Дважды рождённые

– Справедливости ради, должен сказать, – продолжил профессор, обращаясь снова ко всей аудитории, – что утробная картина (плохое название, но опыт лекций показывает, что единственное – принимаемое без пояснений) – мой выбор. В целях вашей безопасности я не мог сейчас показать вам что-либо другое. Давайте всё-таки не забывать, что ваш осознаваемый эмоциональный уровень – ноль. А это значит, что мир глазами зародыша под защитой матери, на сегодняшний день – это максимум ваших способностей к безопасному восприятию. Предлагаю закончить на этом и вернуться к теме нашей лекции. Да, напоследок! Что бы ни видел каждый из Вас, необходимо помнить – это эпизод, и только.

Профессор сменил позу, развернув стул к себе спинкой и, облокотившись на него обеими руками, продолжил лекцию.

«Итак: «Разум», – сказал он вполголоса и глядя в пол.

Клоунские нотки в голосе испарились, Профессор посмотрел на рисованную аудиторию и продолжил в полный голос. – Человечество сквозь все свои стадии развития тащит груз взаимоотношений и характеров, поэтому во все времена было, есть и будут радость и горе, доброта и жестокость, сила и слабость. Разные проявления, разный эффект, разное восприятие – суть одна, она есть, была и будет.

Бестелесная сущность, обладая безграничными возможностями, также как и мы, в своей физической сущности, сталкивалась с ситуациями, которых можно бы было избежать и которых очень хотелось бы избежать. Так возник разум: волокно, сшитое из тончайших энергетических связей, сгусток энергии, такой же бестелесный, как и сам человек. Первозданный разум выхватывал самые яркие эмоции и фиксировал предшествующие события. Чтобы запомнить дорогу к состоявшейся эмоции, сеть маршрутов упорядочивалась, сглаживалась, улучшалась, передавалась по наследству – так родились привычки и предубеждения, а другими словами: описание безопасных и опасных маршрутов.

Если бы вы видели, как человек носился со своей памятью, как боялся её потерять. Память потерянная, не имея энергетической подпитки от хозяина, разрушалась быстро, а подобрать или украсть её было невозможно, она принадлежала и открывалась только хозяину или воспроизводилась в его потомках такой же нежной и ранимой сущностью. Сам же хозяин носился с памятью, как с небывалой драгоценностью, чем она в сущности и была. Вы только представьте себе тот карточный домик, выстроенный вашими предками в десяти поколениях до размера особняка, который мог сдуть самый слабый ветерок. И вот именно тогда человек задумал создать машину, которая будет носить, защищать, и обеспечивать энергией это сокровище. Идея принадлежала элите, аристократам той эпохи, душам развитым и ответственным. Тем, кто на протяжении многих поколений смог сохранить и преумножить память.

В более поздние времена существовала даже теория о триединстве человеческой сущности: душа – разум – тело, и, хотя это не самая неуместная теория, сопоставить её можно с чем-то вроде: женщина – сумочка – платье. Впрочем, и это триединство и мой пример устарели и отмерли в ваше время, но суть не в этом. Суть в том, что, в последнем случае, сумочка и платье – лишь производные от самой женщины – её выбор и вкус, хотя, поверьте мне, когда-то платье и сумочка очень даже красили женщину.

Но, я опять отвлекся. Итак, решение о создании тела родилось в заботах о сохранности Разума. Изначально роль для тела отводилась незатейливая: быть носителем тонкой структуры. Не более того. Как бы там ни было, решение было принято и тело было создано, создано в поразительном многообразии, создано в обязательной двойственности сущностей: мужской и женской. Тот, кто считает, что женщина и мужчина – это набор первичных половых признаков – глупец. Эти две изначальные, основополагающие природы были ещё до того, как возникли и признаки, и сами понятия. Ни я, ни кто-то другой не смог бы объяснить вам природу этих двух глобальных понятий, их различие и их единство. Но несколько особенностей очевидны. Одна из особенностей заключается в том, что женская душа несет в себе устоявшуюся целостность – свойство, позволяющее её из всего многообразия данностей и возможностей выбрать ту, что сможет обеспечить безопасность существования как её самой, так и её потомства. Мужская же душа – это полигон для испытания всего нового, это собиратель и испытатель, это сущность, подготавливающая необходимые жизненные перемены для их принятия душой женской. Эволюция этого мира держится на том, что мужская и женская души могут сливаться, и результатом этого слияния могут быть новые души, созданные из частей душ родителей. Впрочем, бывает, хотя и крайне редко, когда результатом слияния становится уничтожение одной из душ.

