Страница 3 из 16
Несмотря на то, что по ночам воздух бывал ещё свежим, а иногда и с морозцем, земля, благодаря последним тёплым безоблачным дням, успела подсохнуть, прогреться, и кое-где из неё начала уже пробиваться изумрудная зелень. Бирюзовое небо было чистым, без единой тучки. На улицах, а ещё чаще у хозяйственных построек копошились в поисках рассыпанного зерна шумные воробьиные стайки, в которых то и дело вспыхивали и тут же затихали скоротечные драки. На деревьях, между голых веток, прыгали, попискивая, синицы, то тут, то там слышались призывные мелодичные трели самцов горихвосток. Выползали из тесных щелей отогреваться на солнце сонные мухи. И даже крошечные муравьи уже суетливо шныряли под ногами. Всё говорило о том, что на смену холодной, порядком надоевшей всем зиме пришла наконец долгожданная весна.
Неподалёку от северных ворот Ольвии, у выходящей в проулок массивной калитки большого, похожего на крепость дома, за глухими высокими стенами которого виднелись лишь красные черепичные крыши, остановилась каурая[22] лошадь с двумя всадниками: взрослым и совсем ещё юным. Оба всадника были одеты в синие шерстяные хламиды[23], накинутые поверх белых хитонов[24]. Всадники спешились, и пока младший привязывал лошадь к вбитому в землю колу, старший постучал в ворота висевшим на верёвочке бронзовым молоточком.
Ворота открыл не раб-привратник, как обычно, а вышедший зачем-то во двор сам хозяин дома – плотный мужчина средних лет с аккуратной чёрной курчавой бородкой и такой же короткой и курчавой копной чёрных с проседью волос на крупной круглой голове.
– Кого я вижу! Софо-он! Хайре[25], дружище! Признаться, не ожидал, – увидев гостей, радушно воскликнул хозяин. – Рад видеть тебя в моём доме! Что заставило вас совершить столь ранний и неблизкий путь?
– Хайре, Фокрит! Пусть боги берегут твою семью! Вдвойне рад видеть тебя! А что заставило?.. Да вот… сынишка мой Плавт, – гость вытолкнул наперёд прятавшегося за его спиной пятнадцатилетнего мальчугана, – уши уже прожужжал: покажи да покажи ему Ольвию! Впрочем, есть дела и поважнее. Надо кое о чём потолковать.
– Всему своё время! И город покажем, и о деле поговорим. А пока заходите в дом, гостями будете. За лошадь не беспокойтесь. Сейчас её напоят и отведут за дом, там у нас на лужайке травка уже успела прорасти. Или в хлев поставить?
– Лучше пусть траву пощиплет, – ответил Софон.
– Тимон! – обернувшись, позвал Фокрит. – Иди-ка, дружок, сюда!
Из дома вышел подросток лет шестнадцати, – рослый, худощавый, с внимательным взглядом больших серых глаз.
– Ты звал меня, дядюшка Фокрит?
– Набери воды и дай попить лошади, а потом привяжешь её на лужайке за домом. Пусть попасётся.
– Можно, я с ним? – вызвался Плавт.
– Почему же нельзя? Тем более что лошадь твоя, – добродушно усмехнулся Фокрит.
– Пошли! – Тимон без всяких церемоний, будто встретил давнего приятеля, взял за руку гостя и увлёк его за собой к колодцу, который находился здесь же, во дворе. – Значит, тебя Плавтом зовут? А меня, как ты слышал, – Тимоном. Вот мы и познакомились. Вы откуда, Плавт, приехали? Издалека?
– Из деревни. Мы живём почти на самом берегу Гипаниса[26]. Отец говорит, что от нас до Ольвии не меньше тридцати стадиев будет.
– Ого! Приличное расстояние… Я так далеко ещё не бывал. Как там у вас?
– Хорошо! Приволье-е, скажу я тебе-е! Но скучновато немного. Если по правде, то очень скучно. Нет поблизости ребят. Вот я, например… всё один да один. Дома ведь у нас далеко друг от друга стоят. Не то что у вас тут, в Ольвии, со всех сторон соседи рядышком.
Ребята набрали киафом[27] из колодца воды, перелили её в широкий мармит[28] и, взяв его за ручки, вынесли на улицу. Напоив лошадь, отвели её за дом и привязали там к растущему на лужайке деревцу. Но обратно в дом не торопились. Плавт был откровенно рад новому знакомству и не скрывал этого. Ведь приятель у него теперь будет не где-нибудь, а в самой Ольвии! Поэтому он был не прочь подольше побыть наедине с Тимоном. Да и Тимону пришёлся по душе этот скромный и общительный мальчишка, с которым он чувствовал себя, будто с давним приятелем, просто и непринуждённо.
