Танго в шкафу

Снова вижу ее. Тонкая девичья фигурка совсем далеко. Но будто на старой фотопленке силуэт засвечен золотистыми лучами, и я не могу узнать ее. Да и знаю ли? Кричу что-то ей вслед, но она не оборачивается, а лишь ускоряет шаг. А когда я поднимаюсь на ноги и бегу, в попытке догнать, нас снова разделяет стена тумана.

…

В себя прихожу ближе к полудню. Во рту и голове гадко.

Спина покрыта испариной ото сна на не застеленном кожаном диване.

Стеклянный столик перед моим импровизированным ложем хранит остатки вчерашней вечеринки. Видимо мы с Блейзом раздавили еще одну бутылку Chivas Regal — передо мной два залапанных бокала, картонка из-под пиццы и разломленная плитка шоколада.

Пергамент.

«Драко, привет. Меня сегодня не будет, да и завтра, возможно, тоже. Так что оставайся за хозяина и чувствуй себя как дома. Я предупредил хозяйку, что ты поживешь у меня, чтобы она не пугалась. И, да, Малфой, чтобы от тебя не шарахались люди, возьми денег из ящика моего письменного стола и купи себе что-нибудь переодеться. На тебя смотреть противно.

Блейз».

И день обещает стать отличным, когда я медленно избавляюсь от похмелья, лежа в огромной чистой ванной, затем пью зерновой кофе в ресторанчике, примыкающем к дому. Уже к вечеру на мне красуется новый костюм цвета грозовой тучи и ботики из светлой кожи. Внешне я напоминаю себя прежнего.

Этой же мысли придерживается и Блейз, когда появляется на следующий день. Он выглядит усталым, и от него снова несет немытым телом. Развалившись в кресле, он смотрит на меня, а потом знаком приглашает присесть.

— Смотри, что нужно делать, когда ты сильно устал, Драко.

Я наблюдаю за манипуляциями его ловких длинных пальцев с осторожностью. Сначала на темной поверхности стола появляется горка белого порошка, мелкого, точно сахарная пудра. Приятель аккуратно делит ее на несколько ровных коротких линий. Взгляд его становится жестким и нетерпеливым. Когда все готово, Блейз достает из нагрудного кармана короткую золотую трубочку, инкрустированную мелкими зелеными камнями.

Наклонившись к столу, он вдыхает порошок через трубочку. Дрожь волной пробегает по телу мужчины, и он откидывается на спинку дивана: «Твоя очередь, Малфой».

Я не решаюсь и тогда он, приоткрыв глаза, злобно смотрит на меня: «Что все еще находишь в себе силы бороться за чистоту своих взглядов? Даже теперь, когда все виноватые в твоем положении мертвы, либо отсиживаются в тюрьме? Брось, не будь дураком. Это», — он указывает на порошок на столе, — «символ новой жизни. Все остальное — в твоей голове, Драко».

И тогда я понимаю, что отказываться в моей ситуации недопустимо. Цветной фольгой блестят обрывки школьных воспоминаний. Я думаю о том, что Забини всегда были свойственны вспышки неконтролируемого гнева, вот и теперь его зрачки сужены, а ноздри раздуваются от частого дыхания — верный признак того, что он вот-вот потеряет самообладание. Я лишь успеваю спросить, что это, когда руки уже тянутся к золотой трубочке.

— Кокаин, маггловский наркотик, — роняет Забини, — это поможет тебе раскрепоститься Малфой.

— Раскрепоститься? Зачем?

Но все последующие вопросы теряют смысл, потому что в комнате вдруг становится необыкновенно жарко, а все предметы мгновенно теряют резкость, как и лицо Забини, оказавшееся рядом с моим. Он смотрит на меня, и ухмылка кривит его губы:

— Это всегда так, в первый раз, приятель. Потом привыкнешь.

Коротко ударяют в виски крошечные молоточки, и я вынужден слушать стук собственного ускорившегося сердца. Это выплескивает новую порцию адреналина в кровь — рука Забини на моем колене.

— Ты что делаешь, извращенец? — я все еще способен на крепкий захват, который и применяю на Блейзе.

— Хочу поближе посмотреть, что ты там видишь.

Выдыхаю, понимая, что становлюсь параноиком. Ну почему я подумал, что ему нужна моя задница? По всей квартире Блейза разбросаны вещи Пэнси. Да и вообще. У меня никогда не было причин сомневаться в ориентации приятеля.

