Страница 3 из 9
Плюхнулся на стул.
– Привет!
– Привет! Будешь ужинать?..
– Нет. Я жду тебя в машине. Что мне здесь делать? Все глазеют, как идиоты.
Она поднимает глаза. Смотрит с любопытством, как на насекомое. Господи, дать бы пощечину. Да ведь нельзя. Эта точно не стерпит. Не хватало тут еще устроить…
Игорь смотрит, как она отправляет кому-то смс-ку. Потом равнодушно произносит:
– Я улетаю завтра в Австрию. Договорилась в редакции о неделе передышки. Больше не могу…
Так. Спокойно-спокойно. Пусть едет. Он – нет. Он – не может…
Он не может уехать на Новый год – семья, бюджетное заседание, да и Лидер не поймет…
К столику подскакивает какой-то пидарчонок в розовой рубашке и идиотском переднике:
– Что-нибудь желаете?
– Еще не выбрал! – тяжело роняет Мариненко, не отводя глаз от Марьяны. И вдруг неожиданно для себя хрипло произносит: «Я полечу с тобой!»
Она совсем не удивляется, только улыбка слегка трогает прелестное лицо. (Господи, откуда у гражданки из Сумской области эти скулы и эти глаза!)
– Отлично. А теперь я должна ехать. У меня еще интервью.
И покидает столик, не попрощавшись и не оглянувшись.
«Сука», – думает Игорь.
«Игорь», – думает сука.
…Плотная густая тьма окружает лежащего в снегу человека. Он не может ни встать, ни пошевелить окоченевшими руками и ногами, иногда стонет, иногда замолкает, точно впадая в беспамятство. И звезды склоняются все ниже над его головой.
Игорь открывает глаза. Мысленно возвращается к последней ночи перед отлетом. Тогда даже не успел поужинать. Позвонили из Администрации. Лидер вызывал на встречу. Игорь скривился: «Странно, только начало десятого, обычно страсть к обсуждениям крепнет к часу ночи».
Сел в машину к обиженному Шурику:
– Едем на Банковую.
Шурик покорно завел мотор и выключил радио. Игорь ненавидел посторонние звуки в машине. Вайбер вспыхнул сообщением. Марьяна без комментариев выслала ему свой билет. Жест был понятен: хочешь попасть на один рейс – думай. Да, ночь, но я тебе не нянька.
Лидер ужинал в кабинете в одиночестве. За неделю, пока не виделись, лицо еще больше отекло, а мешков прибавилось. Обнялись.
– Выпьешь чего-нибудь?
– Не хочу. Устал… Впрочем, виски.
– Игорь, ты знаешь, как важно голосование 30-го. Люди готовы?
– Практически со всеми переговорили. Пидорас этот Плохиш торгуется, как последняя шлюха на Окружной. Им нужен янтарь, им нужен «Укрспирт» и еще пару комитетов. С Самаритянином я договорился… Все будет о’кей. Володя… эээ… я завтра утром на неделю улетаю…
– Ты сдурел? Какой «улетаю» накануне такого голосования?!! Б…дь, вы тут все с ума посходили!
Он стоял со стаканом напротив – большой, грузный, с глазами навыкат, чрезвычайно опасный, готовый ударить, но Мариненко не было страшно. Он с юности помнил эту стойку Лидера, которую в спокойные минуты их дружеских посиделок называл «бычьей», совсем ее не боялся и знал, что нужно просто переждать этот приступ гнева.
– Игорь, ты не хочешь заниматься фракцией? Тебе насрать на страну? Да что там на страну! Тебе же на меня насрать! Но, Игорь, я тебя накажу, и ты знаешь как. Потому что есть одна вещь, на которую тебе никогда не насрать, – это деньги!!!
Он бегал по кабинету, орал, но Игорь уже понимал: гроза миновала и он завтра улетит, дав ночью все необходимые распоряжения.
