Ствол Правосудия

Кость застряла в зубах.

-Извини, сынок, не предупредил, - исповедался Папаша, - Там костяшки попадаются. Задница оленья. От костей очистить забыл, наверное. Память дырявая, как сомбреро.

Билл не расслышал этих слов. Машинально выплюнул кости на стол, не пытаясь покидать чертоги разума.

Он не готов принять такую потерю. Это выше его сил. Это не реально. Он преодолел многое, прошел через великие трудности, но к такому судьба его точно не готовила. Это в высшей степени неожиданный и сокрушительный удар, нацеленный в самое сердце. Немудрено поэтому, что многие сердца таких ударов не выдерживали и рвались на части. Так ведь было и с доньей Эленой. И не потому, что она слабая женщина. Она бы многим мужчинам фору дала по части стойкости и твердости. Вот уж у кого действительно был стальной характер. Но реальность бывает жестока. Очень жестока. Мальчики для нее многое значили.

Долина тени смертной, это загадочное непознанное пространство, взывала и к его разуму. Звала к себе, манила... И избавление от невыносимых терзаний ждало его только там, за рубежом этой долины.

-Знаешь, тебе еще крупно повезло, - снова заговорил старик, - Тот придурок, что повалил тебя, собирался пристрелить на месте за то, что ты нанес его дружкам серьезные увечья. Ты валялся беспамятно на полу. Мне удалось уговорить его этого не делать. Напомнил ему, что патроны зря тратить им запрещено. Он, вроде, удивился тому, что я осведомлен в их делах, но ты знаешь меня. Я тот еще проныра. Короче, пушку он спрятал. По любому, главному уже давно доложил. Даже не знаю, что нас теперь ждет, сынок.

Билл пропустил слова старика мимо ушей. То, что будет, заботило его меньше всего. Он думал о том, что уже случилось.

Фермер встал с места. Не говоря ни слова, он медленно прошелся по комнате, направляясь к входной двери. Папаша проследил за ним недоумевающим взглядом и обхватил голову руками после того, как Билл покинул его жилище.

Он, не оглядываясь, шел к своей ферме. Городская суета, понемногу утихавшая, его совершенно не волновала. Путаница в мыслях уже стала нормой. А призрачные видения мрачного будущего посетили впервые. Только помереть осталось. Его уже не заботила неотвратимость строительства железной дороги в этих землях. Переживания насчет разорения и, вероятно, насильственного выселения как-то сами собой развеялись.

Увидел будущее таким, каким он действительно будет...

Пришло время взглянуть правде в глаза. Горькой правде.

Не важно... Все вокруг вдруг потеряло какую-либо ценность. И лишь одна назойливая мысль никак не покидала голову. Мысль о бесполезности жизни и многочисленных преимуществах смерти.

Выходит, именно смерть и является наивысшим блаженством рая. Особенно после того, как все опротивело.

Чака больше злобно на него не лаяла. Может быть, она, как никто, его понимает. Боком трется о ногу хозяина, невозмутимо осматриваясь вокруг.

Он просидел с ней до наступления сумерек, при этом, вообще не заметив ее присутствия. А к ночи зашел в дом.

Блеклый огонек свечи зажегся и тут же погас. Он попытался зажечь свечу снова, но и следующая попытка успехом не увенчалась. Впрочем, особых усилий он и не прилагал. Получиться зажечь ее или нет, все равно. Пара капель растопившегося воска пролились на блюдце-подставку для свечи.

Он проследил за тем, как гаснет последняя искра надежды на то, что в продуваемом всеми ветрами здании появится свет. Момент угасания, смерти огня, все поглощающей стихии, в его сознании растянулся на целую вечность. Всего-то один миг...

Наконец, свеча зажглась, озарив часть комнаты - ту, что находилась у окна. Сев за кедровый поскрипывающий стол, он вгляделся в собственное отражение, что вполне четко выделялось в пропускающем ночной мрак стекле. Танцующий огонек был расположен так, что дарил человеку возможность разглядеть себя во всех подробностях. Вместе с тем подрагивающая кромка света предохраняла от прекрасного вида на скромный, но плодородный земной надел, который теперь стал несказанно пугать его.

