Страница 11 из 56
– Хорошо, Рибен. Я подумаю, – сказал ошарашенный Деян. В голове до сих пор звенело, и все это было слишком неожиданно и на удивление не слишком-то приятно слышать. Противоречивые чувства боролись в нем. Он хотел как можно скорее вернуться домой, и при воспоминании о том, как близко от Медвежьему Спокоищу скользнул палец Ритшофа, обозначая угрозу, внутри все сжималось. Он хотел – конечно же, хотел! – отправиться назад. Но представлял себе это совсем не так….
– Подумай, – согласно кивнул Голем. – Как бы там ни было, я благодарен тебе за все, что ты сделал… Хотел бы я быть уверенным, что это не выйдет тебе боком.
«Вся его жизнь пошла прахом; ему безразлично даже, доживет ли он сам до следующего утра, – подумал Деян, глядя на чародея. – И он думает о том, доберусь ли я назад… А я, стал бы я беспокоиться о других, когда у самого все вверх дном? Кто бы стал?»
– В тебе больше благородства, чем можно предположить, – искренне сказал Деян.
– Ошибаешься, Деян: если не иметь в виду мое происхождение, благородства во мне ни искры. – Отвернувшись, Голем уставился в стену. – Я сожалею о той своей попытке перехитрить время; но, говоря откровенно, в глубине души еще более я сожалею о неудаче. Подари мне Небеса возможность прожить тот далекий день заново, я знаю, что сколько бы ни клялся в обратном и сколько бы ни каялся в грехах – я попытался бы еще раз. Вот и все мое благородство. А сейчас я хотел бы знать, где мое вино! – рявкнул вдруг он.
Хозяин с кувшином и стаканами объявился в следующую же секунду: очевидно, чародей не ошибся в предположении, что тот пытался подслушать под дверью.
– Лучшее, что есть в моем погребе, – услужливо сказал хозяин.
– Сойдет, – сказал Голем, наградив его тяжелым взглядом. – Надеюсь, у тебя большие погреба. Когда я говорю «много вина», я не имею в виду «один кувшин»!
– Разумеется, милорд. – Хозяин достаточно владел собой, чтобы не выказывать открыто своих истинных чувств: он пятился к двери, подобострастно улыбаясь. Но настороженный взгляд, в котором опаска сочеталась с досадой и гневом, выдавал его.
– Присмотрись к этому человеку, Деян, – сказал Голем, когда хозяин вышел. – Неловко за расходы, которые он из-за нас терпит? Он кажется тебе славным малым и тебе жаль его? Джебу вот жаль.
– Не знаю. – Деян пожал плечами: сложности хозяина мало его волновали. – Но стоило бы пожалеть, наверное.
– Если тебе так кажется, подумай вот над чем, – сказал Голем. – Сколько людей спешит сбежать из Нелова с тем имуществом, какое можно увезти с собой? Все они убеждены, что в случае победы Бергича город будет разграблен, и убеждены небезосновательно. Если офицеры Бергича знают свое дело, то не допустят большой резни и поджогов, но, несомненно, победители опустошат в городе все погреба. И не будут платить. Нас всего трое – а со дня на день заявится целая армия… Понимаешь, к чему я веду? Есть только две причины, Деян, по которым наш гостеприимный хозяин может быть в нынешней ситуации по-прежнему обеспокоен мелкими тратами и жалеть вина важным и опасным гостям. Либо он безоговорочно уверен в победе дарвенской армии, либо имеет тайную договоренность с бергичевцами о том, что разграбление его заведения не коснется. А много ли ты встречал людей, которые бы верили в победу дарвенцев?
– Ни одного. – Деян покосился на дверь. Он не слышал удалявшихся шагов: скорее всего, хозяин снова пытался подслушать.
– Зуб даю, на барона Бергича ему плевать так же, как и на князя Вимила: наш добрый хозяин принадлежит к тому типу людей, которые служат лишь своему кошельку, – сказал Голем. – Если бы я был дарвенским военачальником и собирался защищать город, то или перекупил бы этого подлеца, или, что более вероятно, повесил. Но, на его счастье, я не дарвенский подданный. Потому, если он будет достаточно благоразумен, чтобы не болтать обо мне со своими друзьями из баронства и прекратит совать нос в мои дела – я его не трону. Однако он уже дважды позволил себе проявить неуместное любопытство... Третий раз станет последним. Вы ведь не возражаете, господа?
