Страница 6 из 13
Политика затягивания открытия Второго фронта стала абсолютно понятной десятилетия спустя, когда этот факт был подтвержден рассекреченными архивными документами американской администрации. И главное в них – это аргументированное обозначение цели: обескровить СССР в его единоборстве с Германией и ее союзниками, а затем навязать свою волю обессиленным участникам войны – как Советскому государству и поверженной Германии, так и всем миру.
Справка. В этом свете зловеще выглядят два признания конгрессмена Гарри Трумэна, будущего первого послевоенного президента США. Одно из них было сделано в первые дни агрессии Германии на СССР с акцентом, кому нужно помогать в случае успехов на советско-германском фронте – Германии или России, но «…пусть они убивают как можно больше».
А уже в дни ожидаемого взрыва первой американской атомной бомбы другое обращение президента Трумэна ко всем ветвям власти звучало недвусмысленно агрессивно: «Если бомба взорвется, а это так и будет, то у меня появится хорошая дубинка для этих русских».
И ничего нет удивительного, что еще в дни войны и после нее в Москву стала поступать информация о появлении в стенах Пентагона все новых планов атомной атаки русских.
Наши разведчики на себе испытывали тяжесть такой атмосферы. И все же надеялись, что война не состоится в скором времени. Именно в этой сложной среде происходило становление разведчика Яцкова-Яковлева-Алексея, а в будущей переписке с Центром по атомным делам – Джонни.
Агент из рук аса разведки
Начинающего коллегу выручал Твен – Семен Маркович Семенов. Будучи всего двумя годами старше Яцкова, Твен добровольно взял на себя роль наставника. Он, кадровый разведчик, изучал технические дисциплины в Массачусетском университете и в 38-м году получил степень бакалавра. В совершенстве владел английским и, что самое главное для работы по линии НТР, хорошо разбирался в технической терминологии на языке. В этих вопросах для коллег в резидентуре он был просто незаменимым. Его работа в Штатах была оценена орденом.
Именно Твен передал Яцкову-Алексею для связи с Клаусом Фуксом агента Раймонда – Гарри Голда. И когда Семенова перевели в Париж, Яцкову очень недоставало помощи старшего товарища. А что говорить о расшифровке полученных материалов? Ведь сложные математические формулы нужно было передавать телеграммой. Позднее Яцков говорил: «… приходилось попотеть, переводя с математического языка на телеграфный, да так, чтобы в Москве смогли расшифровать». Но и оценки на полученные от разведки материалы приходили в Центр из-под пера главы проекта Курчатова более чем значительными – с двумя подчеркиваниями их важности: «Перспективы этого направления необычайно увлекательны».
Конечно, наши ученые, незнакомые с происхождением поступающего к ним материала исследовательского характера, не ведали о природе некоторых готовых результатов. Сами находясь в обстановке сверхсекретности, они могли предполагать, что опыты, требовавшие уникального и дорогостоящего оборудования, ставились на других отечественных объектах.
И вот парадокс: находя ошибки в предлагаемых для проверки расчетах, они, по-видимому, грешили на своих неведомых советских коллег, ибо не подозревали, что поправляют заокеанских светил высочайшего ранга – возможно, нобелевских лауреатов?! Ведь принцип «перегородок» был взят на вооружение не только генералом Гровсом. Он был характерен и в Союзе еще задолго до американского атомного проекта, включая особенности работы наших ученых и специалистов в шарашках.
А вот утечка информации из-за «океанской стены секретности» была вызвана, а точнее, прекрасно организована активной работой советской разведки. Причем весьма малыми силами разведчиков и их агентов, в той или иной степени связанных с работой над атомной проблемой. И еще мужественными помощниками – связными.
Клаус Фукс… Он, особенно он, помог советской стороне ускорить решение проблемы атомного оружия на срок от десяти до трех лет, а его информация по термоядерной (водородной) бомбе дала возможность начать эти работы в Союзе даже раньше, чем в США.
И какая же цена этому потоку информации, проходящей через руки разведчиков и в Лондоне, и в Нью-Йорке? Эта ценная информация от компетентных источников-атомщиков поступала к отечественным ученым бесплатно.
Об этом факте, в частности из жизни разведчиков, агентов и помощников-связных, поведал историограф НТР Барковский: «Самая дорогая информация стоит пять минут страха и две оглядки». Однажды сделанная в шутливой форме во время традиционного «чаепития на факультете» НТР в Институте разведки, и для Владимира Борисовича, и для его коллег была воспринята с понимаемой грустью. Ибо такова была расплата за риск…
Много позднее более пространно мотивы работы источников информации с советской разведкой пояснил Анатолий Антонович:
«Наши помощники знали, что оружие массового уничтожения форсированно создавалось в конце Второй мировой войны не против уже сокрушенных фашистской Германии и милитаристской Японии. То, что работы велись втайне от советских союзников, убедительно показывало, для кого предназначены ядерные заряды. Руководствуясь не только симпатиями к социализму, но и здравым смыслом, ученые-физики были убеждены, что единственной возможностью предотвратить третью мировую войну является создание адекватных вооруженных сил в СССР».
ФУКС Клаус (1911–1988). Ценнейший агент внешней разведки госбезопасности (1941–1950). Подпольный коммунист, инициативно согласился работать с советской страной. Крупный германский физик-теоретик, британский подданный. В годы войны работал в центрах атомных исследований Британии и США (1941–1950).
В результате предательства был арестован, судим и приговорен к 14 годам тюремного заключения. Досрочно освобожден (1959). Заместитель директора Института ядерных исследований в ГДР (1959–1988).
В своих воспоминаниях Александр Феклисов, десятилетие работавший с Клаусом Фуксом по обе стороны Атлантики, рассказывает, как лишь однажды ему удалось навязать этому помощнику-другу причитающееся вознаграждение:
«Я по-дружески попросил Клауса принять конверт. Принять не как ценность, а как символ благодарности и уважения к нему советских людей… Фукс взял предложенный пакет, заметив, что принимает его именно в таком качестве. Часть суммы он, по его словам, намеревался переслать больному брату, который во время войны сидел в нацистском концлагере».
Так за что «платили» разведчики «пятью минутами страха»… Вот как оценивает полученную от разведки информацию Игорь Курчатов (март 1945 года):
«Материал представляет большой интерес: в нем, наряду с разрабатываемыми нами методами и схемами, указаны возможности, которые до сих пор у нас не рассматривались».
Даже ближайших сотрудников не решался глава отечественного атомного проекта знакомить со всем объемом развединформации. Не решался и не имел права! И все время «круг допущенных» был крайне ограничен.
Трижды Герой Социалистического Труда Юлий Борисович Харитон удивился, когда увидел курчатовский автограф с просьбой допустить к ознакомлению с документацией «проф. Харитона», кроме… определенных страниц: «Я-то считал, что знаком с информацией в полном объеме. Материалы разведки я читал в Совете Министров, в его Первом Главном управлении, ставшем впоследствии Минсредмашем… Иногда они поступали на объект».
И только через пятьдесят лет разведчики-атомщики пригласили академика Харитона в Службу внешней разведки в Ясенево, и здесь, в Кабинете истории разведки, он встретился с Анатолием Яцковым и Владимиром Барковским. Встретился, несомненно, с историческими личностями, снабжавшими создателей советского атомного и термоядерного оружия ценной информацией из-за рубежа.