Некоторое время мы молчим, а я чувствую действие наркотика. Наверное, меня не сильно кроет, но порошок дарит ощущение полной расслабленности. Свет и тепло. Я понимаю, что веду себя, как неблагодарная сволочь. Ведь Блейз просто мой приятель.

— Прости, друг, — обращаюсь я к нему.

— Забудь. Все нормально…

Но я понимаю, что сцена еще не доиграна, когда его широкая черная ладонь ложится на мой затылок:

— Зачем ты отрастил волосы? Это традиция?

Я упрямо стряхиваю руку Блейза, не чувствуя однако такого резкого раздражения. При упоминании о традициях я вынужден вспомнить об отце. Черная бархатная лента, которую носил он, когда еще был на свободе, теперь вплетена в мои волосы, и пальцы Блейза уже пытливо ощупывают ее, разыскивая узел. Нет сил признаться — причина в банальной нехватке средств на парикмахера, к которому я привык, и нет сил, чтобы оттолкнуть Забини. Черной змейкой развязанная лента уползает по плечам.

Он совсем близко, а я не могу сопротивляться. Странная апатия придавила меня к месту. И тело мужчины уже сверху. И кажется, нет пути назад.

Нет, не кажется.

И здесь скажу. Я никогда не представлял, что такое может произойти со мной.

…

Когда я пришел в себя первый раз, долго скребся мочалкой в душе, местами сдирая кожу до крови. Мне хотелось отмыться от всех последних событий. Но слишком уж долго не происходило в жизни ничего хорошего, и все это дерьмо въелось под кожу. Слезы бессилия что-либо изменить разъедали щеки. Мне просто нужно уйти.

И я покинул Блейза.

Чтобы вернуться тем же вечером.

Мне некуда больше пойти.

Он встретил меня без ухмылок и шуток, по-хозяйски проникнув руками под свитер.

— Это надолго, Малфой. Я хотел тебя еще со школьных времен. Это исполнение желаний. Ты для меня, а я… Я буду выполнять твои капризы.

Капризы.

Сначала был только порошок, но потом он перестал дарить столь яркие грезы, и я чувствовал Блейза. Он понимал, что мне нелегко смириться с этим, и предлагал какие-то новые снадобья. Мы курили, нюхали и пускали что-то по венам, он не говорил, что это, а посмеиваясь, уточнял: «Тебе это знать совсем не обязательно, пока я рядом».

И я решительно упустил тот момент, когда эпизоды, еженощно происходившие между нами, стали обыденными, и не заслуживающими внимания. Важным моментом стало только одно — наркота.

Блейз не зависел, несмотря на то, что употреблял чаще и больше, я же нырнул в это дерьмо полностью. Короткие вспышки сознания между дозами, и я вновь и вновь нахожу темнокожую руку в своих волосах или штанах.

Хуже всего то, что я перестал задумываться, насколько это противно и не приемлемо с моральной точки зрения. Узнай мой отец о том, что единственный отпрыск древнейшего семейства Англии пускает в задницу своего школьного приятеля за дозу маггловского зелья, он свернул бы мне шею своими руками.

Но отец заключен в Азкабане, тело матери в могиле дожирают черви, они же поселились и в моей голове, отравляя мозг.

Хуже стало, когда Блейз стал терять интерес. Сначала в наших разговорах намеком появилась Пэнси, и угрозой нависло ее возвращение. Стыдливо пряча глаза, приятель обещал снять квартиру и обеспечить меня средствами на то, без чего я теперь не мог обойтись.

На проверку квартирой оказалась небольшая, зловонная комнатка в западном квартале Лондона. Я трансгрессировал на истертый ковер, сжимая в руке тяжелый чемодан, наполненный подарками Блейза, как НЛО на детскую площадку. Слишком контрастной казалась обстановка к хоромам Забини.

Сначала он посещал меня часто, оставляя после себя немного денег и зелья, так, чтобы хватило до следующего раза. Потом он стал появляться все реже и реже, находя меня в полубессознательном состоянии после очередной ломки. Он тогда становился рядом со мной на колени и, шепча слова извинения, сам вводил мне дозу, а потом долго не уходил, оставался рядом, согревая собственным теплом. Он неизменно говорил тогда: