Во имя любви

Их с Кэмом утомительное путешествие подходило к концу, и завтра им предстояло отправляться домой. Впрочем, последняя неделя была легче предыдущих. Погода, наконец, смилостивилась над путниками, а дороги в более населенной местности стали гораздо шире и ровнее, чем прежние горные тропы. И даже гостиницы стали более удобными и чистыми, что избавляло Пен от необходимости делить комнату со своим спутником. Но она все еще помнила, как лежала без сна, терзаемая глупой ревностью. А он, растянувшись рядом с ней, тоже не смыкал глаз.

Что же касается женитьбы Кэма, то Пенелопа, конечно, всегда знала, что он рано или поздно женится. И вот теперь, когда его невеста обрела реальные очертания, ей, Пен, следовало бы избавиться, наконец, от своей болезненной страсти. Но, увы, вместо этого ей становилось все тяжелее… А сегодня боль стала совершенно невыносимой, и Пенелопа, едва закончив ужин, бросилась к себе в комнату, чтобы поскорее сбежать от Кэмдена.

И вот сейчас, упершись дрожащими руками в каменную балюстраду, она смотрела в ночь ничего не видящими глазами. В этот вечер на ней было ее любимое платье из шелка цвета морской волны – платье, купленное в прошлом году во Флоренции. Попросив Марию отыскать его среди других нарядов, Пенелопа поняла, чем именно руководствовалась, и выглядело это весьма жалко. Она пыталась выставить себя напоказ, пыталась раздразнить Кэма. Но зачем ей это? Ведь он все равно не будет принадлежать ей, как бы сильно она того ни хотела…

Да, она действительно выглядела жалко.

– Беседа со мной пробудила у тебя желание броситься со скалы? – раздался у нее за спиной тихий голос.

Пен медленно развернулась. Конечно же ей следовало догадаться, что Кэм отправится за ней. Освещавшие террасу лампы давали достаточно света, чтобы она могла разглядеть его в тени возле дверей. Кэм тоже постарался одеться нарядно – словно понимал, что эта ночь станет своеобразным прощанием.

Пенелопе ужасно не хотелось путешествовать вместе с ним, и теперь сожаления о том, что их путешествие заканчивается, казались абсурдными.

– Ты говорил не так уж много, чтобы довести меня до самоубийства, – ответила она, пожимая плечами.

Герцог подошел к ней поближе, – и сердце Пенелопы забилось быстрее. «Ох, я и впрямь ненормальная!» – промелькнуло у нее. Кэмден же передал ей один из бокалов с красным вином, что принес с собой, и проговорил:

– Хочу поднять тост за старую дружбу.

И в тот же миг вся колючая враждебность куда-то исчезла, и Кэмден превратился в того добросердечного юношу, которого Пенелопа когда-то знала.

Взглянув на свой бокал, Пенелопа сказала:

– Что ж, за дружбу.

– Наше путешествие подходит к концу, – в задумчивости продолжал Кэмден.

– Но впереди – путь до Англии.

– На «Пустельге» ты защищена от скандала. Я плачу членам команды, чтобы они держали язык за зубами.

Как он, должно быть, хотел брака с леди Марианной… При этой мысли сердце Пенелопы болезненно сжалось. И ей вдруг захотелось вырвать все волосы из прически своей соперницы, без сомнения идеально уложенной. Увы, Пен теперь постоянно думала о выборе Кэмдена. Хотя и без всяких раздумий было ясно, что его невеста красива, благоразумна… и с безупречной репутацией.

– Да-да, за дружбу, – повторила Пенелопа, пытаясь изобразить радостную улыбку, но у нее это не очень-то хорошо получилось.

Слава Богу, Кэм, кажется, не заметил, в каком она была настроении. Отхлебнув из своего бокала, он перевел взгляд на море и вновь заговорил:

– К счастью, мы с тобой все-таки не убили друг друга.

– Но были к этому близки, – заметила Пенелопа.

Кэм внимательно посмотрел на нее и тихо сказал:

– Я желаю тебе добра, Пен. Я всегда желал тебе лишь добра.

Что ж, она это знала. Знала и о том, что ее отказ выйти за него замуж весьма уязвил Кэма и, возможно, даже разгневал. И все же узы прежней дружбы оказались крепче. Слава Богу!

– А я желаю добра тебе, Кэм.

– Что собираешься делать, когда вернешься домой?

– Улажу дела тетки.

– А потом?

