Испытательный срок

– Она знает, – указала я на пожилую женщину с огромными сумками, которая, по всей видимости, жила в этом районе.

Она оказалась очень добра, поставила тяжелые сумки на дорогу и начала подробно объяснять, как добраться до нужного места. Через минуту Никита схватил ее под руку: «Проводи. Ты должна меня проводить. Ты объяснила так, что я ничего не понял», – он тащил ее за руку в нужном ему направлении. «Милиция!!! Люди, куда же вы смотрите, помогите!» – кричала напуганная женщина. «Проводи меня к банку и потом делай что хочешь!» – кричал Никита и продолжал тянуть ее за руку. «Бедная женщина», – подумала я и исчезла под землей в потоке разношерстной толпы.

День второй

Полоска дневного света показалась вдали уходящего вверх эскалатора, когда мой телефон завибрировал в кармане куртки.

– Я жду тебя уже часа два, где тебя носит? – послышался прерывающийся голос Никиты.

Я заметила, что он всегда начинал диалог так, как будто мы не расставались ни на минуту, и заканчивал его тогда, когда ему было удобно. Ни тебе «здравствуй», ни тебе «до свидания». Такой был человек, его странности я замечала каждый день, постепенно.

– Я уже выхожу из метро, и вообще, насколько я помню, ты не собирался возвращаться в театр.

– Послушай, если ты не окажешься здесь через две минуты, то… я подожду тебя здесь еще немного.

Я заметила его издалека, на нем была та же одежда, что и вчера, а в руках он держал открытую бутылку пива.

– Боже мой, ты что, начал пить пиво с самого утра?

– Ты все перепутала. Я не начал, я уже заканчиваю, – оправдался Никита.

– Да ты алкоголик!

В тот день в театре готовились к спектаклю «Униженные и оскорбленные», который должен был состояться вечером, в семь. Собирать актеров на репетиции также входило в наши обязанности. Алиса проводила нас к гримерным актеров, где находился громкоговоритель. Две гримерки, большие, делились на женскую и мужскую, и одна маленькая была выделена для заслуженных артистов. Звание «заслуженных» гордо носили три пожилые артистки театра, которые держались особняком. Они практически не общались с «обычными» артистами и сотрудниками театра.

– Вот здесь красная кнопочка, нажимаете и говорите в микрофон. Вам придется использовать эту штуковину довольно часто. Микрофоны установлены по всему театру, даже на улице, куда актеры выходят на перерыв, поэтому прежде чем что-то сказать, соберитесь с мыслями или записывайте на бумаге первое время, – подробно объясняла Алиса.

Она выдала нам по зеленому блокнотику.

– Вот, записывайте за мною. Доброе утро, уважаемые актеры. Репетиция первого акта состоится в двенадцать часов на первом этаже театра. Актеры должны приготовить костюмы, грим накладывать необязательно. Репетиция продлится до трех часов с десятиминутным перерывом в час тридцать.

– Так это легко, – сказал Никита и убрал свой зеленый блокнот в сумку.

Я все записала слово в слово и начала произносить текст шепотом.

– Ты что, боишься?

– Нет, я пытаюсь запомнить текст.

– Начнем с тебя, Никита, – сказала Алиса и подала ему микрофон. – Повтори все, что я только что сказала, и постарайся говорить близко к тексту.

Он откашлялся, взял микрофон в руки и сказал: – Повторяю. Многоуважаемые товарищи актеры! Вас беспокоит Никита, идите вы все… – Он сделал небольшую паузу и добавил: – На репетицию, которая состоится на первом этаже в бывшей гардеробной театра, так как основная сцена была разрушена немцами еще в период Великой Отечественной войны и до сих пор строится государством.

– Не надо таких подробностей, – разозлилась Алиса и выхватила микрофон из его рук.

– Перепиши текст, то, что ты сказал, никуда не годится. Проследите, чтобы все актеры были вовремя и в костюмах. За опоздавших актеров вы тоже несете ответственность. Мне нужно идти, они сейчас все за костюмами прибегут. Увидимся на репетиции, – сказала Алиса и поспешила в костюмерную.

