Змей и радуга

Пару раз Пэнси ловила на себе его взгляд и равнодушно отворачивалась. Ну, почти равнодушно. Во всяком случае, ей казалось, что сохранить лицо получилось. А еще Финч-Флетчли всё время подходил и приглашал на танец. Даже если этот кретин пренебрег враждой факультетов, что было говорить о других? К сожалению, Вуд оказался исключением из всех правил.

Несколько раз Оливер перехватывал внимательный взгляд директора и отдергивал руку от бутылки с каким-то вином. Макгонагалл была слишком добра и слишком напоминала добрую мать нерадивого отпрыска. “Отпрыск” кривил губы и смотрел в зал. А на всем свободном пространстве плясали студенты и преподаватели: веселье царило в Большом зале такое, что рука снова тянулась к бутылке, и Оливер опять чувствовал, что Макгонагалл на него смотрит.

В танцах он никогда не был силен. Теперь — никогда не будет. Какой смысл сидеть за преподавательским столом, дежурно улыбаться и кивать ученикам? Несколько раз Оливер порывался уйти, но — снова и опять.

— Скоро заканчиваем, — шепнула Макгонагалл, подсев к нему. — Я должна попросить тебя, Оливер…

— Я слушаю, — отозвался он.

Со своего места он отчетливо видел, что Паркинсон тоже не танцевала, хотя к ней несколько раз подходили. Он видел, что Гарри сидел с каким-то отрешенным видом, видел, что этот кретин Финч-Флетчли в пятый раз пытался подойти к Паркинсон, а та посмотрела на него со скучным видом. Малфой то и дело приглашал всех, кого видел вокруг. А Забини вдруг взял Паркинсон за руку и что-то проговорил…

— …речь, пару слов об учебном годе, несколько пожеланий и напутствий. Оливер?

Он повернулся к Макгонагалл и непонимающе поморщился, а та укоризненно покачала головой.

— Я прошу тебя произнести речь перед финальным танцем. Уже светает, и выпускной пора заканчивать.

— Вот и год закончился, — попытался улыбнуться Вуд, но до него вдруг дошли слова директора, и он посмотрел на нее: — Вы сказали — речь?

— Именно. Всего пару слов…

— Я не оратор, директор, — он покачал головой и вдруг выпалил: — Отпустите меня, пожалуйста.

Макгонагалл положила руку ему на плечо.

— Ты должен сказать речь, Оливер. Я не настаиваю, но — должен.

Она намекала на что-то, и это вторило его мыслям и душевному раздраю. Оливер поднялся и нерешительно посмотрел в зал.

— Я не оратор, — беспомощно повторил он.

Но разве можно было спорить с Макгонагалл? Увы — ни с ней, ни с самим собой.

Вуд обошел стол и достал палочку, готовясь применить Сонорус.

“Всего пара слов. И я свободен”.

Сколько раз он произносил пламенные речи перед командой? Почему же вдруг все слова куда-то исчезли, а остатки терпения можно было пустить только на то, чтобы голос не дрожал?

— Я обращаюсь к выпускникам, — проговорил Оливер, стараясь незаметно перенести вес с больной ноги на здоровую.

Голос Вуда окреп вместе с последним аккордами музыки — Макгонагалл попросила тишины у “Ведуний”.

— Уже почти рассвело, и я объявляю последний в этом году танец, — он обвел глазами затихшую толпу, с неудовольствием отмечая разочарованные лица. — Всем спасибо.

Он оглянулся на Макгонагалл и пожал плечами. Речь как речь.

Опаздывая на доли секунды, полилась мелодия очередной медленной композиции. Но Оливеру было уже всё равно — он спустился в зал и быстро зашагал к дверям, посылая к черту всё, включая боль в колене.

Он видел, конечно, взгляд Пэнси — сейчас именно ее.

— Спасибо мистеру Вуду за приглашение, — раздался голос Макгонагалл. — Я же хочу поблагодарить вас за прошедший год. Первый после войны.

У Пэнси были такие глаза… Он не понимал, чего в них больше — гнева или отчаяния. Она ждала приглашения на танец. Ждала до последнего.

