Страница 1 из 13

И плывут куда-то корабли из Танжера…

Сеули Жалид

Жалид Сеули

Jalid Sehouli

Und von Tanger fahren die Boote nach irgendwo

Предисловие к русскому изданию

Как появилась эта книга

Ни одна книга не появляется без какой-либо истории, ни одна история – без встречи людей. Тот день я помню очень явственно: около полудня позвонил коллега, мой хороший знакомый, большой любитель древних камней, а с ними всегда связано множество легенд. Он попросил меня принять одну его знакомую, молодую женщину с предполагаемым онкологическим заболеванием. Врачи, к которым она уже обращалась, установили, что жить ей осталось не более шести месяцев. Я назначил прием на один из ближайших дней, выискав время в своем перегруженном рабочем графике.

Анна пришла вместе со своим мужем Константином, на шее у нее я заметил ожерелье из старинного серебра. Мы говорили на английском, я задал ряд вопросов касательно симптомов болезни и уже имеющихся результатов обследования. Мое заключение подтвердило диагноз – рак яичников в последней стадии. Анна выслушала мои слова внимательно и спокойно, Константин явно был обеспокоен сильнее, чем она сама. Анна часто смотрела ему в глаза, проникновенно и глубоко, внушая спокойствие. По-моему, это удалось ей лучше, чем мне, когда я отвечал на вопросы Константина. На ближайшие дни мы запланировали сложную операцию. Кроме своего родного русского, Анна владела английским и арабским языками. Я заинтересовался и спросил, почему она говорит на арабском.

«Я люблю арабский язык», – ответила Анна, и ее голубые глаза засияли точно лазурь.

– А где же вы изучили арабский? В Марокко, в Египте или в Тунисе? – предположил я.

– В Москве, господин профессор.

Я ожидал, что она назовет какой угодно город мира, но уж никак не Москву! Анна же спросила:

– А вы когда-нибудь были в Москве?

– К сожалению, нет. А вам приходилось бывать в Танжере?

– К сожалению, нет. Но, может быть, когда-нибудь…

– Может быть, – сказал я.

«Инчалла!» – по-арабски добавила Анна, что значит «если будет на то воля Бога». Это было сказано легко и естественно, словно она произносила эти слова каждый день.

С тех пор минуло более двух лет. В Берлине зима, и в Москве, и в Танжере… Везде холод, везде мало солнца. Сегодняшний день особенно темен. Анна умерла. Она пришла ко мне как пациентка, а ушли они с Константином как мои друзья. Анна ушла… Несмотря на тяжелейший недуг она всем нам постоянно показывала, что любовь и уважение друг к другу должны быть нашим подлинным эликсиром жизни. Анна, ты такая, что Танжер теперь сам откроется тебе.

И плывут корабли из Берлина – в Танжер> и в Москву, и куда-то еще…

Родина бегства

Люди, решаясь на бегство, многое покидают, как правило – слишком многое.

Кто-то из них навсегда отрывается от корней. Кто-то из них уже никогда не почувствует незабываемый чарующий аромат потерянной родины. Кто-то из них всегда будет беженцем, ищущим новую родину.

И люди эти ищут родину,

где будет у них преизбыток жизни.

И люди эти ищут родину,

где обретут они душевный покой.

Ищут со страхом никогда не найти чудесное место или, найдя, разочароваться в нем.

Жалид Сеули

Предисловие

Мы в Марракеше. Сидим во внутреннем дворе риада «Альмулюк», от которого рукой подать до самой таинственной и самой волнующей из всех рыночных площадей мира, площади Повешенных, площади Джема эль-Фна, этого неумолчно бьющегося сердца Африки; мы ужинаем, завтра нам уезжать.

Новогодние праздники мы вот уже который раз встретили в Марокко, в Магрибе, это слово в переводе с арабского означает «запад» и является производным от «солнечный закат». Я в Марокко, вдали от любимой Германии, но недалеко от Европы, континента, где все мы родились. Здесь нет ни глупых фейерверков, ни шума, ни мокреди[1], здесь тысячи знакомых запахов, ослепительных красок, негромких звуков Востока и всего остального мира.

