Аврора

– Не знаю, – ответила ей мать. – Кто-то же должен смотреть.

– Зачем?

Уголки материнских губ поползли вверх, она обняла Фрею за плечи и тяжело вздохнула.

– Не знаю.

А потом задрожала и почти заплакала, но заставила себя успокоиться. Фрея недоумевающе уставилась на экран, заполненный мелкими символами. Так Деви и Фрея сидели и смотрели туда, где показывали Землю десятилетней давности.

Этим вечером Фрея и Бадим возвращаются домой и буквально вваливаются в свою новую квартиру.

– Мы разбили лодку! Мы ее сломали!

– Вертлюг, – добавляет Бадим, коротко улыбаясь Фрее. – Он соединяет гик с мачтой, но он не очень крепкий.

Деви слушает их бурный доклад отстраненно. Она качает головой и жует салат перед экраном. Но когда дожевывает, желваки на ее скулах не исчезают.

– Хорошо хоть сами не ушиблись, – говорит она. – Мне нужно работать. В лаборатории сейчас есть кое-какое дело.

– Наверняка у него есть название, – чинно замечает Фрея.

Деви смотрит на нее со всей серьезностью, и Фрея робеет. Вскоре Деви уходит в лабораторию, а Бадим и Фрея хлопают друг друга в ладони и принимаются греметь на кухне, готовя себе хлопья с молоком.

– Не надо было мне говорить про название, – рассуждает Фрея.

– Сама знаешь, твоя мама иногда бывает резка, – говорит ей отец, выразительно приподнимая брови.

Сам-то он совсем не резкий, и Фрея хорошо это знает. Невысокий, полноватый, с залысинами, собачьими глазами и приятным низким голосом, бархатным и воодушевленным. Бадим всегда рядом, и он всегда ласков. Один из лучших врачей на корабле. Фрея любит своего отца, держится за него, как за скалу в открытом море. Вот и сейчас хватается за него.

Он взъерошивает ее и без того растрепанные волосы, совсем как у Деви, и повторяет то, что не раз говорил прежде:

– У нее много дел, и ей тяжело думать о чем-то другом, тяжело расслабиться.

– Но у нас все будет хорошо, да, Бадим? Мы ведь уже почти долетели.

– Да, почти долетели.

– И у нас все хорошо.

– Да, конечно. У нас получится.

– Но почему Деви так беспокоится?

Бадим смотрит ей в глаза и слегка улыбается.

– Ну, – говорит он, – на то есть две причины. Во-первых, ей правда есть о чем беспокоиться. А во-вторых, она сама по себе беспокойная. Это помогает ей обозначать проблемы и проговаривать их. Сдерживать все внутри она не может.

В этом Фрея не слишком уверена, ведь то, как Деви сердится, мало кто замечает. Значит, она хорошо умеет сдерживать эмоции.

Фрея говорит об этом Бадиму, и тот кивает.

– Да, это верно. Она хорошо умеет сдерживаться или игнорировать что-то до определенного момента, но потом ей так или иначе нужно выпустить пар. Мы так все устроены. А мы – ее семья, она нам доверяет, она нас любит, поэтому и не скрывает свои истинные чувства. Так что давай просто позволим ей это делать: выговариваться, показывать настоящие чувства, настоящую себя. Чтобы потом она могла двигаться дальше. Потому что она нам нужна. Не только тебе и мне, хотя нам, конечно, тоже. Но всем.

– Всем?

– Да. И нам она тоже нужна, потому что нужна кораблю. – Он делает паузу, вздыхает. – Поэтому она такая сердитая.

Четверг, а значит, Фрея идет на работу с Деви, вместо того чтобы сидеть в детской комнате с малышами. Она всегда помогает Деви по четвергам. Кормит уток и готовит компост, иногда меняет батарейки и лампочки, если это указано в графике. Обычно Деви выполняет эти обязанности сама – она вообще все делает сама. Часто в ее задачи входит общение с людьми, работающими в биомах или с машинами внутри стержня, потом наблюдение вместе с ними за экранами, потом снова общение. Проделав все это, она берет Фрею за руку и тащит на следующую встречу.

– Что не так, Деви?

Глубокий вздох.

– Я тебе уже говорила. Несколько лет назад мы начали снижать скорость, а из-за этого на корабле происходят кое-какие изменения. Наша гравитация создается за счет вращения корабля вокруг стержня, а это, в свою очередь, приводит к эффекту Кориолиса – небольшому спиральному давлению сбоку. Но сейчас мы замедляемся, и возникает другая сила, похожая на эффект Кориолиса, которая проходит поперек и ослабляет его. Кажется, это не так уж важно, но сейчас мы сталкиваемся с проблемами, которых они заранее не предвидели. Они о многом не подумали, со многим оставили разбираться нас.

– Это же хорошо, да?

Короткий смешок. Деви всегда издает одни и те же звуки: у Фреи иногда они тоже получаются, когда она хочет.

– Может, и хорошо. Хорошо, пока хорошо. Мы не знаем, как с этим справиться, и приходится выяснять все на ходу. Может, так всегда и бывает. Но мы летим на этом корабле, и он – все, что у нас есть, а значит, должен быть на ходу. Только он на двенадцать порядков меньше Земли, и из-за этого появляются различия, о которых они даже не думали. Расскажи-ка мне, что это за порядки?

– В десять раз больше. Или меньше! – вспоминает Фрея за мгновение до того, как Деви пришлось бы повторить самой.

– Правильно. То есть даже одна величина – это много, понимаешь? А двенадцать – это значит, надо приписать еще двенадцать нулей. Триллион. Такое число мы даже не можем толком представить, оно слишком велико. Так вот, мы сидим в этой штуковине.

– И она должна быть на ходу.

– Да. Прости, не стоило мне грузить тебя всем этим. Не хочу тебя пугать.

– Мне не страшно.

– Молодец. Хотя бояться бы стоило. Вот с этим мне и нужно разобраться.

– Но скажи почему.

– Не хочу.

– Хоть немножечко.

– О, я тебе уже рассказывала. Здесь всегда одно и то же. Все должно быть сбалансировано. Как качели на детской площадке. Нужно соблюдать равновесие между жизнедеятельностью растений и долей углекислого газа в воздухе. Не обязательно, чтобы оно все время было идеальным, но если одна сторона начинает перевешивать, нужно подталкивать ее обратно. И таких качелей много, и все они качаются с разной скоростью, туда-сюда. Поэтому не должно произойти никакой неожиданности, в результате которой все они перевесят одновременно. Нужно следить за всем, пока ничего такого не началось, а если началось – изменить что-то так, чтобы все снова пришло в равновесие. Наши возможности выяснить, как это сделать, зависят от нашего моделирования ситуаций, а создавать подобные модели очень-очень сложно. – Произнеся эту мысль, она скривилась. – Так что мы стараемся делать всего понемногу и смотрим, что потом происходит. Потому что мы не понимаем всего.

Сегодня они занимаются водорослями. Их выращивают в больших стеклянных лотках. Фрея уже поразглядывала их в микроскоп. Множество мелких зеленых шариков. Деви говорит, некоторые из них смешались с их пищей. Наряду с водорослями они выращивают мясо, в больших плоских резервуарах и получают таким образом почти столько же пищи, сколько поступает с полей в фермерских биомах. Это очень кстати, поскольку на полях иногда случаются болезни животных и неурожаи. Хотя в резервуарах тоже случаются проблемы. И им нужны исходные продукты, которые потом превращаются в пищу. Но резервуары хороши. Сейчас их много, в обоих кольцах, и каждый изолирован от остальных. Так что дела идут неплохо.

Резервуары с водорослями окрашены в зеленый, бурый или какую-нибудь смесь этих цветов. Все зависит от того, в каком они стоят биоме, потому что свет солнцелиний в разных биомах разный. Фрее нравится, как меняются цвета, пока они тут ходят: из биома в биом, из теплицы в теплицу, из лаборатории в лабораторию. Например, пшеница в Степи белая, а в Прерии – желтая. А водоросли в лабораториях – буро-зеленые всех оттенков.

В таких лабораториях тепло и пахнет хлебом. Пять этапов – и он будет готов. Кто-то говорит, что в последнее время они стали потреблять больше, а продуктов дают меньше. Это означает, что на обсуждение уйдет как минимум час, так что Фрея садится в углу лаборатории с красками, оставленными здесь для нее и для других детей, которые могли здесь оказаться.