Дважды рождённые

– Слушай, а я и не знаю. Первый раз сегодня… Как пойдет.

– Вот ты влез в неё! Не живется тебе спокойно, академик.

Тебе-то это зачем?

– Ну, так получилось, – закрылся от темы Игорь. – Да что ты-то переживаешь, пузико некому гладить будет?

– Это ты должен переживать, студент. Пузико мне и кто-нибудь другой погладить может! – взбрыкнула Альбинка, скинула лапу Игоря и врубила режим общей связи.

Тут же появились голограммы других участников паркового безделья, валяющихся под ласковым солнышком на поляне и расслабляющихся после утомительного ночного сна.

– Валя, – позвала одного из них Алька. – Пузико мне почешешь?

Клетчатый лев Вали от неожиданного предложения вскочил на лапы и сделал стойку в сторону Игоря и Альбины. Лицо парня, который был лет на пять моложе Игоря, на экране отражало смятение и смущение. «Вот ведь знает, кого просить! Эх и хитрая, – усмехнулся про себя Игорь и перекатился на другой бок, демонстративно отвернувшись от Альбины и остальных ребят. – Валя бы не только почесал пузико, он и шерстку бы вылизал, да ещё и промурлыкал бы что-нибудь поэтическое. Только всё это пустое, стеснительный – не решится. Если бы Стаса попросила – это был бы реальный выпад в мою сторону. Тогда мне бы пришлось стойку делать…». Впрочем, особо Игорь не переживал – их отношения с Альбинкой были настолько устоявшимися и простыми, что понять их было уже крайне сложно.

– Стас, – как будто прочитала его мысли, Альбина, – меня Игорь на пару часов одну оставляет. У тебя какие планы?

– А через сколько, Аль? – не замешкался добрый друг.

– Через сколько, Игорь? – продублировала Алька запрос к первоисточнику, который и без этого всё слышал.

Урок начинался через минуту, а значит, сейчас должны были бы вырубиться все внешние датчики и каналы связи в его Шелле. Да, пожалуй, было только два состояния, когда Шелл становился бревном, неподконтрольным хозяину: в реабилитационном центре – когда хозяин оставлял его одного и уходил реабилитироваться, и во время учебы, чтобы не было возможности отвлекаться от занятий. Обычная учеба происходила одновременно у всех друзей сверстников, поэтому бревнами оказывались все, и учиться никто не мешал. А вот студентам было куда тяжелее. Сложно даже представить себе, как хитро могла извернуться фантазия твоих товарищей, понявших, что в их распоряжении есть «бревно» в виде Шелла, неуправляемого хозяином.

– Кончай, Аль! Дай спокойно позаниматься! – попросил Игорь по приватному каналу.

– Стас, – ехидным голосом выдала в эфир Альбина, – он вот-вот «нырнет» в учебу. Жду с минуты на минуту. У него лекция сегодня. Ты понимаешь, о чём я?

– Серая кошка на пару часов в нашем распоряжении? – с гоготом вопросил дружище.

– У меня уже есть пару мыслей на его счет. Если у тебя нет приличных идей на наш…

– Хоть разорвись! Я думаю, мы всё успеем, Аль! – ржал из своего тигра Стас.

Вот уже полторавека, как звероподобные машины «Шеллы» стали обязательными для любого человека с десяти лет. Сеть твердила об удобстве, защищенности, безопасности, борьбе с вирусами и солнечной активностью. Оно так и было на самом деле – четвероногая машина стала всем: и домом, и работой, и местом отдыха. Уж точно лучше, чем бегать от дома до работы. Где тебе надо, там и уснул, когда тебе надо – в сеть влез, а надо поработать – повернулся на бочок и спи, пока не доставит до места (если вообще куда-то идти придётся) – сказка! Агрегат был красив, грациозен, неплохо защищен от внешнего мира и нападок другой такой же машины. Наездник через месяц адаптации чувствовал себя в ней «как в своей шкуре», мог бегать, прыгать, работать, а вот вероятность резкого столкновения или атаки была исключена, как была исключена и возможность выхода хозяина из Шелла.

