Страница 17 из 27
– Зря, Федя. Сейчас без образования просто не обойтись. Вообще, устроиться на работу трудно. Говорят, что теперь даже кандидаты наук работягами в больших городах… пашут. Москва – совсем другое, у них там почти отдельное княжество. Мне рассказывали.
– Такая… каменная радость не для меня. А мы, зауральские, всё преодолеем! Но пока у здешних людей не всё здорово. Это ведь даже и не Сибирь, а Дальний Восток. Столичные магнаты даже и не подозревают, что здесь живут люди.
– Ты стал совсем взрослым, Федя.
– Да. Но я не об этом. У нас, среди охотников, – продолжал свой рассказ Плешаков, – в нашем охотничьем кооперативе «Белка» двое не кандидатов наук, конечно, но с высшими образованиями работают. Люди устраиваются, где могут. Старики говорят, что жизнь пошла страшная, очень далёкая от библейских учений и канонов.
– Я тоже об этом не один раз слышала. Но как же ты меня нашёл? Тут, мне кажется, только твоя мать, Анастасия Климовна, могла тебе помочь.
Фёдор быстро, но обстоятельно рассказал о том, что именно его мать, Анастасия Климовна, догадалась, что Ирина именно здесь, на прииске «Вербинском». Всё объяснялось просто. Она в молодости кого-то знала из друзей покойных отца и матери Ирины. Долго терпеливо наблюдала мать Фёдора за тем, как страдает по своей бывшей однокласснице её сын.
Потом не выдержало сердце Анастасии Климовны, и она сказала: «Если сохнешь по своей… зазнобе, то мотай туда, на прииск «Вербинский». Оказывается, Плешакова все справки уже навела, дозвонилась до фирмы «Белка» в селе Лонги, и договорилась, чтобы Фёдора взяли туда, как говорят, по большому блату, помощником охотника…
Она смирилась с тем, что произошло, точнее, происходит в душе её сына. Так и решила: что ни делается, всё – к лучшему. Правда, не всегда это так. Суровая реальность часто далеко от того, какой рисуется в воображениях многих наивных и доверчивых умов. Учительница географии Потайпинской средней школы Плешакова успокаивала себя тем, что там, на Севере России Дальней, её сын возмужает, а потом и в армию пойдёт. А там поступит учиться, в институт, на заочное, женится на какой-нибудь хорошенькой…
Мать Фёдора, Анастасия Климовна не сомневалась в том, что с Ириной у её ничего путного не получится. О создании семьи с такой непутёвой шалопайкой и говорить не приходится. И это её успокаивало. Такой явный расклад не то, что бы её радовал, но утешал.
– Я же тебе сказал,– Фёдору, всё же, пришлось повторить Ирине то, что он уже сказал десятью минутами раньше, – что только ты можешь быть моей женой, и больше никто…
– Упрямый ты, Федя. Ну, стану я твоей. А если нет любви, то надоедим мы друг другу через месяц. Я сейчас и сама не знаю, что меня ждёт в этой долбанной жизни.
– Я рядом, с тобой.
– Да, конечно, со мной. Смешней не придумаешь. Ладно, пойду. Заходи, когда сможешь. Понимаю, что тебе торопиться надо. Люди ждут.
Пригожая встала со скамейки и обняла Федю, и даже поцеловала в щеку. Всю эту картину увидел, выходящий из рощи, в обнимку с дамами, Гера Граков. Он пьяно, но предупредительно и серьёзно погрозил пальцем в сторону давних знакомых. Потом неторопливо застегнул ширинку брюк и потащился дальше.
– Это твой сокол, Ирина?– С сарказмом поинтересовался Плешаков. – Боже мой! И ты, красивая, умная, терпишь это чмо рядом с собой!
– Много ты понимаешь! Ладно! Я пошла. Заходи! И у меня к тебе очень наставительная просьба – не трогай, пожалуйста, Федя, моего… Гракова. Мы с ним сами разберёмся.
– А какой смысл мне его-то трогать, если ты тоже… накуролесила. Не хочу руки об него марать. Но если он, Ира, будет напрашиваться, то…
– Успокойся, не будет. Он человек… нормальный.
– Сомневаюсь.
Ирина не стала дальше ни о чём говорить. Она торопливо пошла в сторону своего дома. Плешаков остался сидеть на скамейке, закурил, глядя ей вслед. Он очень любил Пригожую и жалел её, сочувствовал совсем ещё юной женщине. Но он не в силах был что-либо изменить. Да и не входила такая задача, что называется, в его компетенцию. Ни какой помощи от Плешакова Ирина не ждала и не просила. Да и кто он ей? Так… Бывший одноклассник.
