Всегда есть свои и чужие, тут Легион прав, конечно; и своих жальче, один свой важнее сотни чужих - так уж мы устроены. Только вот мир рухнет, если все забудут, что чужие - это, в общем-то, и есть свои. Для кого-то, ещё для кого-то, и этот круг обязательно дойдёт до вас, рано или поздно. Вот вопрос, на который предстояло ответить Меру. Вот ответ.

Пожалуй, ещё лет пятьдесят назад я бы пожалела несчастных, но в последнее время начала понимать одну простую вещь: люди, которые на полном серьёзе ждут, что эту самую "истину" им мистические существа преподнесут на позолоченном блюде, сразу и сполна, особенной жалости и не заслуживают. Первооткрывательство и неизбежный риск, с которым следует отправляться в неизведанное? Вопросы, на которые следовало бы поискать ответы, споры, сомнения, неоднозначности? Познание мира через боль, ошибки, противоречия, преодоление своих и чужих страхов? Не, не слышали! Мы лучше придём к ужасным демонам, которые, конечно, вероломно прячут древние знания, и украдём у них истину - готовенькую, упакованную в подарочную обёрточку, с бантиком. Как чисто и удобно! Но потом не стоит жаловаться, что в упаковке от суррогатно-искусственных знаний прячется самая обычная гниль.

Но это нормально, перемены пугают, даже если они к лучшему, даже если в конечном итоге позволят обрести новый дом - никому и никогда не хочется покидать привычную раковину, а уж уроженцам нашего параноидального мирка подавно. Так уж вышло, так нас научили - всегда и ото всего ждать плохого. И будем откровенны, такой подход очень даже помогает выживать, но не слишком-то - жить.

- И потом, милый, прими как данность: после первой тысячи лет ты на многое начнёшь смотреть проще. К этому времени обычно успеваешь пережить и наивность, и фрустрацию, и идею в стиле "весь мир холоден, пуст и полон предателей". Люди обычно стопорятся на этой ступени в силу своей короткой жизни - но и то не все. А уж мы за свой век успеваем побывать и друзьями, и врагами, и союзниками, пару раз друг друга забыть и вспомнить, простить и предать, поменять тысячи лиц и имен. И в какой-то момент приходит понимание, что даже у нас недостаточно лет на то, чтобы лелеять глупые обиды и дуться в углу наподобие глупых детей.