Ну почти исключена, да не совсем… Были специальные здания – их называли центры реабилитации – «реальки» – туда можно было прийти, в шлюзе защитная блокировка с дверей снималась, и вот она – свобода. Можно гулять по просторному залу, прыгать, орать, просто упасть и валяться на белом полу. Для того и делалось – чтобы можно было выйти и пространство вокруг себя почувствовать. За всё время их союза с Шеллом, Игорь был там несколько раз, и ему до сих пор тоскливо вспоминать этот белый каземат, в котором он в чём мать родила, гулял минут пять в абсолютном одиночестве, ощущая беззащитность и пушистый пластик пола под ногами. Давно это было. Он уже почти и не помнил про это.

Сейчас же Игорь с нетерпением ждал лекцию, поэтому старался не реагировать на выпады друзей. Однако, когда глаза барса закрылись и отключилась подсветка салона, перед тем, как Шелл включил динамическую гравитацию и перешел в режим голографического погружения, Игорь почувствовал, как тело его кота схватили за задние лапы и куда-то потащили.

Затем отключились и тактильные ощущения на теле машины, и Игорь провалился в образовательный процесс.

– 3-

Картина, которую Игорь увидел перед собой в первые секунды лекции, не внушала особого оптимизма. Персонаж, которого Игорь в ходу окрестил «Профессор», был мультяшным. Если точнее – нарисованным на сером фоне, скучным типом в черном костюме и с взъерошенными волосами. В остальном – подчеркнуто правильный, ничего лишнего, но всё, что полагается профессору, при нем. Ну чего ещё можно было ожидать от персонажа, преподающего историю средних веков?

Фон аудитории тоже был скучным – светло-серым с темным коричневым прямоугольником школьной доски и невыразительными контурами профессорского стола, заваленного разным хламом.

Профессор явно выжидал. Он разглядывал несуществующий потолок и несуществующий пол, протирал корявую и допотопную доску за своей спиной, брал указку, клал её обратно, он вытирал испачканные чем-то белым руки о полы своего мультяшного пиджака, оставляя на нем белые пятна. И жутко при всём этом кряхтел.

Тем временем чудной прибор на профессорском рабочем столе, такой же корявый, как и всё остальное – то ли таймер, то ли метроном – включился и начал отсчет, ужасающе размахивая маятником-стрелкой и повышая с каждым тиком громкость ударов. Каждым ударом он создавал пронзительный звук, который нарастал по частоте, оставаясь гундосо-звенящим. Ай, хитрец! Расчет явно был на то, чтобы разбудить собравшуюся в аудитории группу бездельников и сонь. И ведь сработало! Тон таймера стал совершенно невыносимым, когда без какого-либо перехода два последних удара пробили в уютных бархатных тонах и создали-таки приятную атмосферу. Ничего не скажешь, не дураками придумано было, типа: подняли, по щекам похлопали, а затем мягкий толчок в зад. Не хватало только нежного женственного голоса: «Ступай, мой маленький! Тебя ждет много нового сегодня!»

Женского голоса не было, но мягкий уверенный мужской, совершенно не соответствующий кряхтящему типу, был. И он был гармоничным продолжением последних ударов таймера, хотя начал резко и без предисловия.

– Зовут меня Островагант Илсагионович Экко. Знаю, звучит не просто, поэтому обращаться можно просто по имени – отчеству. Кто не запомнил – могу повторить. Есть те, кто не понял?

– Повторите, пожалуйста, – попросил Игорь и почувствовал, что его просьба дальше Шелла не ушла.

– Ну и хорошо. Раз всем понятно, тогда начнем нашу леееекцию, – Профессор завис на последнем слове, копошась в куче бумаги на своем столе. Наконец он извлек один из листов и, поправив очки, криво висящие на носу, начал читать с листа. – Тема нашего первого занятия: «Разум». – Осилив вступление, Профессор замер и обозрел мир вокруг себя, как-бы ожидая возражений от немой аудитории. Не дождавшись, он вернул взгляд на лист бумаги, дочитал его про себя и засунул обратно в середину кучи, решив очевидно, что дальше справится и так. – В средние века своего существования человек изобрел разум. Некоторым из вас может показаться странным сам факт изобретения Разума. Я же не смогу предоставить вам на протяжении всего курса ни одного доказательства сказанного здесь и далее. Поэтому разрешаю относиться ко всему как к приятной небылице. Да и сам я не откажусь от роли сказочника. Во всяком случае, это избавит меня от необходимости умничать и пытаться доказать вам то, что покажется бредом как на первый взгляд, так и на все остальные взгляды.