Да, если бы вы видели то, что происходило в этом мире до создания тела… А чего только стоил процесс слияния двух душ? Очень красивое зрелище! Пожалуй, я всё-таки отклонюсь от темы и немного расскажу вам об этом.

Душа, обладающая двадцатью семью органами чувств (насколько понятие орган может быть применимо к бестелесному существу), находила свою половину по восприятию всем своим существом. Нити, потоки энергии сначала робко протягивались друг к другу, чувствуя резонанс близкой по энергетике и восприятию окружающего мира, души. Затем они касались друг друга, не сцепляясь, а только передавая свой свет, цвет и то, о чём вы даже не ведаете. А потом начинался танец, танец, который мог длиться бесконечно долго, где в прикосновениях каждый отдавал другому себя, стараясь поделиться собой, создать и подарить блаженство. Сначала отдавалось лучшее, самое яркое, самое нежное, затем связи множились, ширились, пока, наконец, уже невозможно становилось отделить одну душу от другой.

Молодые души, которым посчастливилось встретиться в расцвете своей эмоциональности, перетекали друг в друга страстно, торопясь залить одариваемого нежностью и лаской. Они сливались в вихре серебряных и золотых нитей в единое целое, которое не становилось одной сущностью, но существовало как одно в слиянии. С общим биением, с перетекающими потоками лучистой энергии, со своим личным восприятием и личным искажением получаемого.

Танец более зрелых душ был медленнее. Чувственность пре-умножалась искусством, страсть подогревалась игрой. Даже если одна из душ была молодой и импульсивной, другая старалась одарить её своей энергией не спеша, то выбрасывая потоки нитей навстречу, то уклоняясь от слияния. Таким образом танец чувств превращался в настоящее искусство и танцующие одаривали друг друга гораздо больше, чем в танце, исполняемым страстной юностью. Эмоциональное поле вокруг такого танца достигало чудовищных размеров, сила поля бывала настолько мощной, что могла увлечь находящиеся рядом души. Танцующие любовь могли отдавать попавшим в поле свою энергию, могли черпать их собственную. Сливающиеся души вовлекали в свой танец, при этом оставаясь наедине. Свечение от этого танца иногда выходило в видимый спектр. Хотя упоминание в прошлом времени здесь неприемлемо. Это и сейчас случается там, где покой, там, где нет суеты, там, где выход энергии – на полюсах планеты. Люди поздних времен называли это северным сиянием.

Когда же, наконец, процесс слияния объединял души, могло происходить всё что угодно: цветная бурлящая эмульсия, перетекающие потоки, невиданные формы, волны, захлестывающие друг друга, спирали, завивающиеся в тончайшую нить и затем скручивающиеся в разноцветный клубок. Поистине, это было чудесное зрелище – редкое, волнующее, яркое. Взаимное перетекание, наслаждение друг другом, изучение, противодействие, примирение – всё существовало в вихре этого действа.

Что уж говорить о красоте рождения новой души. Чистой души, которая всегда имела выбор – быть носителем разума или остаться только незащищённым и ранимым чувством в чистом виде».

На некоторое время в аудитории повисла тишина.

«Они изобрели Разум, – продолжил свою речь Профессор, но в голосе его уже отчетливо звучала горечь, речь стала жестче и суше. – Разум – продукт эмоционального существа, созданный с неприсущей ему холодной расчетливостью. Накопить, сохранить, преумножить, использовать – вот та база, из которой родился Разум. То, что кто-то может счесть величайшим изобретением, я называю катастрофой. Именно с этого момента наша эмоциональность начала деградировать. Нарастающее желание систематизировать всё и вся заставляло на протяжении тысячелетий отрезать и выкидывать то, что не вписывалось в схему, в систему. Мелочи, многочисленные мелочи создавали шарм этого мироздания, почти все они не укладывались в схему, и они удалялись, пропалывались из поколения в поколение. Во имя разума стирались тона, оттенки, проблески, отзвуки… это было долго, возможно для кого-то незаметно. Но урезание чувств – это ещё не самое страшное. Самое страшное случилось тогда, когда разум заявил свое желание беспредельно властвовать над тем, что его же и породило.