Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 16



Остальные акции относились к Краснодарской Оружейной Фабрике, судостроительному заводу «Залив», заводу Воровского, заводу «Прибой» и Лабинскому заводу по производству сахара. Все вместе, мои ценные бумаги тянули почти на пятнадцать тысяч «конфов», сумма более чем приличная и такой старт, какой есть у меня, не у всякого нашего доморощенного олигарха имеется. Теперь предстояло решить, продавать все эти бумаги, или же положить в ГосБанк и жить на дивиденды. Прикинув, что к чему, решил, что торопиться с продажей акций смысла нет и полгодика можно спокойно обождать. Ценные бумаги в цене только растут, продать их я всегда успею, а основные траты мной планируются только на весну.

– Предъявите свои документы, – услышал я позади себя, и разглядел в стекле отражение пожилого полицейского лейтенанта из столичного батальона ППС.

«Вот же, халдей, стукач поганый, наверняка решил бдительность проявить, и вызвал наряд, – подумал я про официанта. – Ну, ладно, шпион недоделанный, ты делаешь свою работу, а мне бояться нечего».

Неспешно развернувшись к полицейскому, я небрежным движением распахнул курточку. Сначала он увидел висящий у меня в наплечной кобуре ТТ-33, мое личное оружие ни разу не подводившее своего хозяина и, было, схватился за свой табельный «наган», но следом разглядел на груди черный крестик с мечами, вытянулся и сказал:

– Извиняйте, ошибочка вышла.

– Ничего, – ответил я, чуть склонил подбородок и, повернувшись к стойке, из-за которой на меня смотрел официант, молча поманил его указательным пальцем правой руки.

– Да-да, – он угодливо склонился возле столика.

– Где мой заказ, морда?

– Не извольте беспокоиться, сей момент, будет, – он покосился на мой Кубанский Крест.

– Фамилия и звание?

Мой голос звучал глухо и угрожающе, и хотя сотрудник СБ имел полное право не открывать свою личность, лже-официант, почуявший командные интонации, растерялся, встал по стойке «смирно» и привычно доложился:

– Агент-стажер СБ Бельцов.

– Давно здесь?

– Третий день, это мое первое назначение.

– В следующий раз будь внимательней, но в принципе, поступил верно, что полицейского вызвал для проверки. Видок у меня не столичный и внушающий подозрения, что есть, то есть, а рядом здание солидной конторы. Свободен, и чай принеси.

В этот момент появился тот, кого я ждал, прихрамывающий на левую ногу сорокалетний здоровяк в сером френче с погонами полковника.

– Проблемы? – он посмотрел на меня и кивнул на Бельцова.

– Нет, все ровно.

Стажер, проходящий практику в «Шляпнике», моментально исчез за барной стойкой. Еременко пожал мне руку, поздоровался и присел напротив, а я, наконец-то получил свой чай и бутерброды.

– Ну, что, Саня, осваиваешься в столице?

– Деваться некуда, осваиваюсь. Как считаешь, командир, что лучше, в Краснодаре осесть или все же в Гвардейском?

– Хочешь спокойствия, двигай в поселок, а если собрался серьезными делами заниматься и есть желание по социальной лестнице наверх вскарабкаться, тогда в столице. Между прочим, рядом со мной особнячок хороший продается, и не дорого просят, всего четыреста монет. Хозяину деньги срочно нужны и он торопится, хотя реально, этот дом под семь сотен стоит.

– Подумаю, – кинул я.

– Думай быстрее, а то дом уйдет, а мне лучше, если в соседях свой человек будет, – он повернулся к барной стойке и, повысив голос, обратился к одному из местных служащих: – Петя, коньячку мне полста и лимончик.

Полковника обслужили, а я, кивнув на питье, спросил:

– Не рановато ли, ведь только середина рабочего дня?

– Мне можно, я теперь работник умственного труда, а коньячок в малых дозах стимулирует мозг, – полковник одним махом влил в себя янтарную жидкость и, закусив лимончиком, сказал: – Ладно, Саня, понимаю, что не просто так ты повидаться хотел. Говори, что от меня требуется?

– Мне в Трабзон надо, Иваныч. Чем, скорее, тем лучше. Оформи в вашей конторе бумагу хорошую и красивую, чтоб меня через линию фронта пропустили. Я то и сам пройду, но это потеря времени, и назад не один возвращаться буду, надо чтоб армейская разведка меня поддержала и возможные хвосты обрубила.