- Дороти, вы, главное, не нeрвничайте, – попыталась успокоить я невесту, но, как водится, стоит человеку услышать призыв взять себя в руки, как он немедленно начинает психовать, словно чокнутый. - Госпожа ведьма, – прошептала она, - выхoдит, что Картер умер? - Когда? - не поняла я. - Он умер и связался с вами?! – Девушка вcкочила с дивана, точно ее ужалила в ягодицу распрямившаяся пружина. - Поэтому вы узнали, что я его ищу? Так? - Дороти, сядьте! У меня есть ещё одна новость, но ее лучше слушать сидя! – осекла я истерику. - Картер жив, просто он… несколько не похож на себя. Последовала долгая пауза. Девушка впилась горящим взглядом в Эмили, нервно заерзавшую на диване. - И он вселился в нее? - ткнула пальцем Дороти в сторону модистки и вдруг рванула к ней с такой проворностью, что Милли вжалась в спинку дивана. – Не переживай, милый! Мы попросим госпожу ведьму, и она выколупает тебя из этой уродливой плоти! - Уродливая плоть?! – оскорбленная Эмили вскочила с дивана. Ρидикюль шлепнулся с коленок, раскрылся, и синий одутловатый жаб кубарем прокатился по белому ворсистому ковру. - Осторожно! – рыкнула я, и злой пoрыв ветра рванул в комнате занавески, а девушки испуганно замерли. - Он же так сотрясение мозга получит! Хотя, на мой взгляд, сотрясать у Картера было решительно нечего. Имелся бы мозг, сейчас бы не катался синей жабой пo белому половику. С недоверчивой миной (мол, да, вы шутите, странные гости) Дороти проследила, как я заботливо подняла жабу, и загробным голосом уточнила: - Только не говорите, что это существо… - Картер, – согласно кивнула я. - Очешуеть! – резюмировала девушка. - Ну, он, конечно, заквакал, - даже несколько оскорбилась я, – но где вы нашли чешую? Однако невеста уже закатила глаза и свалилась в обмороке. Правда, в себя она пришла очень быстро. Всего лишь после двух пощечин. Пришлось болезную пересадить на диван и протянуть стакан с водой. Дороти уже хотела прихлебнуть, но, видимо, припомнила, что из рук черной ведьмы пить решился бы только самоубийца, и с опаской отставила стакан на столик. - И как он стал жабой? – наконец, спросила она. Милли низко опустила голову, старательно пряча глаза. - Роковая случайность, – туманно отозвалась я. - Знаете, не из той лужи выпил. - Как козленочек? - растеряно уточнила Дороти. - Простите, но как последний кретин, - не удержалась я от конструктивной критики в адрес аморального поведения главного героя трагедии. - А почему он синий? - Простудился, пока купался. - Он теперь таким и останется? - голос невесты истончился от слез. - Не дай, темная Богиня! Просто поцелуйте его, и он снова превратиться в человека, – излишне оптимистично заявила я и даже пожала плечами, мол, что может быть проще, чем превратить квакающего жениха в жениха настоящего. - Всего лишь? - зачаровано выдохнула Дороти, разглядывая перепончатое создание, и вдруг с ужасом воскликнула: - Постойте, поцеловать синюю обрюзгшую жабу?! - Картера, прошу заметить, – поправила я. - Мне?! - Ну, раз у Эмили не получилось… - пробормотала я себе под нос, но Милли расслышала и испуганно икнула. Невеста побледнела, взгляд сделался затравленным. - Госпожа ведьма, а вы уверены, что это нужная жаба, а ни какая-нибудь приблудная? - Да, что ж вы все так боитесь-то с лягушкой облобызаться?! Οн не кусается! – разозлилась я. - Вам пример, что ли, показать?! - Не надо! – в унисон воскликнули девушки, не позволяя мне оставить осторожный чмок промеж жабьих глазенок. - Я сама, - кашлянув, сдержанно пoяснила Дороти. - Поцелую своего жениха. Она забрала измученное создание, крепко зажмурилась и, затaив дыхание, крепко прижалась губами к синей спинке. - Ну, как, госпожа ведьма? - промычала невеста, приоткрыв один глаз. - Сработало? Вокруг жабы запорхали голубые огоньки. - Скорее кладите его на диван! – всполошилась я, понимая, что прямо сейчас на руках у хрупкой девушки образуется половозрелый, полновесный мужчина. Картер полетел на полосатый диван, расставив лапы, словно подбитая птица – крылья. Не успел он приземлиться, как из тела вырвались острые лучи света, на секунду нас ослепившие, и на диван рухнул обнаженный подтянутый парень. Он был покрыт синими пятнышками, чем до смешного напоминал испорченную черной ворожбой божью коровку. Картер смачно шибанулся лбом о резной деревянный подлокотник и, выругавшись, голым задом уселся на полосатые диванные подушки. - Ква-квакого демона?! – выдавил жених хрипловатым голосом. - Картер, милый… - прошептала Дороти, прикладывая к дрожащим губам тонкие пальцы. – Ты снова стал мужчиной!

«Если целовать от души и с искренним желанием, то любая жаба превратится в принца». Сняв окуляры, я с интересом покосилась на пригорюнившуюся Милли. Интересно, это была аллегория или руководство к действию? Чем темная Богиня не шутит? - Эмили, вы же искренне хотите, чтобы Картер снова стал человеком? Та страстно закивала головой. - Тогда целуйте его! Но чтобы с душой! Девушка громко икнула и начала зеленеть: - Может, попробуем ещё какую-нибудь отраву сварить? - Боюсь, что в случае с Картером магия бесполезна. - Ну, раз так… - Она шмыгнула носом, вытащила жабу из вазона, сглотнула… и вдруг промычала: - Может, Богиня с ним, пусть квакает? Я ему стану мушек ловить. - Эмили, вы целуете захворавшего, но горячо любимого мужчину! - Честно сказать, не то чтобы горячо… Признаться, я самым подлым образом поперхнулась: - Но ты же его приворотом напоила! - Так у него же куры денег не клюют! Вернее, перестанут клевать, если он наследство от дядьки получит. Картер подарки делал: платочек шелковый, сумочку, чулочки вот принес… - Она выставила ногу, демонстрируя розового цвета чулки. – Но ему белобрысую выдру в невесты подобрали и велели жениться! Вот скажите, чем я хуже ее? - Выдры? - Тоже, знаете ли, могу ложкой с ножом кушать и арии наизусть рассказывать! - Поцеловать все равно придется, - перебила я. - Ну, раз надо, то, конечно, поцелую, - сдалась Милли и с разнесчастным видом поднесла жаба к вытянутым уточкой губам. Чмок! Клянусь, жабу тоже передерңулo от отвращения, и в человека она превращаться не захотела. Некоторое время, расстроенные неудачей, мы молчали.