Страница 21 из 22
Перевожу взгляд на сочный изжаренный на гриле бифштекс, и… кажется, я готова вцепиться в него зубами и зарычать. Похоже, во мне просыпается что-то звериное.
— И тебя это не смущает? — удивляюсь я.
В торговом центре народу для середины рабочего дня слишком много, за рокотом голосов музыку почти не слышно.
Оглядев витрину с манекенами в кружевном белье и чулках, Ариан отвечает:
— Главное, чтобы это тебя не смущало. Мне бы не хотелось отходить более чем на пять шагов. Смотреть на тебя при этом необязательно. Если моё присутствие мешает выбрать нужные вещи, сделай это по интернету. — Он отворачивается, разглядывая проходящих мимо мужчин. Они на него не смотрят, но сдвигаются в сторону, обходя по дуге. — Хотя смущаться глупо: это всего лишь одежда.
В общем-то он прав, конечно. Но неловко выбирать нижнее бельё под присмотром малознакомого мужчины. Ещё и бутичок маленький, не всегда можно сохранить дистанцию в пять шагов.
Вздохнув, шагаю в дверной проём стеклянной стены-витрины. Ариан — следом. От смущения все украшающие манекенов и развешанные на стойках модели будто смазываются. Разум отказывается принимать, что я зашла в магазин нижнего белья, чтобы мне его купил Ариан.
— Добрый день, — весело щебечет тоненькая, как тростиночка, продавец-консультант. — Чем могу помочь?
— А… мм… — язык отказывается издавать более внятные звуки.
— Ей нужен полный набор белья, — поясняет Ариан. — Повседневное, под вечерние платья, на все случаи женской жизни. Сгорел дом, не осталось совсем ничего, надо восстановить запас.
Я упорно разглядываю витрину с пёстрыми гладкими трусиками без кружев и лицо продавщицы не вижу. Повисает короткая пауза. Затем девушка отвечает немного ошарашено:
— Сочувствую. И, конечно, помогу всё подобрать. Есть пожелания?
— Тамара. — Ариан касается моего плеча, по коже под тканью платья расползаются мурашки. — Вперёд. Не забывай, ночью церемония.
Мне страшно думать, что можно заподозрить о «ночной церемонии», если мы закупаемся в таком магазине. К чести девушки-консультанта, она никак не выразила удивления и вообще сохраняла нейтральное выражение лица, проводя меня к стойке с кружевами. Судя по тому, что это были очень соблазнительные модели и по запредельной цене, версии со сгоревшим домом она не поверила и решила, что Ариан принаряжает любовницу.
Ладно, я эту девушку вижу первый и последний раз, пусть думает, что хочет.
— Мне бы попрактичнее что-нибудь, — тихо прошу я. — Предстоит длительный выезд на природу.
В самом деле, меня вовсе не прельщает перспектива стирать все эти кружавчики в какой-нибудь речке Лунного мира, пока вокруг бегают голые мужики.
— Попрактичнее, так попрактичнее, — с сожалением соглашается девушка и указывает на витрину, которую я разглядывала с самого начала.
Ариан стоит в сторонке, и я упрямо не смотрю на его лицо — спокойнее думать, что он на эти женские сокровища внимания не обращает и то, что я выбираю, не видит.
Девушка выкладывает на витрину кружевной чёрный комплект, поясняя:
— Это под вечернее платье…
Тонкое ажурное плетение прекрасно. Осторожно касаюсь его, приподнимаю невесомые трусики — почти произведение искусства.
— Тамара?! — возглас прорезает тихий гул торгового центра.
Холодный поток мурашек окатывает меня, сердце падает в пятки. Медленно разворачиваюсь: в дверях стоит высокая пожилая женщина в чёрной бесформенной одежде. На волосах — тугой платок, юбка в пол. В одной трясущейся руке — железная банка для подаяния с фотографией храма, в другой — молитвенник.
Взгляд направлен на растянутые в моих руках трусики.
— Ах ты шлюха! — мать летит на меня, замахнувшись тяжёлым молитвенником, и от парализующего ужаса я даже вдохнуть не могу.
Её запястье оказывается в руке Арина, и тот проворачивает его ей за спину, придавливая к полу. Банка с подаянием звякает о плитку.
