Страница 20 из 21
Еще более важен тот факт, что «священный брак» мог заключаться и с другими богинями шумерского пантеона, причем царь мог действовать не только в качестве символического воплощения бога, но и от собственного лица, поскольку сам был божеством. В данном случае роль супруги царя выполняла жрица лукур или лукур-каскала – «дорожная наложница». Клинописные таблички сохранили имена таких жриц и записи брачных песнопений, исполнявшихся перед соитием царя и жрицы.
Божественный статус царей ІІІ династии Ура привел также к тому, что им, впервые в истории Двуречья и, видимо, единственный раз в истории Нижней Месопотамии сооружали мавзолеи. Интерес представляет мавзолей первого обожествленного монарха III династии Ура Шульги, еще в древности, к сожалению, ограбленный. Этот погребальный комплекс состоял из двух частей – подземной, с двумя сложенными из кирпичей сводчатых погребальных камер, и надземной, представленной крупным зданием размером тридцать восемь на двадцать шесть метров со стенами, достигавшими в толщину не менее двух с половиной метров. Одна камера предназначалась для самого правителя, в другой же были обнаружены останки его приближенных, которых похоронили с ним. Опустившись до уровня пола погребальных сооружений проводивший раскопки Леонард Вулли обнаружил занимательный факт – камеры, одна из которых была девять, а другая – девять с половиной метров в длину имели при этом несуразно низкую высоту, вследствие чего кости и фрагменты керамики лежали практически на уровне опор свода, а выпрямиться во весь рост исследователи смогли лишь в самом центре обоих сооружений. Догадаться о причине столь странных пропорций помогла лестница, которая опускалась от уровня выявленного пола куда-то еще дальше вниз. Продолжив раскопки, Л. Вулли пробился сквозь состоявший из нескольких слоев пол на несколько метров вглубь и добрался до выставленных на ребро обожженных кирпичей с незаполненными промежутками между ними. Кладка оказалась двухслойной, и лишь под вторым ее слоем был выявлен настоящий пол из пяти слоев обожженного кирпича, скрепленного битумным раствором. Скорее всего, случилось следующее: когда сооружали гробницу, архитектор заложил усыпальницу слишком глубоко, почти на девять метров ниже дневной поверхности, не учтя уровня подземных вод и ориентируясь на их летний уровень. Когда же царь умер и гробницей необходимо было воспользоваться, то оказалось, что она заполнена водой. Единственным выходом стало создание засыпи и поднятие уровня пола на 1,5–2 метра от запланированного, что и исказило пропорции усыпальниц.
Верхнее сооружение непосредственно над усыпальницами было предназначены для вечного поклонения обожествленным царям, однако напоминало не храмы того времени, а походило скорее на роскошный частный дом-дворец. Видимо, это было связано с тем, что, с одной стороны, усыпальница – обиталище бога, но, с другой, сам этот бог имел человеческое происхождение. Так и после смерти подданные не забывали, что бог некогда был человеком, точно так же, как при жизни помнили о божественной природе правителя. Переход в иной мир, мир мертвых, не был для правителя переходом в ранг бога – он уже и так был им при жизни, менялось лишь соотношение двух его сущностей. В связи с этим, несмотря на то, что теперь подданным приходилось служить богу-царю по-иному, его «храм» все равно оставался прежде всего дворцом.
Божественного монарха окружали исключительно чиновники, которых можно было свободно назначать и смещать, переводить с места на место в пределах обширной страны, повышать или понижать их положение на административной лестнице. Важнейшим чиновником государства, стоящим сразу после царя и имевшим разнообразные властные полномочия, был суккаль-мах – «великий посланец». Этот администратор действовал в зависимости от ситуации от имени самого правителя и был, по сути, его прямым заместителем и правой рукой. Известна целая династия «великих посланцев», служивших царю Шульги и двум его преемникам: суккаль-махами были Ур-Шульпаэ и его сын Варад-Нанна.
Энси (по-аккадски «ишшаккумы») отдельных городов, бывшие ранее самостоятельными правителями, при ІІІ династии Ура стали обычными наместниками, послушно исполнявшими волю царя. Они были лишены светской власти, хотя и продолжали номинально возводиться в свою должность местными сановниками-старейшинами и выполнять жреческие функции. Это, впрочем, было формальностью, пережитком, с которым правители Ура не считали нужным бороться, ведь он утратил свое значение. Основной задачей энси стало управление государственными царскими хозяйствами в пределах номов. При этом номовые хозяйства потеряли былую обособленность и самостоятельность и рассматривались как рядовые структурные подразделения единого царского владения. В случае необходимости любые ресурсы того или иного номового хозяйства – продовольственные запасы, посевные фонды, рабочая сила и т. п. – могли быть переброшены по решению царя из одного территориального округа в другой и никакой местный энси не мог этому противиться. Это было тем более невозможно, что параллельно гражданским управленческим структурам в округах действовала военная администрация, представленная окружными наместниками-военачальниками шагане. Эти военные чиновники имели не только собственный административный аппарат, но и подчиненные им воинские формирования, способные, в случае необходимости, принудить строптивого энси к выполнению царской воли. Военачальники поддерживали прямую связь с царем и регулярно отправляли в столицу подробные донесения о состоянии подотчетного им округа и деятельности энси. Благодаря этому урский монарх имел возможность перекрестной проверки донесений глав местной гражданской администрации, не говоря уже об отправке специальных чиновников-эмиссаров, которые должны были проверить состояние дел на местах и составить подробный доклад. Важную роль в координации деятельности разбросанных по территории страны царских хозяйств играли разного ранга «посланцы» и «гонцы», действовавшие в качестве правительственных эмиссаров.
Община, бывшая ранее важным органом административно-территориального управления, окончательно утратила какие-либо политические права и полномочия. Она, конечно, сохранила за собой некоторые земельные наделы, но они не шли ни в какое сравнение с громадной по своим размерам царской собственностью. Общинники, хотя и сохранили ряд пережитков самоуправления, находились в полной зависимости от государства и были низведены до уровня локальных групп населения, живших исключительно за счет натурального, практически полностью земледельческого хозяйства. Таким образом, в политическом отношении община полностью зависела от государства, а в экономическом была изолирована от какого-либо внутригосударственного торгового обмена. С одной стороны, она не могла поставить на рынок никакой ремесленной продукции, поскольку сельское ремесло было неконкурентоспособно на фоне правительственных мастерских. С другой стороны, община не имела ни права, ни фактической возможности продавать на внутреннем рынке продукцию земледелия или животноводства, поскольку представители остальных социальных страт страны в них либо не нуждались (вследствие получения всего необходимого за счет централизованного государственного распределения – чиновники всех уровней, воины, жрецы), либо были неспособны (в правовом и экономическом отношении – зависимые царские работники, рабы) приобрести.
В экономическом отношении ведшие натуральное хозяйство общины были разбросаны по просторам Двуречья, разобщены и существовали как бы в параллельном измерении к социально-экономической системе, созданной «Царством Шумера и Аккада», и были связаны с государством лишь через систему налогообложения. Единственная прямая польза, которую, очевидно, получали общины от существования государства ІІІ династии Ура – безопасность на всей территории страны. При этом жизнь общинников сложно было назвать зажиточной или безбедной, подвергаясь поборам и повинностям со стороны государства, они нередко терпели нужду и не без труда сводили концы с концами. Это отразилось в такой шумерской «житейской мудрости»: «Если умер бедняк – не воскрешай его: когда у него был хлеб, у него не было соли; когда у него была соль, у него не было хлеба; когда у него была горчица, у него не было мяса; когда у него было мясо, у него не было горчицы».