Страница 22 из 24
Глаза их гневно сверкали из-под надвинутых на лоб тюрбанов, длинные, опаленные солнцем пальцы нервно теребили одежду. Все они, собравшиеся из разных мест, дружно ненавидели Его и хотели, чтобы именно я выступил против Него. Они наседали на меня, искушали меня льстивыми речами. А это пострашнее, чем меч, приставленный к горлу. Тем временем я размышлял: «Если я воспротивлюсь Ему, кто тогда спасет Руфь?» Уж мне-то известно, что Он действительно кощунствует и нарушает предписания. Но есть в Нем нечто, что делает меня против Него бессильным. Может, Он приворожил меня словами, что я близок к Царству Небесному? Не знаю. Но только я не могу выступить против Него. Я сказал им, что еще рано, что надо еще прислушаться к Его наставлениям. Они же кричали в ответ: «Он уже достаточно наговорил! Его кощунства переполнили меру! Эта амхаарская нечисть слушает и глотает каждое Его слово, как сладкие смоквы. Скажи против Него, равви, и вели Ему молчать! Он распустит чернь, и потом уже никто не станет нас слушать». Я убеждал их, что не могу, что я должен впредь присмотреться к Его поступкам и прислушаться к Его словам… Мы спорили до поздней ночи. Когда, глубоко задетые, они уходили, один из них, фарисей из Гишалы, сказал: «Это большое искушение, равви, что ты слушаешь Его и молчишь…» После этого я не мог заснуть до утра. Может быть, все действительно так, как он сказал. Но что же мне делать? Откуда мне знать, где истина? Если бы Он следил за Своими учениками, чтобы те тщательно мыли руки и чтили шаббат, тогда Его бы никто ни в чем не мог упрекнуть. В Его речениях нет никаких особенных ошибок, чудеса, которые Он творит, свидетельствуют о том, что с Ним Всевышний. Однако почему Он так безрассуден? Почему Он так усложняет мне жизнь?
Возможно, потому Он говорит аггадами, что иные слушают Его в нетерпеливом побуждении поймать на слове. Но Он никогда аггад толком не разъясняет. Однажды Он говорил так:
– Царство Небесное подобно севу. Вышел человек сеять. Одно зерно упало между тернием, и терние заглушило его; другое упало при дороге, и прохожий растоптал его, другое зерно упало на камень – и солнце высушило его; другие упали на плохую почву и быстро взошли, но так же быстро и засохли. Но были и такие, которые упали на добрую землю и дали тяжелые колосья, и они принесли хозяину больше, чем потерял он на других зернах…
– Царство Небесное, – говорил Он в другой раз, – подобно тому зерну, которое сеятель посеял, и оно росло себе тихо днем и ночью; не успел он оглянуться, как перед ним оказались колосья, готовые к жатве. И был он удивлен, ибо зерно и земля, дождь и солнце сделали свое дело, ему же осталось только собрать урожай…
Здесь, над озером, люди уже готовятся ко второму севу, и потому во всех Его аггадах говорится о севе. Скрипят колеса насосов, плещется вода в ведрах, снующих вдоль бурых разрыхленных склонов. Он никогда не говорит о том, чего не могут увидеть или вообразить себе Его слушатели. «Посмотрите на лилии…», «Вышел сеятель сеять…» В Его притчах нет ни законников, ни ангелов, ни бесов, ни поднебесных голосов, а есть лишь обыкновенные люди, амхаарцы, подобные тем, кого Он видит вокруг. Именно так, приближая Закон к людям, и завещали учить великие Шаммай, Авталион, Гиллель… Стало быть, Он учит хорошо. Ведь таким же точно путем – от Иисуса Навина к пророкам, от пророков к ученым – к Шаммаю, потом к Гиллелю – и передавалось учение об омовениях, пока, наконец, не стало священнее самого Закона, пока мы эту обязанность добровольно не возложили на свои плечи во славу Шхины… Откуда в Нем этот дух противоречия? Если бы Он только захотел вести себя иначе, если бы Он только захотел понять… С Ним нельзя поступить так, как обычно поступают с каким-нибудь самозваным «мудрецом», который смущает народ пустой болтовней, противоречащей мнениям законников. За Ним ходят несметные толпы. Тысячи людей! И это при том, что в разгаре полевые работы! Они сопровождают Его повсюду от зари до поздней ночи, ловят каждое Его слово, приносят к Нему больных. И хотя видно, как Его это утомляет, Он тем не менее никому не отказывает. В последнее время Его ученики даже делали попытки не пустить к Нему людей, чтобы Он смог хоть немного отдохнуть и поесть. Он же, заметив, что к Нему не подпускают матерей, которые привели своих детей для благословения, строго отчитал учеников. Он сказал: «Зачем вы не пускаете ко Мне детей? Им принадлежит Царство