Утром в самолете, сразу же после взлета, Марьяна уснула. Он читал, но время от времени с удивлением разглядывал профиль мадонны, упрямо сжатые губы, веснушки, легкие морщинки у глаз. И вдруг она улыбнулась во сне, и сердце у него оборвалось в предчувствии чего-то такого, что и сам он не мог объяснить.
…Человек на снегу уже давно потерял сознание. Но это было не тяжелое забытье, а приятный сон замерзающего человека, которому судьба уготовила последнее тепло перед долгой дорогой в никуда. И в то мгновенье, когда вопрос был почти решен, неподалеку раздались голоса и луч мощного фонарика осветил тело в красном лыжном костюме с неестественно вывернутыми ногами.
Люди склонились над ним и кто-то произнес поспешно, сквозь ветер:
– Jungs, еs ist hier! (Ребята, он здесь!)
– Rufen sie den Rettungs! (Вызывай спасателей!)
Поспешные переговоры по рациям. И тьма окончательно упала на депутата Мариненко, могущественного друга великого Лидера.
…Очнулся он через двое суток с гипсом на ноге и плотной повязкой на голове. Сквозь марево внутреннего жара и обрывки 48-часового бреда он услышал вдруг ясный и звонкий голос Марьяны: немного отстраненная и очень собранная, она читала ему книгу в плотной коричневой обложке:
«Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба, – высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме него. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!»
Глава 3
Я куплю тебе новую жизнь
…Площадь равномерно гудела праздничным гулом.
Над тысячами голов колыхалось оранжевое марево. Марьяна продиралась сквозь этот поток с гулко колотящимся сердцем. Две недели назад она приехала из родного Конотопа в Киев, на Майдан, и жизнь ее понеслась неизвестно куда. Крохотная комната подруги в общежитии, Помаранчевая революция, гудящий, как улей, город… Казалось, каждую секунду кто-то нашептывает в ухо: «Я куплю тебе новую жизнь…»
Она выросла в неблагополучном мире, который примыкал к другому, слегка отмытому, но не менее жестокому и неблагополучному. Мир этот, с затхлыми подъездами, некрасивыми женщинами и тяжелыми невеселыми праздниками, она ненавидела с детства, мечтая когда-нибудь вырваться отсюда в другое пространство, наполненное светом, смыслом и мужчинами. Эти другие мужчины смотрят на тебя с интересом, и взгляды их обещают защиту и счастье. Все эти наивные и бессистемные картинки почерпнуты ею бог знает откуда: из сотен прочитанных книг (а чтение всегда было ее страстью), любимых фильмов, из одной-единственной встречи в 9 классе – вечера, который она не забудет никогда.
Тогда к ним в город приехала с гастролями популярная группа. Она выпросила у матери 150 гривен на билет, а сразу после концерта отправилась к ним в гостиницу – единственную приличную гостиницу в городе. Такого никогда не бывало, потому что здесь, как в «Безымянной звезде», не останавливались больше, чем на две минуты, даже поезда.
Кумир увидел ее в холле и мгновенно все понял. Пригласил в бар выпить-поболтать. Она знала, зачем эти ребята зовут в бар красивых девочек. Но в этот раз ей повезло. То ли он ее пожалел, то ли понял, что Марьяна несовершеннолетняя… Во всяком случае, ей было подарено почти два часа очень интересной беседы о будущем и о том, что «провинция хороша тем, что отсюда рано или поздно надо уе…ть». На прощание он поцеловал ее в щеку, оставил телефон, подписал диск и ушел спать. Дверь возможностей казалась приоткрытой, но она знала, что никогда не позвонит ему, в этот его комфортный, пахнущий нишевым парфюмом мир.
Главное для нее он сделал – подтвердил, что побег возможен.
С того дня все, что она делала – училась, читала книги, ходила в спортзал, отказывала в романах сверстникам, – было нацелено на побег. Как у классика: