Страница 1 из 7
Белозеров Михаил
Возмездие теленгера
АННОТАЦИЯ
Глава 1
Трофеи
Белозеров Михаил
Возмездие теленгера
Название:Возмездие теленгера
Автор:Белозёров Михаил
Год издания:2012
Страниц:200
АННОТАЦИЯ
После третье мировой войны прошло двенадцать лет. Россия лежит в руинах. Враги уничтожили её комбинированным способом: биологическим и ядерным оружием. Центр погиб. Жизнь едва теплится по окраинам. Казалось бы страну не возродить, а враги могут торжествовать. Однако в глухой деревушке Теленгеш живёт подросток, в память которого заложена программа активизации смертоносной системы 'мёртвая рука-два'. В один прекрасный день он начинает действовать. Теперь вся его жизнь сводится к реализации цели: найти и запустить систему 'мёртвая рука-два'.
Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.
Книга проповедника.
Время любить, и время ненавидеть.
Книга проповедника.
Глава 1
Трофеи
Вертолёт тот летал всегда по одному и тому же маршруту: над Лесом предков, через Оленью падь и перевал Семи братьев - дальше - за Девять холмов красных дьяволов и пропадал - за чёрными болотами и реками Зыбью и Парашкой.
Рябой подошел к костру, вокруг которого они сидели и пекли картошку, повёл чернющими глазами, от которых сердце уходило в пятки, и сказал таким хриплым голосом, что продирало до копчика:
- Так, пацаны... завтра возьмете ДШК... - он помолчал так долго, что все, затаив дыхание, впились в него глазами, а потом, довольный произведенным эффектом, добавил: - но так, чтобы вернули в целости и сохранности... и чтобы сами там голов не положили.
Почему он принял такое решение, так и осталось тайной, быть может, узнал что-то о готовящемся нападении или предчувствовал его. Так или иначе, но время пришло.
- Ура!!! - подскочил худой, сутулый Скел и от восторга едва не брякнулся в костер.
Это обсуждалось так долго, в таких подробностях, что они знали, каким маршрутом идти, где расположиться лагерем, кто где спрячется и как стрелять, и вообще, им казалось, что они давным-давно уже сбили этот чёртов вертолёт, и поэтому целый год дулись на Рябого за то, что он сдерживал их воинственные порывы: 'Успеется... - говорил он им с непонятной усмешкой, - молоды ещё, молоко на губах не обсохло, хотя у некоторых, я вижу, усы пробиваются. Умирать всегда легко. А надо жить, жить. Слишком мало нас осталось...' И все ему, конечно, безотчетно верили, хотя и рвались в бой даже с людьми-кайманами. Тех же, которые могли что-то возразить, давно не было в живых, пали они смертью храбрых с этими самыми кайманами. Но это было давно, ещё до того, как это поколение пацанов оторвалось от материнской груди. Поэтому они и не ведали опасностей и были смелы до беспамятства.
- Ты... ты... ты... - Рябой кругом повёл пальцем с обломанным ногтем, словно выбирая себе жертву. Он пропустил Скела, толстого ленивого Дрюнделя с кисельными мозгами и с румянцем во всю щеку, одетого в настоящую коровью доху, а не в жиденькую дошку, естественно - Мелкого Беса за его ненадёжность и хлипкость, даже - здоровенного и сильного, как медведь, но медлительного Телепня , сына рыбака. Он пропустил также Чёбота - сына полупопа-полушамана, хотя его взгляд задержался на нём дольше, чем на остальных, пропустил Косого по вполне понятным причинам и наконец ткнул в широкоплечего Костю, - ты... - Рябой шумно втянул в себя воздух, как лось на водопое. - Ты как лучший стрелок будешь старшим! Головой ответишь, если что! Всё, что найдёте, притащите сюда. И упаси вас Бог обмануть меня... оторву и выброшу!
И все ему поверили, и даже на мгновение съёжились, и втянули головы в плечи, потому что Рябой был скор на расправу и беспощаден, как острый клинок.
- Хорошо, - покорно согласился Костя, смахивая с глаз густой белый чуб и пряча за пазуху книгу, которую читал при свете костра.
Завтра - это значит, на рассвете, когда ещё петухи не пропоют, когда солнце ещё не появится над сопками за деревней. Надо ещё привести с поля лошадей и взять кое-что в дорогу, да и утрясти все вопросы с приятелями.
