Страница 8 из 9
С выражением крайнего испуга, переходящего в ужас.
ОНА ДОГАДАЛАСЬ, КТО Я!
И она смотрела на меня так, словно за спиной у меня был спрятан нож, а в сумке – граната.
И так мы постояли-постояли оцепенело, застыв в полном молчании и таращась друг на друга – я по эту сторону двери, она по ту, – а потом она медленно-медленно, осторожно-осторожно, словно опасаясь малейшего моего движения, бесшумно прикрыла дверь.
И щелкнула замком.
Меня будто ошпарили кипятком.
Только что я взлетела по этой лестнице – молодая, красивая, счастливая! И вот теперь плелась вниз, хватаясь за перила, как старуха, и с трудом нащупывая ногами ступеньки...
Я всегда обхожу стороной отделы эзотерической литературы и не без иронии поглядываю на всякого рода сонники и сборники заговоров, но факт, как говорится, налицо: эта психически больная женщина одним взглядом убила все хорошее, что было у нас с ее мужем.
Тем и закончился самый, по-видимому, перспективный роман в моей жизни.
А иногда я мысленно веду некий как бы антидневник. Рисую в воображении картины того, что уже опоздало случиться в моей жизни.
Особенно детальные картины складываются в воображении ночью.
...После того как я разминулась со своим любимым – странное слово! оно совершенно выпадает из контекста моей жизни! – он не назначил мне свидание у кинотеатра «Глобус». Он не ждал меня на выгнутой, сбоку похожей на улитку лавочке, куря сигарету и косо поглядывая по сторонам, и не вскочил мне навстречу, улыбаясь и покраснев от усилия догнать разбежавшиеся куда-то слова.
К свадьбе он не удосужился преподнести мне ни трехтомник Пушкина, выстоянный в ночной очереди у «Подписных изданий», ни даже настольную лампу на изящно изогнутой ножке, которую я вынуждена была купить сама. И конечно, он не пригрозил уйти из дома, когда к Новому году я приобрела еще одну, пятую по счету, книжную полку!
А летом мы не поехали на море, и он не остолбенел при виде моего купальника в синюю и белую полоску, потому что я так и не купила этот купальник. Я даже не взяла у Таньки выкройку желтого комбинезона, потому что, проходя мимо танцплощадки, мы все равно не бросились бы в веселой ярости в толпу танцующих – и, конечно, приз за лучший танец опять достался бы какой-нибудь корявой престарелой паре!
Обиднее всего, что с тех пор он так ни разу и не подошел ко мне на улице. Неужто не узнал?! Неужто я так ни разу и не приснилась ему?! В конце концов, он мог бы просто спросить, где здесь магазин «Деловая книга» или база методической литературы. А уж там мы как-то определились бы, что делать с нашей неосуществленной доселе жизнью...
А может быть, он все-таки однажды спохватится и под каким-нибудь предлогом зайдет в библиотеку? Иногда я – кто бы знал зачем! вот бы повеселился! – вдруг начинаю старательно протирать пыль на полках и переставлять цветы на подоконнике, прямо-таки с нетерпением поглядывая на дверь...
И действительно, дверь открывается. За ней обнаруживается вечно всем недовольная секретарша Анечка.
– Вас приглашает Светлана Анатольевна, – холодно сообщает она, неодобрительно оглядывая стены библиотеки с пожелтевшими портретами классиков.
И по ее тону похоже, что в школу явилась комиссия по проверке состояния этих самых портретов.
Я давно заметила, что работа с детьми влияет на человека по принципу «с кем поведешься».
Своими глазами я видела, как учителя высшей категории с тридцатилетним стажем рыдали в учительской, как отличницы после четверки за контрольную, – и из-за чего бы?! Всего лишь из-за того, что на пятиминутном совещании между сменами было вскользь отмечено, что их классы шумно вели себя в театре или плохо выступили в военно-спортивной игре «Зарница»!
Молодые же учительницы, демонстрируя знание юношеского жаргона, бывает, сразу начинают изъясняться на языке своих двоечников, бойко выдавая фразочки вроде «Кончай базарить», «Мне как-то по барабану» и «Ну и флаг тебе в руки». Ученики, понятно, в восторге, а бедным наставницам невдомек, что детки низвели их до полного с собой равенства и что возводить разрушенный барьер придется при помощи скандальных разбирательств с привлечением родителей и школьной администрации.
