Страница 1 из 23

Свет за окном

Райли Люсинда

Люсинда Райли

Свет за окном

Lucinda Riley

THE LIGHT BEHIND THE WINDOW

Печатается с разрешения литературных агентств Curtis Brown UK и The Van Lear Agency LLC.

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Люсинда Райли – яркая звезда современной англоязычной прозы. Ее произведения неоднократно возглавляли списки бестселлеров «Sunday Times» и «New York Times» и были переведены 30 языков!

Семейные тайны, обаятельные образы, прошлое, причудливо переплетенное с настоящим, – на редкость увлекательная книга!

«Daily Mail»

Тонко задуманная интрига, тайны прошлого, пылкие страсти и искренние чувства – вот ингредиенты коктейля под названием «успех».

«Irish Times»

Посвящается Оливии

Ты тот, кто есть, по случаю рожденья;

я тот, кто есть, благодаря себе.

Свет за окном

Глава 1

Гассен, юг ФранцииВесна 1998

Ладонь разжалась. Эмили пристально смотрела на мать. Душа отлетала, вместе с ней отступала искажавшая черты боль, и в измученном, обострившемся лице проявилась его красота.

– Ваша матушка покинула нас, – пробормотал врач.

– Да.

Стоя позади, он забормотал молитву, присоединиться к которой мысли у нее не возникло. Нет, Эмили всматривалась, со странным, болезненным любопытством всматривалась в сереющую оболочку, воплощавшую собой то, что осталось от существа, так бесконечно много значившего для нее все тридцать лет ее жизни. Мелькнула даже мысль последовать порыву и встряхнуть маму, чтобы она очнулась, поскольку простой факт перехода из жизни в смерть – принимая во внимание мощь характера Валери де Мартиньерес – не умещался в сознании.

Эмили не понимала, что она должна чувствовать. За прошедшие недели она столько раз проигрывала в уме этот миг! Оторвавшись от лица матери, она перевела взгляд на распахнутое окно, где в синем небе плыли пряди облаков, растрепанные, как выложенные на противень меренги. Издалека доносилась песнь жаворонка. Тот заливался в вышине, воспевая весну.

С усилием встав – за долгие часы бодрствования затекли ноги, – она подошла к окну. В рассветный час открывшаяся перед ней перспектива выглядела особенно легкой, прозрачной. Позже дневное солнце придаст краскам плотности, утяжелит их. Природа каждое утро пишет свежее полотно – исполненный нежными красками прованский пейзаж: умбра, лазурь, зелень. Эмили окинула взглядом террасу, парк с симметричными аллеями и газонами, волнистые виноградники, что, окружая дом, уходили за горизонт. От этого зрелища, неизменного столько столетий, захватывало дух. Обширное поместье, сердцем которого был усадебный дом или, как его называли, шато, всегда, с самого ее детства, в глазах Эмили олицетворяло прибежище, где царили мир и покой; его надежность и безмятежность крепко-накрепко впечатаны в каждую клеточку ее мозга.

И теперь все это принадлежит ей – хотя осталось ли после финансовых проблем матери, на что содержать шато, Эмили понятия не имела.

– Мадемуазель, я оставлю вас, чтобы вы могли попрощаться, – ворвался в ее мысли голос врача. – Спущусь вниз, заполню какие полагается документы. Позвольте принести вам мои глубочайшие соболезнования. Мне чрезвычайно жаль, – и, поклонившись, он вышел из комнаты.

Ему жаль… А вот мне – жаль ли? – непрошенно мелькнуло у нее в голове. Эмили вернулась к своему креслу, села и попыталась разобраться в той душевной сумятице, в которую ввергла ее смерть матери. Хотелось определенности, и она принялась размышлять, взвешивать все «за» и «против». Но, разумеется, ничего из этого не вышло. Женщина, которая лежала сейчас так недвижно, так непоправимо тихо и так невинно, при жизни являла собой существо столь неоднозначное и противоречивое, что к простому знаменателю было никак, никак не прийти.

Валери дала дочери жизнь, она кормила и одевала ее, она дала ей крышу над головой. Она никогда не била и не оскорбляла ее.

Она ее просто не замечала.

Валери дочерью – Эмили поискала словцо поточнее – не интересовалась. Отчего она, дочь, чувствовала себя невидимкой.

Эмили протянула руку и накрыла ладонью ладонь матери.

– Ты не замечала меня, мама… ты меня не замечала…

С болезненной ясностью осознавала она, что явление ее на свет означило собой неохотный кивок в адрес необходимости произвести роду де ла Мартиньерес наследника, требование, выполненное скорее из чувства долга, чем из стремления к материнству. И, узрев перед собой наследницу, а не отпрыска мужеского пола, что полнее отвечало бы запросам, Валери незамедлительно утратила к ней интерес. Слишком зрелая, чтобы зачать снова – Эмили появилась в последнюю вспышку плодовитости, когда роженице исполнилось уже сорок три года, – Валери продолжила свою жизнь очаровательной и гостеприимной красавицы, хозяйки одного из самых популярных салонов в Париже. И рождение дочери, и ее присутствие в доме значило в глазах матери вряд ли больше, чем приобретение лишнего щенка чихуахуа в добавление к тем трем, что уже имелись. В точности как собак, Эмили выносили из детской к гостям, когда мама находила приличным на людях ее приласкать. И собакам еще можно было завидовать, они утешались обществом друг друга, тогда как Эмили долгие дни своего детства провела в одиночестве.

Не помогало и то, что досталась ей внешность отца, а не нежные, хрупкие черты славянских предков блондинки-матери. Эмили уродилась типичной де ла Мартиньерес – крупный ребенок с оливковой кожей и густыми коричневато-рыжими волосами, которые раз в шесть недель подстригали «под пажа», так что над темной полоской бровей нависала тяжелая челка.

– Смотрю я на тебя порой, дорогая моя, и с трудом верится, что это я тебя родила! – восклицала мать, заходя в детскую перед тем, как отправиться в оперу. – Но по крайней мере глаза у тебя – мои.

А Эмили как раз хотелось, бывало, вырвать свои темно-синие зрачки из глазниц и заменить их прекрасными ореховыми глазами отца. Она считала, что синие к ее лицу не подходят, а кроме того, каждый раз, глядясь в зеркало, она видела свою мать.

Поневоле приходилось признать, что она от рождения обделена талантами, которыми могла бы гордиться мать. Когда Эмили, трехлетнюю, повели на уроки танца, выяснилось, что тело ее ни в какую не хочет подчиняться балетным требованиям. Другие девочки порхали по студии, как мотыльки, а ей попытки выглядеть грациозно стоили мучительных усилий. Маленькие широкие ступни норовили прочно устроиться на земле, и всякая попытка сделать изящный прыжок кончалась падением. Уроки игры на фортепиано оказались равно безуспешны, и о пении, в отсутствие музыкальности, не могло быть и речи.