Тем временем Фокрит и Софон, обмениваясь новостями, вошли, миновав небольшие сени, во двор и, в ожидании мальчишек, присели за большим столом, стоявшим посреди двора. Но мальчишкам было не до них…
– Тимон, а Фокрит разве не отец тебе? Почему ты назвал его дядюшкой? – спросил Плавт.
– Он мой хозяин, – неохотно ответил Тимон, – а я его раб. Он купил меня совсем малым, когда мне и семи не было.
– Вон оно что… – потускневшим враз голосом произнёс Плавт. – Извини. Я ведь думал…
– Но он хороший! – поспешил оправдать своего хозяина Тимон. – Он для меня почти как отец. Не ругает, не наказывает, работать много не заставляет. Читать меня научил. Писать вот пробую. А жена его, тётушка Мелисса, так та вообще относится ко мне, как к родному. Так что жить можно. Да и привык я уже. Это вначале было плохо…
– Мой отец тоже хороший. А что уж любит меня да бережёт! Никуда от себя не отпускает. Я ведь в семье единственный ребёнок. И я тоже читать уже научился. Взялся вот недавно за Гомера[29]. «Илиаду» пытаюсь осилить. До чего же интересное сочинение, скажу я тебе!
– Я знаю. «Илиаду» я уже всю прочитал. Некоторые стихи наизусть даже заучил. Теперь читаю «Одиссею». Тоже интересная поэма. Только вот… великоваты они малость, эти поэмы. Пока доберёшься до конца, забудешь, что в начале было.
– Ты прав. И как этот Гомер ухитрялся писать такие здоровенные сочинения? А ещё вроде как слепым был… Странно… Я бы ни за что не смог, хоть и вижу хорошо, – простодушно сознался Плавт и перевёл разговор на другое: – А во что вы тут играете, в городе? Какие у вас самые любимые развлечения?
– У нас мальчишки поменьше больше всего любят играть в «слепого»[30].
– А глаза у вас завязывают или только зажмуривают их? – поинтересовался Плавт.
– Кто как: хотят – завязывают, хотят – не завязывают. Как договорятся.
– А ещё какие ты игры знаешь?
– Ребята постарше предпочитают тригон. Игра есть такая с мячом.
– Научишь?
– А тут и учить, собственно, нечего. Игра совсем простая. Играют втроём. Становятся треугольником и бросают друг другу мяч. Смысл игры в том, чтобы поймать мяч одной рукой, тут же перекинуть его в другую руку и уже ею бросить его кому-нибудь из двух партнёров. Главное в этой игре – поймать мяч, не уронив его на землю, и как можно скорее избавиться от него, то есть переправить дальше.
– Да, игра интересная… Нужна хорошая сноровка.
– Ещё бы! Ну, а парни повзрослее чаще всего играют в эфетинду. Тоже игра с мячом. В эту игру могут играть восемь, десять и больше человек. Игроки становятся в широкий круг и бросают друг в друга мяч. Целятся, как правило, в голову, бросают с силой – словом, стараются, чтобы, когда попадут, партнёру было как можно больнее. А чтобы попасть, делают вид, будто хотят бросить мяч в одного игрока, а на самом деле бросают совсем в другого, который меньше всего готов к ловле мяча. Поэтому все игроки постоянно должны быть предельно внимательными и ни на миг не спускать глаз с мяча. Мяч ведь тяжёлый[31], и если попадёт в лицо, а тем более в нос, то приятного мало. Задача того, к кому летит мяч, поймать его в воздухе и бросить таким же способом в любого из игроков. Часто бросают в стоящих рядом парней, поскольку те меньше всего ожидают броска. Да и мячу лететь ближе.
22
Каурая – светло-каштановая.
23
Хламида – верхняя мужская одежда – длинный прямоугольный кусок материи, в который обматывались, скрепляя его пряжкой на плече.
24
Хитон – древнегреческая мужская и женская одежда – льняной или шерстяной короткий балахон, чаще без рукавов, собиравшийся у пояса в складки.
25
Хайре! Хайрете! (Радуйся! Радуйтесь!) – приветствие.
26
Гипанис – древнегреческое название реки Южный Буг.
27
Киаф – глиняный ковш с высокой ручкой.
28
Мармит – ёмкость, предназначенная для хранения продуктов и готовой пищи.
29
Гомер – легендарный поэт-сказитель, живший в VIII веке до н. э., автор эпических поэм «Илиада» и «Одиссея».
30
«Слепой» – игра в «жмурки».
31
Кожаные мячи чаще всего набивались овечьей шерстью и потому были довольно тяжёлыми.