Клички к нему не клеились. Его называли то Белым, то Приёмышем, то Сметаной, но у него было такое открытое лицо, не похожее на хитрые, скуластые лица аборигенов, что клички отлетали от него, как горох от стены. Поэтому его чаще всего называли родным именем - Костя. И это было правильно, потому что имя чаще всего соответствует внутренней сущности человека, а сущность у Кости была под стать его имени, то есть 'обладающий непоколебимой справедливостью'. И действительно, если Костя говорил, то только правду, даже если это грозило неприятностями, если ему поручали дело, то выполнял его чрезвычайно добросовестно, если о чём-то рассуждал, то знал, о чём рассуждает, а за убеждения готов был биться до смерти, не отступая ни перед кем, в общем, был он не от мира сего, как святой.
Чёбот недовольно покрутил скуластой мордой, с приплюснутым, как у боксера носом, и, когда вождь отошёл, прошипел недовольным тоном:
- Опять тебе, Приёмыш, повезло... - при этом он тряхнул своими чёрными, как смоль, волосами и с вызовом посмотрел на него.
Они уже не раз дрались до хрипоты, до синяков, до разбитых носов, но силы были равны, и оба понимали, что вся борьба впереди. Теперь, пока Костя будет старшим, Чёботу, которого на самом деле звали Ремкой Дьяконовым, придётся подчиняться, иначе ему грозило иметь дело с Рябым. И хотя Костя жил в деревне Теленгеш сызмальства, он так и не стал своим, и чаще всего его за глаза называли Приёмышем и не знали, гордиться им или нет, поэтому некоторым, а больше всего Чёботу, и было обидно, что атаманом назначили Костю, а не своего - местного.
- Пойдут шестеро, - сказал Костя, избегая напряженного взгляда Чёбота, - Скел, Дрюндель, Мелкий Бес, Телепень и Косой.
У Косого левый глаз действительно косил куда-то в небо, и в разговоре с ним казалось, что смотрит он мимо тебя. Становилось немного неприятно, но ты быстро к этому привыкаешь и уже не обращаешь внимания на такую ерунду.
Костя перечислил почти всех, кто сидел у костра, кроме трех малолеток Цапли, Гнома и Чибиса, которым ещё и тринадцати не исполнилось, но которых за мзду в виде картошки и сушёной рыбы готовы были терпеть в компании. Малолетки и не протестовали, только грустно и понимающе вздохнув, принялись выкапывать из золы картошку, от которой уже давно шел пьянящий запах. А печь картошку они умели и любили. Главным было - не класть её в огонь или на огонь, а закапывать в угли, только тогда она получалась с жёлтоватой корочкой, чуть солоноватая, с привкусом пепла. И нет ничего вкуснее такой картошки, пожалуй, только хлеб, но с хлебом по весне было туго. Хорошо хоть картошка уродилась, а так хоть караул кричи. Вся деревня сидела на сушёной рыбе и картошке.
- Оставьте с десяток на завтра, - велел Костя. - Костер-то разжигать недозволенно будет.
Все зашевелись, ожили. Принялись обсуждать предстоящий поход - в подробностях, со смаком, глуповатым хихиканьем и прибаутками. Больше всех шумел сын мельника - Дрюндель: 'Да я!.. Да мы!..' Он вдруг расщедрился и угостил всех настоящими конфетами, сделанными из сгущённого молока. Костя страшно удивился. Это значило, что кто-то из деревенских расплатился с отцом Дрюнделя за помол банкой сгущёнки. Сгущёнку можно было взять только на 'промысле' Лоухи или, если тебе очень повезло, - в каком-нибудь старом армейском складе, на который ты случайно наткнулся. Последние два года на 'промысле' сгущёнки не было, не появлялась она, и всё тут! А найти старый армейский склад было даже не большой, а громаднейшей удачей. Если же ты 'заныкал' склад, утаил от общества, то тебе придётся иметь дело не только с атаманом Рябом, но и со всей деревней. Считай, что ты проклят, призовёшь ты на свою голову позор и бесчестие, и рано или поздно тебя выгонят за околицу, а это верная смерть. Можно, правда, было уйти в соседнюю деревню Чупа. Так, должно быть, три года назад поступил скорняк Васька Лыткин, неожиданно разбогатевший на дармовых харчах. Так, наверное, поступили Кирюха Авдеев и Евсевий Кособоков. Говорили также, что изгнанники живут теперь на далёком хуторе Выселки и трясутся над своим богатством, как царь-кощей над златом. Но хрен редьки не слаще, потому что та же Чупа потребовала от Васьки Лыткина открыть местонахождение склада. А Кирюха Авдеев и Евсевий Кособоков тайно наведывались в Теленгеш и просились у Рябого назад в деревню. Так что, получилось, жадность вышла боком, себе дороже, надо договариваться со своими, а не бегать по тайге и горам и прятаться в пещерах только ради того, чтобы жить с набитым брюхом.