— Безбожница! — верещит мать. И мне хочется провалиться сквозь землю. — Грешница! Гореть тебе в аду! Потаскуха!.. Аа…
Она взвывает и упирается лицом в пол. Чёрный веер её подола кажется разметавшимися крыльями. Ариан сильнее выворачивает ей руку, но крик-стон всё равно перемежается словами-всхлипами:
— Ах ты господи… послал в наказание… дочь-развратницу…
Шагаю в одну сторону, в другую, отбрасываю трусики на витрину, точно они ядовитые. Снова шагаю — вперёд, назад, от витрины. Лица окружающих и это проклятое бельё скрывает пелена слёз.
Уйти, я должна уйти отсюда, но получается только судорожно шагать влево, вправо. Натыкаюсь на витрину. Отступаю. Натыкаюсь на манекен. И он с грохотом падает, заглушая истерические ругательства матери и имена святых.
— Да заткнись ты уже! — рычит Ариан. — А то шею сверну!
— Сбежала, чтобы распутничать! Блудница!
Закрываю лицо руками. Хрип и скуление матери заставляют меня вскрикнуть:
— Не надо, не трогай её!
Но смелости посмотреть на неё не хватает. Опять звякает банка с подаяниями. Шорохи. Вскрики. Причитания.
И вопрос, главный вопрос: что она здесь делает?
Я же сбежала в другой город, я никогда никому не говорила, что здесь живу, оборвала связи, даже фамилию поменяла. Как она меня нашла? Случайность? Явилась сюда, потому что здесь храмов больше или батюшки лучше?
Меня сотрясает мелкая дрожь. И вдруг окутывает тепло сильных рук. Ариан крепко прижимает к себе:
— Пойдём.
— Ты… не… не… — стискиваю его рубашку.
— Не убил её, не волнуйся. Пойдём. — Он ведёт меня прочь, и, в подтверждении его слов о том, что не убил, слышится причитание матери:
— Зверь! Сатана! Ты продала душу дьяволу, су…
Ариан оборачивается. Я крепче впиваюсь в его рубашку. Кожа под ней нестерпимо горячая, запах Ариан тревожно-опасный, и мать… она молчит. Никаких больше оскорблений. Осторожно отклеиваюсь от груди Ариана, смотрю по сторонам: люди удивлённо поглядывают на нас, мать стоит на коленях и истово молится, то и дело крестясь и ударяясь лбом о пол, усыпанный монетами и отражениями светильников.
— Пойдём. — Ариан с силой заставляет меня уткнуться ему в грудь. — Похоже, сейчас тебе не до покупок.
Он бесконечно прав. Если в переезде в Лунный мир и есть положительный момент, так это возможность полностью обезопасить себя от встреч с матерью и её истерик.
А много денег — это хорошо. Ариану потребовалось полчаса, чтобы купить новую машину. Консультантов он, наверное, удивил и порадовал, но я ничего не видела: так и прятала лицо на его груди, а когда садилась на пахнущее кожей пассажирское сидение, смотрела только на асфальт тротуара, к которому подогнали джип.
Мне и стыдно, и тошно, и понять не могу, когда же кончится чёрная полоса: наткнуться на умирающую жрицу, заполучить бомбу в дом, теперь вот встретиться с матерью, с которой нас должны были разделять почти двести пятьдесят километров.
«Надо было на другой конец Земного шара бежать», — думаю я, глядя на латанное-перелатанное полотно дороги.
Ариан молчит, но сомневаюсь, что у него нет вопросов. Наверняка должны быть после такой эпичной семейной встречи. Меня передёргивает, плотнее скручиваю на груди руки.
Освежителей воздуха мы не купили, и я почти жалею, что они не болтаются над зеркалом заднего вида, отвлекая от тягостных мыслей.
Не выдержав молчания, не выдержав уверенности, что Ариан хочет меня расспросить, начинаю говорить сама:
— Мой младший брат умер от лейкемии, с тех пор мать поехала крышей на религиозную тему: праведная жизнь, скромность, посты, стояние на горохе, крестные ходы. Отец вскоре после похорон ушёл к другой, нормальной. Меня мать планировала обвенчать с сыном своей подруги, он дурачок… — Вздыхаю, отворачиваясь к окну. — Действительно дурачок, там диагноз какой-то, инвалидность. Но он в церкви едва ли не ночует, и они решили, что мне такой набожный муж самое то. Но я к завершению школы выпросила у отца немного денег. Он не хотел давать, но я очень настаивала. Документы заранее спрятала, а чтобы мать не заметила, устроила маленький пожар, в котором они якобы сгорели. Не думай, в целом квартира не пострадала. Получила аттестат перед выпускным и просто сбежала.