Пенелопа пожала плечами.

– Наверное, вернусь в Италию. У меня здесь друзья и много мест, где хотелось бы побывать.

– Значит, ты не останешься в Англии?

Остаться – чтобы видеть его семейное счастье?.. Ни за что на свете!

– Нет, не останусь.

– Элиас и Гарри будут рады твоему возвращению, – заметил Кэмден.

– У них своя жизнь. К тому же они уже привыкли жить без меня.

– Теперь им придется жить и без тебя, и без Питера. – Кэмден вздохнул и добавил: – Прости, мне не следовало это говорить.

Пен с удивлением посмотрела на него.

– Господи, Кэм, ты передо мной извиняешься? Я думала, ты утратил такую способность.

Кэмден поджал губы, однако, оставался спокойным. А жаль… Ей было бы легче бороться со своим влечением к нему, если бы он разозлился. Увы, сейчас на его лице не было ни намека на неприязнь.

– Во время нашего путешествия я был груб по отношению к тебе, – проговорил он со вздохом сожаления.

Пенелопа невесело рассмеялась.

– И теперь, Кэм, ты признаешься в этом?

Выражение его лица не изменилось.

– Ты знаешь, почему так выходило.

– Да, ты говорил.

Развивать эту тему Кэмден, к счастью, не стал. Ох, как же мучительно было сознавать, что Кэм ее хотел, но не мог отдаться на волю чувств.

– Я надеялся, что честность разрядит ситуацию, – добавил он все-таки.

– Увы, этого не случилось, – со вздохом пробормотала Пен.

«Интересно, поцелует ли он меня на прощание?» – подумала она неожиданно. Ведь ей требовалось совсем немного. Всего один поцелуй, который она могла бы запомнить на всю жизнь. Хотя ей и так уже было, что вспомнить.

– Не случилось потому, что ты меня не хочешь? – спросил Кэмден. – Или потому, что хочешь?

Пенелопа вздрогнула и отпрянула, пролив немного вина.

– Кэм, я…

– Господь свидетель, это было бы неправильно. Ведь я ухаживаю за другой женщиной. А ты – сестра моего друга. Мы вместе выросли. – Голос герцога дрогнул, когда он добавил: – Но признайся, что ты меня хочешь. Ибо неизвестность сводит с ума.

Пенелопе ужасно не хотелось все это слышать. Не хотелось отчасти потому, что она, безнравственная, сейчас горела желанием броситься в объятия Кэмдена и умолять его проделать с ней… множество совершенно запретных вещей. Пен отошла к балюстраде, чувствуя, как гулко колотится ее сердце. Ох, она едва не раскрыла Кэмдену свою тайну, хотя и поклялась, что он никогда не узнает о ее любви. А его жалость… она была бы страшнее смерти.

– Кэм, зачем тебе мои признания? Ведь в этом нет никакого смысла…

Он забрал у нее бокал и поставил его на балюстраду рядом со своим.

– Мне нужно знать, вот и все.

– Нет, не нужно, – возразила Пен – и вдруг тихо застонала. Стоявший на продуваемой легким бризом террасе, с непривычно взъерошенными волосами и горящими страстью глазами, Кэмден казался ей сейчас самым красивым из мужчин.

И тут он схватил ее за руку:

– Если бы ты меня не хотела, то так бы и сказала, верно?

Пенелопа прекрасно понимала, что если Кэмден будет продолжать к ней прикасаться, то этой ночью она окажется в его постели.

– Кто-нибудь может увидеть нас, Кэм.

– Мне все равно. Скажи правду, Пен.

– Но какой в этом прок? – спросила она в отчаянии и попыталась отстраниться. – Ты ведь женишься на леди Марианне… – Взгляд Кэма сосредоточился на ее губах, и их закололо так, словно он уже запечатлел на них поцелуй.

– Когда-то я хотел жениться на тебе, Пен.

Сердце Пенелопы наполнилось горечью, и она со вздохом проговорила:

– Хотел, когда считал, что сможешь вылепить из меня все, что тебе угодно. Причем это было до того, как Питер, разорившись, окончательно запятнал и без того небезупречное имя нашей семьи, – разве не так?

Пенелопа затаила дыхание в ожидании ответа; ей ужасно хотелось, чтобы Кэм опроверг это ее утверждение. Однако он конечно же этого не сделал. Он ни за что не стал бы ей лгать, и она одновременно и уважала, и ненавидела его за это.