The Phoenix

– Не придется, – светловолосый парень склоняется надо мной. – Подрывайся, Джексон, время не ждет.

– Апполон?

На самом деле, он последний, кого я ожидал увидеть в этом мерзотном месте. Бог выглядит потрепанным, лишенным сил и по-настоящему уставшим. Таким я видел его в первый и последний раз. Никакой особой красоты от девятнадцатилетнего на вид парня не исходило. Ни доспехов, ни устрашающего оружия. Складывалось ощущение, будто его пару раз переехало грузовиком, хотя, по сути, грузовик, наверняка, был менее болезненным, чем встреча с Ураном. Он помогает подняться Джейсону, вручая ему целый мешок целебной абмрозии.

– Помоги остальным и отступайте. Внизу вас будет ждать Арго-II. Мы заберем Беатрис и вернемся к вам.

– Арго? Мы же оставили его в воздухе на подлете к Манхеттену…

– Да, крайне опрометчивый шаг, – отвечает бог. – Мой подручный немного разбирается в технике, потому он и спасет ваши задницы. Не медли, сын Зевса.

Аннабет помогает мне подняться. Теплота от принятой абмрозии расходится по всему телу. Нога продолжает ныть нестерпимо, но я, сжав зубы, стараюсь не замечать этого.

– Сейчас будет больно, – усаживаясь рядом, говорит Чейз.

Не сразу понимаю о чем идет речь, но прежде, чем вопрос успевает слететь с моих губ, она «снимает» мою ногу с огромного ледяного штыря. Вовремя зажав мой рот рукой, она лукаво улыбается:

– Я предупреждала.

– Подрывайся, Перси, – кидает мне Апполон. – Нужно торопиться.

Облокачиваюсь на плечо Аннабет, и мы начинаем движение. Нужно успеть. Нужно успеть во чтобы то ни стало. Эта мысль – единственное, за что я могу ухватиться как за спасительный круг. Воображале очень тяжело тащить меня за собой, но пока все, что я могу предложить ей – это невовремя опираться на здоровую ногу, тем самым сбивая ритм нашего шага.

– Почему ты помогаешь нам? – задыхаясь, спрашивает она.

– Я – хранитель Беатрис, в неком роде. Гелиос приставил меня к ней с самого детства, только о его планах я и не догадывался.

– А как же Олимпийцы? Ты бросил их?

– Битва окончена, освободился как только смог.

Он говорил это так, словно был за стойкой в баре, а не пытался предотвратить пробуждение Урана. Узкая тропа из устоявших плит мрамора сужается. Это место больше похоже на дом Аида, чем на обиталище Олимпийцев. Все заметено снегом, кое-где все еще рушатся и осыпаются мраморные хоромы. Мы переходим на легкий бег, но вопрос, что еще не слетел с языка, повисает между нами.

– Кто победил? – резко бросаю я.

Ампутировать ногу, так же как и задавать вопрос, на который ты уже знаешь ответ, нужно быстро. Пока надежда все еще теплилась в душе.

– Не глупи, Джексон, – упавшим голосом произносит Апполон.

Но я отвлекаюсь. Отвлекаюсь от угрюмого лица божества, потому что впереди маячит зловещая картина. Внутри все замирает, а сердце начинает учащенно биться. Хиона нависает над пепельноволосой, шепча ей что-то на ухо. Беатрис. Моя славная и добрая Беатрис нависает над бездыханным телом своего брата. Он еще жив. Будто спит, не замечая того, что происходит вокруг. В руке она сжимает заостренный нож. Рядом с Чарли полыхает совсем маленький, танцующий в тревожном танце огонек. Пламя Олимпа. Силы богов заключены в этом тихом, спокойном и умиротворенном танце. Аннабет ускоряет шаг, Апполон бросается вперед, но я ясно понимаю, что им не успеть.

В какой-то момент она заносит кинжал. Беатрис. Та самая Беатрис, которая удивлялась фотографиям полукровок на стене. Та самая Беатрис, которая вызывала восхищение и заставляла меня быть сильнее. Та самая Беатрис, которая была для меня всего лишь человеком, а теперь, казалось, будто она могла свернуть целый Олимп ради своего брата. Брата, которого она собиралась убить ради нас. Прежде, чем опускается на тело Чарли, она делает едва уловимое движение. Кинжал впивается в тело богини, не нанося ей при этом никакого ущерба.

– Неверный выбор, Беатрис, – хрипит Хиона как раз в тот момент, когда Би закрывает своим телом тело брата.