Он притушил пальцами сигарету, бросил окурок в урну и собрался идти в магазин, но тут перед ним нарисовался Гера. Граков уже был один, дамы от него откололись. Устали или пошли искать себе новую компанию, чтобы не ощущать чувство… недопития.
Граков бесцеремонно схватил Фёдора за ворот штормовки, что называется, брал на арапа, и угрожающе произнёс:
– Но ты, фраер вонючий! Ты чего к моей тёлке подкалываешься? Клеишься? Без году неделя тут и… Запакуй слюнявую коробку! Она… Пригожая – подстилка моя! А ты тут не при делах.
Плешаков отдёрнул его руку. Встал со скамейки и сказал серьёзно:
– Не хорошо отзываться так о девушке, которая по своей наивности уделила тебе больше внимания, чем другим.
– Она и тебе уделит… если я захочу. Понял? Если ты мне приплатишь… нормально, то… А так не лезь! Зубы тебе, пацан зелёный, выбью!
– Такой процесс, пожалуй, произведу я. Пойдём в рощу, тошнотик!
– Ты кого это тошнотиком назвал? Повтори?
– Пойдём в рощу, тошнотик! Не при людях же мне тебя жизни учить, дяденька.
Фёдор крепко схватил за руку Гракова, настолько крепко, что тот, сделав попытку вырваться, понял, что влип, как кур в ощип. Идя на «жёстком» прицепе за Плешаковым, Гера вяло пробормотал:
– Ты что, шуток не понимаешь, пацан?
– Будешь потом шутить. Мы живёт в разных посёлках. Когда ещё встретимся, Гера. А тут такой случай выпал,– Плешаков был настроен решительно, не намерен был терпеть оскорбления в адрес Ирины. – Потом уж ищи и свищи меня. Приходи отомстить, буду рад. Но сразу говорю, что искать меня бесполезно. Ты второй или третий раз в жизни меня видишь, и больше, может быть, тебе такое счастье и не отломиться.
Таким образом, Плешаков втащил Геру в то место, где росло много густых деревьев и кустарника, и уже только там освободил его руку. Граков понял, что надо действовать решительно и наверняка. Он моментально вытащил из-за пазухи нож и бросился с ним на Фёдора. Тот очень легко перехватил его запястье и от души врезал ему кулаком по носу. Гера, обливаясь кровью, упал на колени, оставив холодное оружие в руках совсем юного охотника.
Поскольку пустой рюкзак ещё висел на плечах Плешакова, то он снял его и нож бросил туда. Подом надел поклажу на спину. Граков нашёл в себе силы подняться на ноги, но тут же получил такую быструю и мощную серию ударов кулаками, что о его дальнейшем сопротивлении не могло быть уже ни какой речи. Фёдор плюнул в сторону поверженного врага.
К продуктовому магазину подъехала машина с закрытым кузовом. В кабине, рядом с водителем, находились ещё двое. Женщина с ребёнком, жители села Лонги. Поэтому Фёдор, с загруженным рюкзаком, забрался по лестнице в кузов, и через мгновение машина тронулась с места.
Скорость её движения становилась всё меньше и меньше, потому что дорога, по сути, серпантин, становилась круче и круче. А картина кругом всё та же – горы, покрытые, в основном, соснами да кедрами. Да и в высоком небе парящие орлы.
С разбитой физиономией подходил к дому Ирины взбёшённый Граков. Он ударом ноги открыл калитку, без того еле держащуюся на старых шарнирах. Навстречу ему вышла Татану. Он грубо оттащил её в сторону от двери и направился в дом.
– Сейчас, грязная подстилка, я тебя крепко побью! – Угрожающе, как обычно, сказал он.– Ты у меня заплатишь за всё! Развела тут хахалей!
Ирина решительно загородила вход в своё жильё:
– Больше ты, любимый мой, не переступишь порог этого дома. А если тронешь меня хоть пальцем, то очень плохо закончишь. Иди к своим старым и грязным вешалкам, проверяй их на сифилис!
– Вот уже как ты заговорила! И даже не умоляешь на коленях, чтобы я женился на тебе? Я хренею! Да мне ещё и проще!
– Тебе всегда проще. Ребёнка я рожу, и обойдусь без тебя,– терпение Ирины лопнуло.– Такое грязное существо, как ты, не может быть не только мужем, но и обычным сексуальным партнёром… на полчаса. Ты, скотина, изнасиловал меня!