Страница 13 из 18
Путешествие в прошлое
В юности путешествия служат пополнению образования, в зрелых годах – пополнению опыта. Не странно ли, что в морских плаваниях, где нечего видеть кроме неба и воды, люди ведут журнал, а в путешествиях сухопутных, где столь многое можно наблюдать, они большей частью пренебрегают этим обычаем, словно случайность – более достойный предмет для пера, нежели наблюдения. Итак, пусть наш путешественник ведет журнал.
«Я – первый иноземец, который ступил на эту землю, который смотрит на эти искусно раскрашенные внимательные лица, слышит эти возгласы удивления и ликования, наблюдает стремительно меняющуюся, как погоду в их доме-джунглях, реакцию индейцев на любое новое действие пришельца, вызывающие у них недоверие и любопытство, ужас, восторги и разочарование.
Реальность и фантазия в моем сознании, как два воина, оставшиеся в живых среди многочисленных врагов, плечом к плечу отчаянно борются за право на существование. Безысходность факта словно приумножает их силы, а слабая надежда на вторую жизнь, если они выйдут из этой схватки победителями, заставляет их не защищаться, а нападать.
Эти люди не знают, что они живут на одном из материков, который назван кем-то не из их племени, и почему-то Южной Америкой. Что их земля принадлежит Венесуэле, республике, название которой нелегко выговорить на их языке. А у этой страны, а значит и у них (!), есть президент, государственный флаг, гимн, официальный язык, Конституция, палата депутатов, сенат…
Однажды я подумал: еще в недалеком прошлом в зависимости от того, на каком языке говорил путешественник, открывший ту или иную территорию, впоследствии говорили открытые им для мира целые народы, страны и даже континенты.
И вот теперь первым из чужаков ЭТИ исконные жители сельвы увидели русского. Незнакомые им доселе предметы, вещи и понятия: соль, сахар, рис, железо, стекло, пластик, механику и электронику – словом, многое из того, что они видят или слышат впервые, они, повторяя за мной, называют русскими словами. Да что там электронику – даже расческу, мыло, бумагу. Считать до десяти без помощи пальцев, писать свои имена, плавать, бороться, играть в городки и лапту и даже свистеть, вложив в рот пальцы, людей этого маленького племени учит русский. Безумная мысль, хихикая, заползала мне в мозг: пора водрузить над этим индейским шабоно российский стяг и сделать в дневнике короткую скромную запись: «Во славу России, 29 мая 1994 года, я, Виталий Сундаков, открыл Америку.» А, впрочем, почему Америку? Над названием подумаю после обеда».
Найти и понять
Признайтесь, кто из нас в детстве не мечтал стать отважным путешественником, чтобы, однажды ступив на неизведанные земли, рассказать затем соотечественникам об открытых нами таинственных племенах, живущих в непроходимых джунглях, и о своих удивительных, полных романтики и риска приключениях. Родись я много раньше, фантазировал я, будучи десятилетним мальчишкой, непременно стал бы одним из членов экспедиции отважной команды Кука или Гонзальво, Лаперуза или Гама, Колумба, Магеллана или Беринга.
С фонариком, заменявшим мне машину времени, отгородившись с головой от домочадцев тяжелым одеялом и стараясь не шуршать потрепанными страницами любимых книг, я вместе с литературными героями Жюля Верна и Фенимора Купера, Джека Лондона и Стивенсона совершал подвиги и спасал прекрасных дам, мчался по прериям и продирался сквозь джунгли, преодолевал знойные пустыни и обжигающие стужей бескрайние просторы Севера. Я погружался и на морское дно, где в тиши глубин покоятся корпуса некогда величественных и грозных кораблей, трюмы которых знали мадрасские пряности, ланкийские изумруды, алмазы Великих Моголов, серебро новосветских рудников и стоны невольников.
Гораздо позже учащение пульса, например, при перелистывании страниц зарубежных географических журналов или при просмотре кадров экспедиций легендарного Жака-Ива Кусто, убедило меня в мечте стать профессиональным путешественником и исследователем. Заразительный ветер странствий вдохнул в меня решимость расписать свою жизнь на главы научно-приключенческого романа и газетные строчки в рубриках «Приключения» и «Путешествия».
Но даже в то время мне еще трудно было поверить, что уже спустя десяток лет всему этому будет тесно и в моей жизни. Подводные экспедиции по поиску боевых кораблей, погибших в годы войны, полные приключений путешествия по Камчатке и Дальнему Востоку, жизнь в седле и в матросском кубрике, в казахской юрте и чукотской яранге, сюрпризы аномальных зон и руины древних цивилизаций, – лишь утончали мой вкус к приключениям. Мои проекты, возбуждая фантазию, вновь и вновь реально зашвыривали меня то в таинственное прошлое, то в загадочное будущее. Всякий раз, отправляясь за очередным ответом в путешествие во времени, я возвращался из экспедиции с ворохом новых вопросов, и стыд невежества усаживал меня за старинные фолианты и современные тексты научных исследований по истории, теософии, уфологии, этнографии.
Самое интересное – новые встречи, самое дорогое – старые друзья. Все люди, которых я встречал: добрые и коварные, ничтожно-великие и величественно-безвестные, исполняющие в постановке моей жизни роли друзей, врагов и прохожих; люди, удивительные уже в своем различии, живущие по разным законам и обходящиеся без них, носящие разные одежды и не нуждающиеся в них вовсе, с разным разрезом глаз и цветом кожи, моралью и мировоззрением, – осознанно или нечаянно были моими мудрыми учителями. Горячие пустыни и дремучие джунгли, величественные просторы океанов и бескрайние степи, звенящая тундра, холодное коварство гор и липкое безмолвие пещер вселяли веру в свои возможности и становились на пути к новым знаниям взыскательными экзаменаторами.
Восточные маршруты и северные экспедиции, авантюрное проникновение в Западную Европу и официальное приглашение в Северную Америку, разорвали горизонты ощущения пространства нашего мира мною, убедив в его безграничности и вечности. В то же время «эмпирические» открытия парадоксально огорчили меня разрушительной стремительностью течения жизни и ограниченностью незахламленных и незамутненных оазисов самобытной культуры народов, населяющих маленькую планету Земля. Потрясающим открытием для меня оказался факт иного видения планетарной истории и культуры. Все доселе известное мне о других народах и странах оказалось совершенно иным, не имеющим ничего общего с тем, о чем рассказывали нам многие люди, тексты и карты, претендующие на исключительную компетентность и авторитет.
Найти, попытаться максимально точно понять и сделать всеобщим достоянием отшлифованные временем и испытанные суровой средой уникальные технологии и приемы врачевания, народные ремёсла, оккультные отправления, организации промысла и быта. Изучение условий формирования жизненного уклада и культуры стало главной целью моих экспедиций. Но где все это можно обнаружить в девственном состоянии? Лишь там, куда не проникло разрушительное влияние нашей «инвалидной» цивилизации.
Язычество – вот едва ли не единственный пласт безо лжи, паутины и псевдонаучных домыслов, сохраняющий без искажений колыбельный, обобщенный эмпирический опыт человечества. Язычество, где каждое движение ритуала глубоко символично. Где каждый стежок одежды, форма оружия и малейшая деталь снаряжения буквально пропитаны, продиктованы исключительной целесообразностью и утилитарностью. Где неукоснительное следование традиции – не интеллектуально-мистические «навороты», не влияние капризов моды и уж тем более не национальный патриотизм носителей культуры, а жёсткое, единственное условие выживания вида и его космогонии.