– Отойди от нее, – произносит Апполон. – Заберите их отсюда, а я разберусь с ней.

Мы бросаемся в сторону, когда очередная глыба льда с характерным свистом несется прямо на божество. Хиона разрождается разъяренным воплем, когда мы бросаемся в сторону Би. Апполон преграждает ей путь, удерживая гнев ледяной богини с большим трудом. Нога продолжает покалывать, но теперь я могу передвигаться без помощи Аннабет. Склоняясь над Беатрис, я встряхиваю ее хорошенько за плечи, приводя в себя. Светлые глаза выглядят по-настоящему испуганными. Она плачет, не в состоянии остановить потока слез. Единственное, что она повторяет – заветное имя: «Чарли».

– С ним все в порядке, – вторит моему голосу Аннабет.

– Почему он без сознания?! Почему едва дышит?

– Би, – начинаю я грубо, – нам нужно уходить! Немедленно! Апполон не продержится долго!

– Я боялась, так боялась, что вы не успеете. Мне казалось, что мне придется убить его. Думала, вы никогда не простите меня.

– Все в порядке, Би, – продолжаю успокаивать ее я.

Она слишком много пережила. Настоящая истерика, вопрошающий вопль о помощи. Она едва не убила своего брата. Обнимаю ее настолько крепко, насколько это вообще возможно. Она всхлипывает, пытается собраться с последними силами. Позади нас раздается отголоски боя. Холод продолжает крепчать, а это говорит лишь о том, что времени у нас критически мало.

– Пожалуйста, – хрипло прошу я, – соберись с последними силами. Мы должны идти.

Она слабо кивает головой. Я беру на руки тело Чарли. Его лицо совсем детское, беззаботное и спокойное, словно он прибывал во сне. Там, где Би все еще с ним. Там, где Би всего лишь человек, а не герой, который пошел на все ради спасения своего брата, ради спасения нас самих.

Неистовый вопль Хионы.

– Не смейте!

Аннабет, должно быть, бросается следом. Чувствую, как сзади раздаются все новые удары. Апполон держит оборону из последних сил. Быть может, это стоит богу слишком много сил, но он продолжал защищать нас так, словно мы были действительно важны. Боль в каждом нерве отдается пульсирующими, колющими ударами по всему телу. Игнорировать это невозможно. К выходу из храма Гестии осталось сколько? Сто шагов? Пятьдесят?

Метр за метром.

Хромая на одну ногу, несусь вперед. Боль, ужас – все это я оставляю позади. У нас еще был шанс. Шанс из миллиона. Шанс, что мы выберемся. Проношусь мимо льдин и раскуроченных плит, в попытке прорваться к лифту. Вот оно. У нас почти получилось. Я огибаю последнее острие, прижимая тело Чарли к себе. Мы смогли? Это конец. Это, черт побери, конец. Дальше будет хуже. Мы должны будем научиться выживать в ледяном замороженном мире, но разве это важно? Мы смогли! Я едва не плачу, чувствуя, как радость заполняет меня всего до остатка. Это желание жить бьющее через край заставляет меня забыть о боли, о страхе, об отчаянии.

Этот поиск завершился. А мы снова остались живы. Воображала будет рядом. Будет рядом, как и Беатрис. Как и ее брат. Все наладится. Мы выстояли теперь, выстоим и в следующий раз. Десятки тысяч раз.

– Аннабет, скорее, – бросаю я, обернувшись.

Хиона больше не нападает. Апполон больше не пытается защитить нас. А Воображала не следует за мной. Она так и замерла у пламени Гестии, словно дивуясь причудливому, завораживающему танцу. Она стоит ко мне спиной, ссутулившись в своей привычной детской манере. Аннабет держит в руках свой кинжал, стирая с него что-то одним легким, едва уловимым движением. Я пытаюсь позвать ее, но не успеваю, потому что она оборачивается. Серые грозовые глаза не излучают ни йоты эмоций. Светлые вьющиеся волосы смазаны в бордово-темных тонах чего-то липкого, отчего золотые пряди липнут ко лбу девушки. Лагерная футболка, выглядывающая из-под пуховика, застлана кровавыми следами. Она наклоняется над очагом, и, словно стряхивая капли воды, окропляет столетнее пламя чьей-то кровью.

– Все это время вы ошибались, – произносит она не своим голосом. – Вы мечтали поймать Феникса тогда, когда он был под вашим носом. Мальчик – всего лишь приманка моего Господина.