— Кто-то учился лучше, кто-то хуже, — продолжила Макгонагалл, — но каждый из вас сдал экзамены, и перед вами открываются двери во взрослую жизнь. Знакомством со многими из вас я горжусь.

Не дослушав речь директора, Пэнси выбежала из Большого зала.

«Я идиот…» — запоздало понял Оливер и пошел за ней, но на пути словно из-под земли вырос один из студентов и начал что-то лепетать.

— Я надеюсь, что мы не прощаемся навсегда, — тем временем сказала Макгонагалл.

Оливер обернулся на нее.

— Простите, — бросил он студенту, устремляясь прочь. Нет — за Пэнси. Отчаянно желая успеть.

*

— Малфой…

Драко даже головы не повернул. А не пошел бы национальный герой лесом? Тем самым, Запретным. Сначала обвиняет, потом оскорбляет, а после — весь выпускной выпендривается.

— Драко…

— Лесом, Потти, лесом. Иди, куда шел.

— Я к тебе шел.

— Так мило. Наш Потти нашел себе подружку? Утрись, мне блондинки нравятся.

— Ты поэтому весь вечер следишь за Гринграсс?

— Конечно. Глаз не свожу.

— Драко, надо поговорить.

— Делать мне больше нечего.

Он демонстративно отвернулся, но занять эффектную позу не смог — Поттер схватил его за руку и куда-то потащил.

— Какого хрена?— завопил Драко, пытаясь отбиться, но клешни Поттера были цепкими — недаром же столько лет ловцом отлетал. — Поттер, пусти по-хорошему, а то…

— Смотри… — разулыбался Поттер, подтаскивая его к окну в коридоре.

Радуга над квиддичным полем была такая большая, что поневоле заставила застыть от изумления — она раскинула концы от трибуны до трибуны.

Драко издал неопределенный звук.

— Впечатляет? — довольно спросил Поттер.

— Нет, — выдавил Драко. — Заставляет задуматься о том, не сквиб ли я.

— Не сквиб, точно. С природой никому не поспорить. Радуга настоящая, — радостно сообщил Поттер и засмеялся.

— Чтоб меня… — Драко забрался на подоконник и прижался носом к стеклу. — И какого плешивого Мерлина мы еще в замке?

Гарри тоже залез на подоконник и, подышав на стекло, протер его рукавом мантии.

— А ты идти не хотел…

— Я много чего не хотел, Поттер. Это сейчас к делу не относится. Так…

— Пошли купаться? Я думаю, Гигантский Кальмар уже проснулся, и можно будет скормить ему вечно недовольного белобрысого аристократа.

— Шел бы ты… — Драко повернулся к нему, но продолжать не стал.

Потому что радуга настраивала на благодушный лад. В ней были все нужные цвета.

*

Уже рассвело.

Моросил мелкий дождь. Его холодные капли намочили локоны, распуская прическу, над которой она так долго колдовала весь вечер, но Пэнси было все равно — оказалось, что старания были бессмысленными. Она подняла голову и посмотрела на небо. Облака расползались, медленно исчезая, но дождь продолжал накрапывать, не обращая внимания на радугу, замершую над квиддичным полем.

Пэнси всхлипнула. Она ненавидела эту радугу — наверное, еще сильнее, чем Оливера. Мрачного, неприятного во всех отношениях, принципиального и такого чужого.

Почувствовав движение за спиной, она обернулась. Вуд стоял в двух шагах и выглядел виноватым. Пэнси запоздало отвернулась, пряча слезы.

Оливер подошел и обнял ее за плечи.

— Я просто не умею танцевать, — тихо прошептал он ей на ухо.

Пэнси всхлипнула.

— Посмотри, какая радуга… — сказала она.

— Прости меня, — он развернул ее к себе и заглянул в глаза.

Ей хотелось сказать правду. Высказать всё, что накопилось. Бросить в лицо все обвинения. Но Пэнси лишь улыбнулась.

— Я давно простила.

Он недоверчиво хмыкнул. А она обхватила его лицо ладонями и поцеловала в уголок губ.

© Рия aka fu