The Phoenix



====== I ======

ЧАСТЬ I

Беатрис.

You are a brig tied to me that’s dragging me down.

Strike a match and I’ll burn you to the ground.

Давай. Протяни руку и возьми деньги, не будь трусихой. Я нервно кусаю губы, глядя в усталые, затасканные глаза Бенджамина Франклина. Слишком сложно. Я одергиваю руку, но взгляд вновь и вновь возвращается к злосчастной купюре. Давай же, Би! Или снова будешь клянчить у Аннабет? Или подпевать в зловонном баре? Или просто голодать весь следующий месяц? Возьми чертовы деньги, идиотка.

Я чувствую как мой собственный голос раздается в каждом уголке сознания. Тело бьет мелкой дрожью, я чувствую себя вором. От этого мне становится не по себе: гнусно, противно, даже отвратно. Но это деньги отчима, а тебе нужно как-то существовать. И пусть теперь четверть всех «украденных» будет уходить на проживание и учебу. Да, пусть. Пусть мне придется петь в зловонном баре, клянчить у Аннабет или даже голодать – в это адское логово я не вернусь.

Неожиданно меня будто парализует. Чьи-то черные сверкающие глаза в полутьме. И тьма. Я разжимаю мышцы рук. Купюра хрустнула в моей ладони. Отлично, Би. Только пиши пропало, если Энди уже проснулся.

Я выскальзываю из комнаты отчима и несусь к своей. В душе по-прежнему шумит вода. Время еще есть, но кто сказал, что его сынок позволит мне улизнуть так просто? Черт, шевели конечностями. Сердце готово выпрыгнуть из груди, на лбу выступила испарина, а я чувствую тяжелую истому, что легла мне на плечи. Энди. Энди. Энди.

В голове одно имя, и у меня такое ощущение, что оно будто сваи, вбивающиеся в мое сознание. По коридору. Еще несколько шагов.

Я радуюсь закрытой двери напротив. Мой сводный брат так и не проснулся, а значит, я успею добраться до выхода даже в том случае, если он проснется прямо сейчас….

Я широко улыбаюсь. Наконец я пойму, что такое свобода. Что такое настоящая, заслуженная свобода. Даже проклятая стодолларовая купюра больше не жжет задний карман. Все хорошо. Впереди колледж. Друзья. Вечеринки. Я, наконец, смогу рисовать.

Одна только мысль об этом заставляет все мое нутро затрепетать от теплоты. Но, в мгновение ока, это чувство разбивается вдребезги.

Энди прокололся. Прокололся в такой глупой и пустяковой мелочи. В приоткрытой на полдюйма двери. Вы скажете, я больная? А я поспешу с вами согласиться. Живя с Марджерами, вы станете замечать любую мелочь, хотя бы для того, чтобы снова не оказаться в интернате, который отчим любезно называл «школой».

Нет. Я не могу. Я должна быть уверенной. Сильной. Бесстрашной.

Дверь поддается мгновенно, и вот я снова посреди комнаты, в которой провела долгие одиннадцать лет. Здесь я плакала, здесь старалась быть сильной, здесь закалялись стальные нервы восьмилетней девочки с синдромом СДВГ. Горло сдавливает крик.

На моей кровати, откинувшись на новые простыни, лежит Энди. Его черные глаза буравят потолок. Во всей его позе столько расслабленной непринужденности, что этот разговор можно было бы считать дружеским. Если бы это был не Энди. Если бы это была не я.

– Я вот думаю, ты действительно такая дура? Или на тебя это временами находит? – насмешливо хрипит он. – Вернулась за деньгами, небось? Да, я не ожидал от тебя такого, сестренка.

Он задевает меня за живое. Я чувствую, как напрягается каждая мышца моего тела.

– Я вернулась, чтобы забрать свои вещи, – сквозь зубы отвечаю я.

Энди приподнимается на локтях. Он, как обычно, без футболки. В свете ночника его тело кажется слишком худым, но оно по-прежнему сохраняет свою неосязаемую красоту. Я нервно сглатываю. Все хорошо, Би.

Я не замечаю его надменной, кривой усмешки. Просто перекидываю спортивную сумку через плечо и забираю последние учебники для вуза. Со стороны может показаться, что мы просто брат и сестра. Просто ссора. Просто издевки. Но если бы оно так и было….

– Как твоя блондинистая подружка? Аннабель, кажется?

Тишина. Я должна держать себя в руках. Я считаю тетради, укладываю учебники в сумку, лишь бы не слышать этого тона.

