Страница 11 из 18
Корр.:
– Виталий, если бы ваши друзья попросили вас рассказать им какую-нибудь правдивую эротическую историю, с каких интригующих слов она бы начиналась?
B.C.:
– Ну, например: «Второй час три таитянки буквально терзали мое бедное тело.» Или так: «В твою обязанность, сладкий мой, будет входить освобождение девочек от синьоров, оплаченное время которых истекло», – сказала мне содержательница частного публичного дома, после маленького происшествия в баре, свидетелем которого она оказалась.
Корр.:
– Ваше «наличие» на страницах журнала «PLAYBOY» было случайностью или это явление закономерное?
B.C.:
– «Плейбой» – «Играющий парень». А разве то, чем я занимаюсь, не мужские игры? Еще «старик» Ницше метко подметил, что любой настоящий мужчина любит опасности и игру и именно поэтому выбирает женщину как самую опасную игрушку.
Корр.:
– Что Вы делаете, когда хотите завоевать женщину?
B.C.:
– Завоевываю.
Корр.:
– Как?
B.C.:
– Поскольку не бывает двух одинаковых женщин, то не может быть ни универсальной стратегии, ни лучшей тактики. А вообще на этом поприще я – не агрессор, предпочитаю и логику, и страсть взаимного влечения. А «завоевать» подразумевает «подчинить». Меня больше привлекает женщина партнер, игрок, охотник, но не рабыня.
Впрочем и это в прошлом, поскольку я давно и надежно пленен любимой женщиной – (женой) Элеонорой.
Корр.:
– Ну, а какой бы вопрос вы задали читателям по окончании короткого интервью на эту тему?
B.C.:
– Естественный. Надеюсь, вы не решили, уважаемые соотечественники, что я специализируюсь исключительно на темах, обсуждаемых на этой встрече?
Корр.:
– Как и где вы проводите отпуск?
B.C.:
– В общепринятом смысле отпуска у меня не бывает, как нет дней выходных и рабочих. Моя работа не является неким обособленным временем, отведенным на зарабатывание средств. Моя жизнь – это и есть моя работа, без всякого пафоса. Помимо примитивного передвижения она включает в себя работу с текстами, естественные физические нагрузки, чтение лекций, спортивные тренировки, фото, видеодело, подводное плавание, экстремальное вождение автомобиля, посещение музеев, написание статей и т. д., и т. п. А главное, она дает пищу для глубоких размышлений, и (о, счастье!) позволяет избирательно общаться с разными людьми, – чего еще можно желать?
И я буквально физически заболеваю, раздражаюсь и устаю уже после двух недель, проведенных бездумно, бессмысленно, «стационарно». Или тем более (о ужас!) в обществе «важных» бумажек и «нужных» людей. Сегодня мой универсальный лекарь – ясная цель и ветер странствий. А впрочем, я еще много чего в этой жизни не пробовал.
О Т.Д. ОХНУЛ
Корр.:
– Вам, очевидно, завидуют многие люди. Хорошенькую он, мол, себе работу нашел, кататься по миру, поди плохо?
В. С:
– Мой хороший знакомый, архитектор, астролог, художник – Плужников Владимир Иванович, как-то, просматривая отснятый в экспедициях рабочий видеоматериал, где поллица у меня покрыто коркой болячек, где нет ни одного сантиметра тела свободного от укусов насекомых, а лимфоузлы увеличены до размера сливы, где я выковыриваю из-под кожи личинки насекомых и зашиваю на себе глубокую рану в, мягко говоря, антисанитарных условиях, искренне воскликнул: «Виталий, как хорошо, что все это снято на пленку! Это отбивает детскую зависть к твоим путешествиям».
Экстремальные экспедиции – это тяжелейший труд. Как, впрочем, и труд каскадеров, спасателей, пожарных, бойцов спецподразделений, словом, людей, чья полная мужественной романтики работа насквозь пропитана несоизмеримым с моим случаем риском и отвагой.
А те красивые кадры, которые становятся достоянием широкой публики: анаконда, которую я душу в речной протоке, извивающийся у меня в руках пойманный крокодил и т. п. – это просто экзотика. Но есть вещи, ну уж никак не привлекательные внешне, но гораздо более опасные: например, три миллиона людей на планете ежегодно умирают от малярии. Я уже четырежды ею болел, почти после каждой продолжительной тропической экспедиции. Я давно сбился со счета, начав однажды считать свои травмы и переломы. Дважды я был «гостем» реаниматологов, и уже даже полежал под ножом у известных нейрохирургов.
И потом, я не был ни только на Канарах или Сейшелах, но даже в Анталии. Я не видел Швейцарии и Сингапура, не отдыхал в морском круизе, не покупал авиабилетов первого класса, и совсем не потому что мне этого не хочется.
«Три месяца и двадцать дней мы были совершенно лишены свежей пищи. Мы питались сухарями, но то уже были не сухари, а сухарная пыль, смешанная с червями. Она сильно воняла крысиной мочой. Мы пили желтую воду, которая гнила уже много дней. Мы ели также воловью кожу, покрывавшую грот грей, чтобы ванты не перетирались. Мы замачивали ее в морской воде в продолжение четырех-пяти дней, после чего клали на несколько минут на горячие уголья и съедали ее. Мы часто питались и древесными опилками. Крысы продавались по полдуката за штуку, но и за такую цену их невозможно было достать.
Я не люблю
[по мотивам Владимира Высоцкого]
Я не могу, я не люблю, я не умею и не сумею, потому что не хочу нагнуться к слабому, чтоб потрепать за щеку, а встав на цыпочки, сказать, что я лечу.
И потерпеть, когда терпеть противно, и помолчать, когда молчать нельзя, советовать, когда никто не просит, и не прийти, когда зовут друзья. И бормотать, и лепетать, и в грудь помпезно ударять, и лебезить, и хлопотать, и «подкрадаться». И подтирать, и подпирать, и подавать, и подгонять, и подкупать, и подменять, и поддаваться.
Меня всю жизнь от этих «под» бросает в дрожь, кидает в пот и заставляет, что ни год, считать потери. От них беда и суета, и затхлый запах изо рта. Плодят их «живчики» и сонные тетери.
На пьянке петь – не подпевать. С друзьями быть – не отбывать. За дело бить – не подбивать и ухмыляться. На свете жить – не поживать. А в стае выть – не подвывать. От жизни брать – не подбирать и умиляться.
Я не люблю упрямых и надменных, обидчивых, трусливых и скупых. Не понимаю слово «непременно», и там, где точки вместо запятых.
Я не могу для дела пить, стенать, ушами шевелить и взятки брать или давать, что равнозначно.