Лично я отношу себя к условной категории троечников, чей девиз – «Не мешайте мне жить, и я вам еще пригожусь». Позиция эта самая удобная и, по моим наблюдениям, разделяемая подавляющим большинством школьных работников. Единственная проблема в том, что она отлично известна и начальству, которое само выросло из рядовых школьных работников. И которое, понятное дело, теперь всячески старается дотянуть условных троечников до хорошистов.
Взять, например, нашу Светлану Анатольевну – «первого» завуча. Она знает свой коллектив, как опытный учитель – свой выпускной класс. И в меру своих недюжинных сил старается, чтобы каждый его член приносил школе посильную пользу. С этой-то целью она обычно и приглашает меня, как и других, к себе в кабинет.
Как и другие, я переступаю порог с типично троечной мыслью: «Небось опять какая-нибудь выставка! Или конкурс книжных иллюстраций! Сказать – скоро инвентаризация, не до того...» Но через секунду, увидев ясные глаза нашей Светланы за стеклами очков, аккуратный седой начес и безупречную белую блузку (условный образ «учительница первая моя»), я начинаю смутно ощущать в глубине своего существа какие-то дополнительные профессиональные резервы. И чувствую, что мои условные тройки по ряду предметов вполне могут превратиться в четверки.
– Марина Алексеевна, – начинает она своим тихим серебристым голосом, – ни для кого не секрет, что интерес детей к художественной литературе в последние годы заметно снизился. И в этих обстоятельствах наш с вами профессиональный и человеческий долг...
В тоне ее нет и намека на какой-то нажим – только мягкая поэтическая грусть. Таким голосом хорошо читать стихи. (Любопытно, что она читает на ночь? Какое-нибудь «Искусство управлять собой и людьми»? Дейла Карнеги? А может, руководство по черной магии? Однажды этим самым голосом, тоже безо всякого нажима, она непостижимым образом побудила меня принять участие в спартакиаде учителей, а именно – бежать пятьсот метров по непересеченной местности. В то время я была моложе, наивнее и здоровее. Но именно на этой дистанции, посреди липовой рощицы, в свежий осенний день меня впервые посетила мысль о смерти.)
– ...местных поэтов, писателей. И вы должны нам в этом помочь, – заключает она, глядя на меня почти нежно.
Я, кажется, отвлеклась. Светлана, пожалуй, переусердствовала – чуть не усыпила меня своей гипнотической речью. Что ей, собственно, на сей раз понадобилось?
– Ну-у, в отношении регионального компонента программы... – наудачу бормочу я. – Так вы же знаете, Светлана Анатольевна, у нас же ни пособий, ни разработок, ни...
Брови Светланы приподнимаются под угрожающим углом.
– Вы не уловили мою мысль. – На этих словах она делает красноречивый акцент и затем – не менее красноречивую паузу. Я чувствую, что заливаюсь краской: все-таки двоечница – это не мой условный тип! – Речь о том, чтобы пригласить в школу профессионального писателя! Можно даже нескольких...
Тут следует еще одна пауза – для тугодумов. И действительно, я что-то не соображу: где это я возьму нескольких писателей?
– На ваш выбор я полагаюсь. Вот телефон их союза, договоритесь. Живое общение с творческим человеком во все времена благотворно действовало на подрастающее поколение...
Тут я опять чуть было не брякнула, как отпетая двоечница: «А у нас что, целый писательский союз есть?» Но, уже открыв рот, в последний момент промямлила вместо этого: «А-а, м-м, ну да... хорошо... обязательно». И удостоилась снисходительного кивка, приблизительно соответствующего оценке «удовлетворительно».
А может быть, я не вышла замуж из-за элементарной строптивости? Из-за того, что не способна терпеть вот эти самые «подай-принеси», «вынь да положь» и «поди туда, не знаю куда». Даже от начальства, даже какой-нибудь раз в месяц! А если от мужа – и что ни день?! Это ведь, насколько я понимаю, закон почти что каждого супружества! Взять хотя бы Людкиного Сергея: симпатичный мужик, косая сажень в плечах, сочиняет песни под гитару и вообще душа любой компании. Но посмей только Людасик не подать ему горячий завтрак!