– С Трабзоном сейчас перемирие Саня. Может быть, подождешь, пока все утрясется?

– Нет, – покачал я головой, – и так времени много потерял, больше года ждал, а теперь, надо поторопиться.

– Подругу вытянуть хочешь?

– Да, ее и ребенка своего.

– Так куда торопишься, ведь сам же говорил, что не любишь ее?

– Верно, но любовь отдельно, а уважение и глубокая симпатия к этой женщине, тоже отдельно. Не знаю, как это объяснить, Иваныч. Мне с ней рядом хорошо было, спокойно и это тот редкий случай, когда ты всегда рад человеку, смотришь на него, и сердце радуется, что он с тобой рядом. Тоскую я по этим ощущениям. Опять же ребенок у нас есть, и опять же, как радио вещает, положение у Кары в Трабзоне нестабильное. Мэр тамошний с нами мира захотел, и может по наемнику ударить, а в таких делах его семью задеть могут. Да и чисто по деловому, если рассуждать, то чем быстрей эту тему разгребу, тем быстрей смогу заняться другими своими делами. Выручай, Иваныч.

– А чего к Захарову и Стахову не обратишься?

– Слишком они хитрые, втянут в блудняк свой шпионский, а потом из этой ямы не вылезешь. С тобой надежней, ты все же человек без двойного дна и я тебе верю.

Полковник достал свой портсигар, вынул длинную турецкую папироску, не спеша, закурил, с полминуты помолчал и, наконец, изрек свое решение:

– Сделаем. Через три дня в Трабзон «Цезарь Куников» с «Ладным» идут, посольство повезут, и наше начальство сейчас как раз решает кого от СБ отправить. Я пробегусь к генералу и сам в посольство набьюсь, а ты со мной как секретарь и порученец отправишься. Считай, что повезло тебе, Саня.

– Благодарю, Иваныч. С меня причитается.

– Забудь, я помню, кто меня из последнего боя на себе вытянул. Завтра в полдень будь с вещами возле моего дома.

– Понял.

Еременко закурил новую папироску, и поинтересовался:

– Какие планы, во что думаешь свою молодую энергию вкладывать?

Я кивнул на чашку с чаем, стоящую на столе:

– Планов много, командир, но как из Трабзона вернусь и житье свое налажу, сразу же этим займусь.

– Чай? – удивился полковник.

– Он самый.

– А ну-ка, объясни. Интересно, что ты задумал.

Ухмыльнувшись, я заказал еще чашку чая и начал излагать Еременко свою идею:

– Итак, в историю вдаваться не буду, Иваныч, это нам не очень интересно, а вот реалии сегодняшнего дня, затронуть придется. Чай, это такой товар, который русскими царями в свое время был признан стратегическим ресурсом. На территории нашей Конфедерации, единственное место, где он сейчас выращивается, это Новороссийск, и то, что дают тамошние хозяйства, это только пятнадцать процентов от того, что нам требуется, так что пока рынок свободен и не занят.

– И что? Ты хочешь войти в долю к кому-то из приморских купцов?

– Нет, хочу возродить старые производства в Адлерском и Верхнехостинском совхозах. Наши морпехи местность в районе Сочи в этом году окончательно зачистят, и к весне, если с турками будет подписан мир, оттянутся к Адлеру. Пока, тамошние земли никому не нужны, все же пограничье, а я, раз, и вклинюсь. Затраты на первое время будут небольшими, около девяти тысяч золотых, но если денег будет больше, то и результат будет лучше. Со временем, если все сложится неплохо, конкурентов с рынка вытесню, а чуть позже и подомну их под себя. Сейчас, оптовая цена на чай, один золотой «конф» за килограмм, а два совхоза, которые я подниму, уже через три года смогут дать пятьдесят тонн продукции.

– Пятьдесят тысяч монет!? – Еременко был искренне удивлен.

– Чуть меньше, но каждый год доход будет составлять от десяти до пятнадцати тысяч золотых «конфов». Я думаю, что рынок насытится, и цена несколько упадет.

– Ты считаешь, что по качеству сможешь сравниться с теми сортами, что есть сейчас?