Своего лица он не видел уже более десяти лет. Не разглядел он его даже в лакированной столешнице Уэса Диллона. Все эти годы перед взором его маячили крепкие заскорузлые руки, которыми он возделывал землю. Загрубевшее, кое-где морщинистое, с резкими чертами - лицо убийцы. Мысль эта, нежданно посетившая, его ошарашила. Да, с МакДэнном пришлось разобраться. Как и с его сыновьями. А что еще было делать? Они чуть было не уничтожили все, чего он своим трудом добивался. Да и жизнями их никто не дорожил, так что их убийство сошло ему с рук. Сам он себя убийцей не считал. Скорее, защитником собственности, достойным подражания земледельцем.

Постепенно глаза привыкли к ночному мраку, и свеча уже не могла скрыть от его пронзительного взгляда плодородную землю незначительной площади, хозяином которой он являлся. Скорая атака давящего уныния заставило его поднять взор ввысь, к неизвестным космическим широтам, скрытым пеленой атмосферы. Темное ночное небо, звезды, только родившиеся, не первое тысячелетие живущие и уже бьющиеся в коллапсе. Существование их отнюдь не мгновенно, совсем наоборот, весьма и весьма продолжительное. Хотя, не будь возможности рассматривать длительность из жизни в перспективе времени, стало бы ясно, что существование это - сущее мгновенье.

Он, тридцати пятилетний мужик, просуществовал всего одно мгновенье. Уже практически ничто не отделяет его от того, что ожидает каждого за гранью жизни и смерти. И это мгновенье абсолютно ничего не значило, не имело никакого смысла.

Абсурдность бессвязных воспоминаний, моментов, несопоставимых друг с другом, преследовала его.

Он вспомнил случай с похищением лошадей Уолтера Никсона. Уолт поклялся, что нагонит похитителей и разберется с ними. От помощи старому другу никто не отказывался. И Билл тоже. Они настигли воров у реки Хила. Перестрелка вышла не шуточная. Шайка состояла из тройки мексиканцев и двух индейцев-чирикауа . Отстреливались неплохо. Но отряд преследователей взял числом, погнали преступников в шею. Некоторые прям на лошадях свалились в пресные воды реки, другие успели со скакунов соскочить. Но и их ждала участь товарищей. Билл раскроил череп худощавому краснокожему, и тот свалился с высоты громадного восемнадцатифутового валуна. Упал плашмя, всем весом в воду булькнулся. Звук был не из приятных. Биллу почудилось, что у индейца внутренности наружу вывалились при столь резком соприкосновении с водной поверхностью. Так, очевидно, оно и было.

Никсон лошадей вернул, и, расщедрившись, нехило им всем заплатил. После случившегося фермер долгое время просидел на берегу, швыряя в реку плоские каменья.

К чему бы это воспоминание?

У Уолта дочка была. Семи лет, кажись, от роду. С женой расстался давно. Хотя многие утверждали, но жены никакой и не было. Мол, от Уолта забеременела какая-то продажная баба из Сакраменто. Уолту жаль было ребенка на ее совести оставлять, вот и прихватил малую с собой в Аризоне. А там уж обосновался в Гринвилле, разжился приличным овечьим стадом и жил себе припеваючи. До тех пор, пока дочь не погибла, свалившись с обрыва на очередной прогулке. Себе он этого не простил. Не уберег дитя, за которым взялся присматривать. Вина давила с каждым днем все сильнее. Потому он и повесился на ближайшем к городку суку.

Распинался так из-за дочери.

А на его совести смерть целого семейства.

Ты не мог поступить иначе...

Отмел подобные мысли сразу же. Не оправдание отнюдь. Его задача - обеспечивать семье защиту. Так и знал. Нужно было отказать тому подонку, и тогда ничего этого не случилось бы. Да даже эти ханыги не посмели бы здесь обжиться. Он бы уж точно погнал бы их куда подальше, не смотря ни на что. В военные годы приходилось из раза в раз играть роль командира. И справлялся он с этим недурно. Гордился случаем с узким перевалом где-то в Теннесси. Там-то он и проявил свой талант лидера во всей красе. У северян шансов не то, что на победу, - на выживание, не осталось. И они всех разбили.