени, мы вместо вида полагаем отличительный признак и присоединяем его к более высокому роду: ведь всякий отличительный признак, присоединяясь к соответствующему роду, образует вид. Поэтому род есть некая материя, а отличительный признак - форма. Если же виды называются собственными именами, то деление на отличительные признаки не будет правильным делением рода. Отсюда следует, что определение складывается из нескольких терминов. Ведь если бы все виды назывались своими именами, то любое определение состояло бы только из двух терминов. Например, когда я спрашиваю: "что такое человек?" - разве мне нужно было бы сказать: "разумное смертное животное", если бы "разумное животное" имело бы свое собственное имя, которое, будучи соединенным с другой дифференцией, то есть со "смертным", дало бы самым правильным и неопровержимым образом определение человека? Между тем, однако, для правильного определения необходимо деление видов, и, может быть, именно в этом и заключается правило деления и определения: ведь определение формируется вместе с делением.