– Ты говорила, у тебя теперь есть друг, Би? Не хочешь поделиться с братом?

Социология. Психология. Конспект. Ручки.

– Может быть, мне стоит провести лекцию о половом созревании подростков?

Верно. Карандаши. Нужно забрать их. Дрожащими пальцами я открываю шкаф и выгребаю оттуда художественные кисти, акварельные краски, альбомы, огромную упаковку сточенных карандашей. Да, и точилку – огромную автоматическую точилку с рожицей панды.

Скрип кровати.

– Ты не хочешь со мной попрощаться? Или я чем-то обидел тебя? – обеспокоенный, поддельный, хриплый тон вводит меня в состояние полного оцепенения. – Может, что-нибудь случилось? Беатрис, не молчи…

Неожиданно его рука касается моего предплечья. Боль. В глазах вспышка ярости. Страх. Воспоминания, возвращающиеся за одно мгновение. Полутьма комнаты и снова глаза, налитые ненавистью. Внутри обрывается нить моего спокойствия. Из рук валятся учебники, а комната в диком вихре начинает кружить перед глазами. Вся моя напускная уверенность, твердость духа и безразличие – все это обрывается в одну единственную секунду, когда его шершавые пальцы сжимают мое плечо.

– Ее зовут Би. – уверенный голос разрушает мое оцепенение, – Запомни или запиши, Энди.

Прежде чем столкнуться глазами со старшим братом, я перевожу дыхание и оборачиваюсь. В дверном проеме, прижав странную кособокую сову, стоял мой спаситель. В своей мятой пижаме и сонными глазами он, казалось, излучал свет. Но я узнаю этот взгляд – решительный взгляд зелено-карих глаз. Мой храбрый воин.

– Чарли…

Я слабо улыбаюсь. Мальчик выжидающе уставляется на меня.

– Ты уходишь?

И что мне ответить? Как я могу бросить его? И могу ли вообще? Теперь сумка с вещами тянет меня вниз. Я не могу оставить его.

– Слушай, малец, – Энди отпускает меня и возвращается на прежнее место. – Ты все же мой родной брат. Будь любезен, выйди вон.

– Не в курсе как так произошло, что моим родным братом стал урод вроде…

– Идем, Чарли.

Ко мне возвращается уверенность. Руки впиваются в поверхность учебников. Я не успела захватить многие вещи, но я не позволю своему защитнику сболтнуть лишнего, а он сболтнет, не возьми я себя в руки.

Я выхожу из комнаты и, поравнявшись с Чарли, оборачиваюсь. Комната. Моя старая узница. Теперь все, что меня останавливает, так это пустой взгляд моего брата. Его ручонка греет мою ладонь, но вряд ли я смогу объяснить свое исчезновение так просто. Поэтому я просто смотрю поверх головы ухмыляющегося Энди. Это наше прощание. И я надеюсь, что в этот раз окончательное.

Мы идем по коридору. Чарли едва поспевает за мной. Но я не могу больше терять ни минуты. В ванной уже не шумит вода, а значит, через несколько минут оттуда выглянет мой отчим.

Я благодарна мальчишке. Он не задает лишних вопросов, просто следует за мной, крепко прижавшись ко мне. Он знает. Знает, что это наше прощание. На глазах выступают слезы. Я и не могла представить, что это будет так сложно. Так невозможно.

Я замираю у выхода, потому что в тишине сонной квартиры слышен щелчок замка. Скрип двери ванной комнаты. Мое тело откликается мгновенно. Я срываю куртку с вешалки, на ходу обуваю кеды на босу ногу. У меня нет времени. Чарли так же быстро натягивает на мою голову шапку и шарф. Слишком криво и неумело. Теперь я вижу его только одним глазом, а шарф не дает возможности нормально дышать.

Я начинаю задыхаться слезами. Все тело содрогается в истерике. Я не могу забрать его с собой, ведь Чарли принадлежит этой семье. Я не могу оберегать его, пока не наступит мое совершеннолетие. Но сердце разрывается от гнусной боли – я люблю этого пепельноволосого малыша. Он вырос вместе со мной.

Больно. Слишком больно.

– Чарли, – шепчу я сквозь слезы, – я не бросаю тебя, маленький, слышишь? Я не брошу тебя никогда на свете…

– Запомни, я не маленький, – уверенно хрипит он, стирая с моих щек соленые капли, – и ты не должна оправдываться, ясно? Я все знаю, Би. И если ты не поторопишься, все повторится снова.