Божье…» (И снова: Он и Царство – одно!) Однако Он выглядит все более и более утомленным. Если Его оставляют в покое хотя бы на минуту, Он кладет голову на руки и впадает в забытье. Вчера я услышал, как в такую вот минуту затишья Он сказал Симону: «Приготовь лодку, вечером выходим в море…» Я понял, что Он хочет укрыться от совсем замучивших Его просителей. Я испугался, что если Он сейчас исчезнет, то потом найти Его будет нелегко. Поверишь ли, я до сих пор не попросил Его о Руфи и даже не пытался поговорить с Ним… Вокруг столько желающих… Мне пришлось бы толкаться вместе с больными, амхаарцами, мытарями и блудницами. Кого только нет среди того сброда, который Его окружает. Мне пришлось бы при них говорить о моем деле. Кроме того, я все еще не знаю, как к Нему обратиться… Однако когда я услышал, что Он собирается на западный берег моря, я решился просить Его взять меня с собой: мне подумалось, что на пустынном побережье Десятиградия скорее представится возможность для спокойной беседы. Я подошел к Нему и сказал:
– Равви, Ты кажется собираешься на тот берег. Позволь и мне поехать с Тобой и с учениками Твоими…
Он поднял голову и взглянул на меня. От жары и напряжения щеки у Него запали и все лицо словно подернулось синеватой дымкой. Черные глаза под темной копной волос… Какое у Него прекрасное лицо! На висках пульсируют тонкие жилки, то собираются, то расходятся морщинки в уголках губ… Он не носит филактерии ни на лбу, ни на руках, таллит надевает только тогда, когда входит в синагогу. Если бы не кисточки на Его плаще, можно было бы подумать, что это гой… Он вперил в меня усталый взгляд. Он всегда смотрит на человека так, словно видит Его насквозь, прозревая даже то, о чем тот не догадывается…
– Если хочешь – произнес Он, – плыви… Только помни: у лис есть норы, у птиц есть гнезда, и только у Сына Человеческого нет дома, где Он мог бы укрыться…
Я поблагодарил Его и уже собирался удалиться, как вдруг подошел один из Его учеников – Фома, которого они также называют Близнецом; волосы его были растрепаны и посыпаны землей. Встав перед Учителем, он стал громко причитать. Оказалось, что он получил известие о смерти отца.
– Равви, – всхлипывал он, – я должен отдать последний долг родившему меня. Я не поплыву с Тобой, мне надо готовиться к похоронам… – Я с удивлением увидел, как Назарянин покачал головой.
– Плыви с нами, – сказал Он по обыкновению спокойно и скорее тоном просьбы, чем повеления; однако ничуть не менее непреклонно. – Пусть могильщики займутся усопшим…
Как следует оценивать Его слова? Заповедь гласит: «Почитай родителей». Сколько предписаний говорит об обязанностях сына по отношению к отцу! Кто же должен хоронить отца, если не сын? А Он говорит: «Предоставь это могильщикам!» В этом Он тоже расходится с законниками. Чем прикажешь оправдать подобное поведение?
Под вечер мы собрались на берегу. Симон и Андрей приготовили лодку, столкнули ее на воду, поставили парус. Все двенадцать учеников должны были плыть с Учителем. Был среди них и Фома с гладко прилизанными волосами. Он улыбался и ничем не выдавал своего горя. Какое же колоссальное влияние имеют Его слова на амхаарцев! Вслед за Назарянином на берег потянулась длинная вереница людей: они были удивлены, что Учитель уезжает. «Но Ты вернешься, Равви, правда ведь вернешься?» – слышались встревоженные голоса. Он отвечал утвердительным кивком головы. Должно быть, Он так устал, что Ему трудно было говорить. Он едва держался на ногах.
Я еще раньше заметил, что Симон, Андрей и сыновья Зеведеевы стоят в сторонке и о чем-то ожесточенно спорят. До меня доносились слова: «В Большом сундуке стоял грохот… Учитель сказал, что плывем сегодня… Предупреди Его… Он все знает… А что если?..» Мне сделалось не по себе. «Большим сундуком» называют скалы между Вифсаидой Галилейской и Капернаумом, где, по примете местных рыбаков, слышен грохот волн Великого моря, в случае если с запада надвигается буря. С некоторой тревогой я взглянул на небо: оно казалось безмятежным. Но, видно, не только до учеников дошло предостережение, так как из толпы тоже раздались голоса: «Не плыви сегодня, Равви, говорят, в Большом сундуке сегодня слышали грохот. Может случиться буря…» Казалось, Он не обратил на эти слова ни малейшего внимания. Тут из толпы вынырнул начальник здешней синагоги Иаир, сын Гедидаха, тот самый, который уговаривал учителя исцелить слугу римского сотника. Выпростав руки из таллита, он сказал: