Миргород

Упавший в кресло напротив старого телевизора Иеро наблюдал с улыбкой за Карлом, который, проговаривая все это, методично двигаясь по кругу проверял все двери и окна.

- А я, может, и не хочу, как все. Мне бы - как мне, понимаешь? Вспомнить для начала - все. Вспомнить себя. Понять смысл. Вот зачем я тут?

- Ну-ну. И тут тебе помогут. Ты вт только свистни. Набегут, вопросы будут задавать - все вспомнишь. Даже то, чего не было.

В дверь громко постучали.

- Мы кого-то ждем? - вскинул брови Карл, вытягивая из-за пазухи оружие. - Твой пистолет где?

- Где-то в сумке.

- Черт побери! Я же говорил - всегда держать при себе!

Он на цыпочках подошел к двери, прислушался, показав из коридора Иеро один палец, потом рывком дернул засов и пнул дверь, которая тяжело, но без скрипа откинулась, чуть не задев отпрянувшего паренька лет шестнадцати.

- Господин Карл, - затараторил тот, глядя в круглый зрачок большого черного пистолета. - Вам посылка. Вот. Тут вот расписаться.

Карл молча взял его за шиворот, завел в прихожую, посмытривая вверх и вниз по лестнице, запер дверь и только после этого тихо спросил:

- Ты один?

- Один.

- Кто послал?

- Так ведь...

Паренек протянул перевязанный шпагатом пакет наподобие большой книги. На узле красовалась большая сургучная печать с гербом города.

Быстро расписавшись в квитанции и выпроводив нежданного гостя, Карл задумчиво разрезал упаковку вынутым из кармана ножом.

- Что случилось? - спросил из кресла Иеро.

- А то, дорогой мой гость, что зря мы прятались и путали следы. Они нас тут нашли сразу. И вот, посылочка от них тебе. Вот, гады! - это он уже сказал даже с каплей восхищения в голосе.

- Да что там?

- Ты сиди, сиди, сейчас покажу.

Он покопался в упаковочной бумаге, посвистывая через зубы, а потом перетащил все разом на колени Иеро.

- А ты ведь им понравился, знаешь ли.

- Это как?

- А вот тебе, смотри, официальные извинения от службы - вот, с подписью и печатью. Вот это - вид на жительство и разрешение на работу. Это вообще очень круто. Ну, и вот, в качестве компенсации, как я понимаю. Такие пистолеты - они, знаешь, дорого стоят.

- Э-э-э, - покопался в памяти Иеро. - Беретта?

- И карточка к ней. На имя Карла Иеронимуса Фридриха Вандерера. Вот мы и познакомились полностью, да? Теперь никуда не денешься, выходит, не отбрешешься. Знаю я, выходит, и Карла, и Иеро, и Фридриха и так далее... Да ты совсем сомлел, смотрю... И, кстати, гость мой дорогой, ты чего сбежал-то от нас тогда? Чем тебе было не так? Вот и нашли тебя в гостинице - сразу нашли.

Сбежал? Ну, не совсем так... Было такое, что заставило.

...

- Да ты не бойся, Карл с утра ушел на работу.

- А я должен чего-то бояться?

Страшного в девичьем теле ничего не было. Девушка, как девушка. Молодая. Только из душа. Одно странно - чего это она вдруг?

- Я тебе разве не нравлюсь?

- Ты мне нравишься.

Он всегда отвечал девушкам честно. И потом, как может мужчине не нравиться молодая девушка?

- Так в чем проблемы?

- Извини, с подругами и женами друзей...

- Уже и друг?

- Его убили в моем сне. За меня убили. И вчера он за меня выступал. Так что извини, но секс с тобой моей программой не предусмотрен.

- Твоей, значит? А моей? Обо мне подумал? Я, может, хочу! Я, может, страдаю и болею без настоящей большой любви! А он тут приезжает такой весь не здешний и предлагает идти лесом...

- Лесом?

- Лесом-полем-огородом, мать твою! Ты серьезно вот так сейчас со мной?

Она стояла перед ним нагая в капельках воды, которые так приятно собирать губами с женской кожи. Он сидел на скрипучем диване старой конструкции. Вот сейчас надо было встать, поцеловать в пухлые губы, потом пройти губами по шее, собирая блестящие капли, поцеловать в ключицы и ласково уложить на диван. Или повернуть к себе спиной и наклонить. То есть, как угодно - вот она, вся нараспашку. Вся - твоя.

- Пожалуй, мне лучше уйти.

- Пожалуй, ты прав.

...

- Да просто, понимаешь, нельзя же... Надо же как-то самостоятельно... И потом, я привык - один...

Уплывая в темноту, Иеро слышал собственный голос, негромко говорящий:

"Сначала ты думаешь - где я? Как в кино, когда очнется человек и все спрашивает, спрашивает, пытается понять - где я? Потом - кто я. Возможно, тяжелая травма, потеря памяти. Или наркотики. Кто - я? И наконец совсем философское - зачем я? Вот он я. Я - здесь. И я - я. Но - зачем? Голова не выдерживает".

Спал долго. Высыпался за две ночи сразу, получается. Поэтому проснулся фактически к обеду. Никого в квартире не было. Пока умылся, пока побрился... Нет, определенно надо куда-то идти обедать. Какой может быть завтрак, когда солнце уже вниз пошло?

Отвлек звонок в дверь. Не стучали, как вчера - вежливо позвонили.

Брать пистолет и как-то по-киношноиу прыгать от стенки к стенке и осторожно выглядывать Иеро не стал. Не было никакой опасности - так он чувстовал. Опять чувствовал. Открыл дверь.

- Ты же тут голодный совсем, - запричитала Мария. - Ни продуктов, ни запасов каких... Мы вот тебе принесли борща. Пирожков принесли - я напекла сама.

- Живой? - спросил Карл, улыбаясь. - Все нормально? Ну, пошли тогда на кухню. Говорить будем.

Все было вкусно и сытно. И снова была водка - они тут пьют ее каждый день, что ли? И разговоры, разговоры, разговоры...

...

Сначала ты как будто висишь в сети из тонких гибких струн, связывающих тебя с окружающими. Они разной толщины, разной крепости. А тронешь - и звучат по-разному. Вот эта струна тянется к матери, эта - к отцу. Вот струны к друзьям детства. Вот - первая влюбленность. Вот - еще и еще. Коллеги по работе, девушка, с которой каждый день встречаешься на автобусной остановке, толстый веселый продавец в магазине напротив, алкаш со скамейки у подъезда, дружелюбно улыбающийся беззубым ртом, потому что ты - "свой"...

Потом ты взрослеешь, натягивается поначалу струна, которая от матери. Сначала ее тянет просто, даже боль вызывает ноющую, и хочется эту боль прекратить поскорее, как качающийся молочный зуб - вырвать, и ты ругаешься, отталкиваешь, не звонишь, не заходишь, не отвечаешь - и она рвется вдруг со звоном. Становится сразу чуть легче. Именно легче - тут даже и спорить не надо! Потом другие струны одна за другой. Со звоном, с музыкой, целыми аккордами. И однажды вдруг чувствуешь такую легкость и свободу! Не держит тебя здесь больше ничто и никто. Не боишься никого и ничего.

Как паук, сидевший в центре паутины и вдруг сорванный порывом ветра со своего места. Летит он, не известно куда. Держится за обрывки, шевелит лапками, не понимая, почему не отзываются нити - а они ни к чему не ведут.

А потом вдруг - хлоп - врезался. Вляпался. Втюрился. Влюбился. И подумать было о таком нельзя. Все само собой как-то. Одна толстая болезненная нить связывает теперь двоих. И чуть шаг в сторону, она гудит басово, тянет тебя, выворачивает чуть не наизнанку, заставляет скорее вернуться, сидеть рядом, обниматься, держаться за руку, смотреть в глаза, видеть глаза - а больше ведь ничего и не надо...

- Понимаю, - сказал Иеро, посмотрев на них. - Мне кажется, это я понимаю.

А Мария смотрела на Карла, как будто увидела в первый раз.

***

В городе по полной описи имеется:

Вокзал железнодорожный на четыре платформы - восемь подъездных путей. Капитальное двадцатилетнее здание. Ремонта не требует.

Автовокзал с залом приема пассажиров и кафе. Шесть стояночных мест под навесом.

Три охраняемые автостоянки на въездах в город на полторы тысячи стояночных мест.

Гостиниц - восемь. Из них:

- подтвердившие свою классность - две

- вне класса - шесть.