– Не возражаю, мастер. – Джибанд выглядел огорченным, но все его сочувствие к хозяину двора испарилось как дым.
– Почему тогда его не казнил Ритшоф? – подумав, спросил Деян. – Тоже из-за каких-то «договоренностей»? Или ему не хватило ума заметить?
– Подозреваю, в лысую голову Варка Ритшофа попросту не помещается мысль о таком обыденном и прагматичном предательстве: продать своего короля и свою веру за горсть серебра – подобное для него немыслимо. Как кое для кого немыслимо обратное: отказаться от денег, власти, безопасности ради служения чему-то, что нельзя сунуть в карман. – Голем с видимым отвращением взглянул на дверь, за которой, судя по простучавшим по полу шагам, никого уже не было. – Ритшоф – опасный фанатик, но из этих двоих я всегда выбрал бы его. Что ж до меня самого, то чтобы я ни делал – я редко забывал о собственной выгоде. В деле своем я был хорош, да – но в остальном уважение, которым я пользовался, было незаслуженным….
Деян пожал плечами. Из того, что прежде Голем рассказывал о себе, этого не следовало, но спорить с ним, раз уж он решил обвинить себя во всех грехах, было бессмысленно.
– Правда в том, что мне стыдно смотреть этому юноше, Яну, в глаза. – Голем взялся за кувшин и наполнил два стакана, щедро расплескав вино на так и не убранную карту. – Он считает нас героями: Влада, меня… А мы лишь удачливые дураки и подлецы. Пей, Деян. Неизвестно, когда еще доведется отдыхать.
– Киан-Лесоруб, светлая ему память, говорил: «Когда в землю ляжем, тогда и наотдыхаемся». – Деян взял стакан. – Но, в общем, ты прав.
Стакан из темно-синего тяжелого стекла был хорош, однако напиток в нем оказался отвратителен: не только цветом, но и вкусом он немного напоминала закисший морс, в который зачем-то еще положили сахара и долили хлебной водки.
– Ты уверен, что это можно пить? – спросил Деян, с трудом заставив себя проглотить жидкость.
– Абсолютно… Погоди-ка, ты никогда не пробовал вина?! – удивился чародей. – В твоей Орыжи только воду и пьют?! Кипяток со смородиной и мятой?
– Обижаешь: разве ж мы животные, чтоб пить одну воду, – сказал Деян. – И пиво варят, и мед, и бражку из ягод делают. Но такого до нынешнего дня не пробовал: Господь хранил. Из какого это сорняка?
– Из такого, какой тут не растет; издалека привезено. – Голем в несколько глотков допил стакан и налил себе еще. – Ну, раз так, как хозяин зайдет, спроси у него что-нибудь простого и привычного: он только рад будет. Джеб! Позови-ка его… Хотя нет, сначала капитана, если он в зале.
Джибанд молча подчинился.
– Почему ты позволил этому мерзавцу отираться под дверью? – сердитым тоном спросил Голем, когда капитан Ранко Альбут в сопровождении великана появился в комнате.
Капитан беззастенчиво улыбнулся, встопорщив густые усы.
– Не его одного любопытство заело, о чем тут разговор, милорд. Виноват. А приказа никого к двери не подпускать у меня не было.
– Теперь – есть. – Голем пристально взглянул на капитана, отчего тот малость спал с лица. – В следующий раз не спущу! А что хочешь знать – спрашивай.
–Понял, милорд. – Капитан коснулся кулаком груди. – Дозволите спросить?
– Дозволяю.
– Кто вы такой?
Голем усмехнулся:
– Колдун; да это ты уже и сам понял. Меня долго тут не было, но теперь я снова здесь: вот и все. Много будешь знать – рано состаришься, капитан.
– Благодарю за подробные разъяснения, милорд, – с усмешкой, подозрительно похожей на големову, сказал капитан; он явно был не робкого десятка. – Дозволите идти?
– Вам или вашим людям нужно что-нибудь?
– Нужно…что? – Капитан нахмурился; на лице его отразилось недоумение. – Боюсь, я не совсем понимаю…
– Вам лучше знать: одежда, сапоги, патроны, еда, овес для лошадей, – раздраженно перечислил Голем, – может быть, какие-то другие припасы? Вроде как неподалеку есть еще не разграбленный склад. А у меня есть епископская бумага, которая позволит им воспользоваться. Если вы поторопитесь: я надеюсь выехать завтра утром, самое позднее – к полудню.