Ужин в риаде снова был великолепен, поистине баловство для нас, гурманов. Айша, раньше прислуживавшая в риаде, теперь является главной поварихой. Добрым духом риада она остается и сегодня. Блюда были необычайно сытными – говядина со свежими, сбрызнутыми лимонным соком артишоками, приготовленная традиционно, в глиняном таджине, где мясо томилось не один час. Если бы мне пришлось заказать себе последнюю трапезу перед казнью, я попросил бы это кушанье. За большим длинным столом все мы, гости, возбужденные изысканной кухней, пришли в прекрасное вольное настроение. Возникло удивительное и вместе с тем знакомое ощущение, словно все мы впервые встретились друг с другом очень-очень давно, задолго до постройки риада и его дворика в мавританском стиле, которым почти триста лет. Здесь сразу замечаешь, что в архитектуре риада смешались разные стили – это и королевский дворец, и городской дом, а пышный цветущий сад, мавританский двор и обсаженный розами фонтан укрывают тебя от внешнего мира; все здесь ведет внутрь и помогает тебе постичь то, что внутри у тебя самого, – твое сердце.

Мои дети Зара и Элиас уже заснули в своей комнате на втором этаже, устав от буйной суеты дня, который оказался слишком коротким. Мы сидим за большим столом, мы – это Адак, моя чудесная жена, по крови персиянка, Омар, заботливый и щедрый хозяин риада, забавно говорящий по-немецки с отчетливым швейцарским акцентом, Томас, преуспевающий музыкальный продюсер из Базеля, его симпатичная подруга и я. Разговор за ужином шел о том, что каждый из нас пережил недавно или давно, о том, что еще хотел бы пережить и узнать. Томас рассказал нам, что его прабабка, когда ей было шестнадцать лет, сбежала из дому и ее поймали полицейские в Танжере.

– Как она очутилась в Танжере, городе на севере Марокко? – удивился я. Томас этого не знал, однако страшно гордился необычайной историей своей прабабушки.

Возвращаясь в Берлин, я опять подумал с недоумением: что в те давние времена повлекло юную швейцарскую девушку в Танжер? Почему она отправилась именно в Танжер? Может быть, ее сердце билось в особом ритме, не в лад с сердцами окружавших людей, и ей казалось, что никто ее не понимает?

Многие ли ощущают в своем сердце этот особый ритм и чувствуют себя непонятыми там, где они родились, и просто стремятся покинуть дом? И много ли тех, кто не решается прислушаться к своему внутреннему чувству и действительно уйти, куда-то отправиться, покинуть свое привычное окружение? А если даже решаются, то, может быть, они отправляются не на поиски себя самих, а на поиски какого-то определенного места? Люди покидают родные края и не ощущают тоски по родине. Ими владеет тоска по дальним краям.

Тоска по родине тяжела лишь тогда, когда ты покинул родной дом. Если у тебя нет родного дома, тоска по родине не заставит тебя вернуться назад.

Люди без родины плывут по течению и не дают себе передышки. Их слишком вдохновляет неуемная жажда дальних странствий.

«Как бы мне хотелось хоть раз послушать самого себя как чужого человека, не узнавая в нем себя самого, и лишь потом понять, что это был я сам», – пишет Элиас Канетти[2].

Где находится Танжер?

Бегство не обязательно заканчивается достижением цели, а вот поиск может так завершиться. Об этом рассказывает марокканский писатель Махи Бинбин в своей книге «Каннибалы». Двоюродные братья попытались перебраться на европейский континент и во время своих скитаний сблизились. Причем несмотря на то, что бешеный, огромный морской вал перевернул их суденышко и о дальнейшем плавании пришлось забыть. Все закончилось слишком быстро. Но это позволило беженцам лучше, чем когда-либо ранее, осознать свою особую близость. Конец стал началом.

Мокредь – сырость, грязь, дождливая погода. – Здесь и далее прим. ред.

Канетти, Элиас (1905–1994) – австрийский, болгарский, британский писатель, драматург, лауреат Нобелевской премии по литературе (1981).