– Кстати, – сказал Никита, – хочешь посмотреть на разрушенную хрен знает кем сцену?

– Это было бы интересно.

Алиса вернулась и сказала удивленно:

– Вы еще здесь? Савицкий и Блудников опаздывают, это ваша работа позвонить им и выяснить, где их носит. И вообще, поактивнее надо быть.

Попасть внутрь заколоченной главной сцены не было никакой возможности. Мы осмотрели все входы, даже спустились в подвал, но все двери были на замках.

– Старый козел, почему он врет, что там заканчивается ремонт и скоро все спектакли будут проходить на главной сцене? Я два года бегал по министерствам, управлениям культуры и выпрашивал помещение для своего театра.

– Ты хотел открыть свой собственный театр?

– Хотел, но у меня ничего не получилось, и я устал этим заниматься. Ну, вот ты скажи, почему ему дали помещение для театра, а мне нет. Он же старый маразматик. А я? Молодой, красивый, энергичный и, что немаловажно, стройный, смотри. – Тут он схватился за джинсы и потянул их вниз. Они съехали с него за секунду как по маслу.

– Видишь, я даже не расстегнул их, смотри. Я подошла поближе, чтобы убедиться, что молния и пуговица застегнуты.

– Везет тебе, я так не могу. – Я начала дергать юбку вниз, но она застряла намертво где-то в области бедер.

Вдруг мы услышали стремительно приближающиеся шаги. В полумраке подвала появилась Алиса, она светила на нас фонариком.

– Что вы здесь делаете? – возмутилась она. – Я вас нигде не могла найти, подтягивайте штаны и бегом на репетицию.

– Да нет, – попыталась оправдаться я, – это мы просто… ну, в общем, Никита снимает джинсы намного быстрее, чем я.

– Неужели… – сказала она и поспешила ретироваться.

– Как стыдно за эту ситуацию, бог знает, о чем она подумала.

– Она хотела бы оказаться на твоем месте.

– Как мы теперь будем смотреть ей в глаза? – переживала я.

– Как она будет смотреть нам в глаза?! Ходит, выслеживает нас с фонариком. Ненормальная.

День третий

На часах было ровно 12:30, когда я поняла, что Никита сегодня не придет. Я и сама опоздала на десять минут и поймала на себе гневные взгляды. Репетиция уже вовсю набирала обороты, когда я вошла в репетиционный зал, присела на первое попавшееся место и достала из сумочки тот самый зеленый блокнотик.

– Ты должна сидеть рядом с режиссером, – прошептала Алиса.

Чувствовала я себя в тот день отвратительно, у меня болела голова от количества выпитого вчера пива. Мы расстались с Никитой в первом часу ночи, и, слава богу, я успела на последнюю электричку. Больше всего на свете я хотела, чтобы меня оставили в покое, закрыла глаза на мгновение и увидела разноцветные круги, расплывающиеся на черном фоне, и вдруг почувствовала, как Алиса ущипнула меня за руку.

– Иди, чего ты ждешь, он и так зол оттого, что вы опоздали, кстати, где Никита?

– Не имею никакого понятия, – равнодушно ответила я и зевнула.

Мне пришлось пересесть ближе к главному режиссеру, и только после этого Алиса перестала меня дергать. Я покалывала себя ручкой в ладонь, чтобы, не дай бог, не закрыть глаза и не провалиться в мир Морфея, в то время как главные герои пьесы репетировали одну из сцен.

– Простите, господин учитель, но что происходит? Весь город сегодня только и говорит о книге, которую вы купили за двадцать две тысячи лей.

– Я их собирал понемногу. Я уже несколько лет откладываю… и задолжал.

– Долги – это большой порок.

Главный герой остановился недалеко от меня, и, скорее, я почувствовала его шаги рядом сквозь полузакрытые глаза.

– Это старинная книга.

Свет прожектора упал на актера и автоматически осветил меня, я откровенно спала, облокотившись на одну руку.

– Вон… – Крик главного режиссера заставил меня подпрыгнуть на стуле. Ослепленная светом прожектора, я не могла разобрать, что происходит, и сначала подумала, что крик адресован актеру, который никак не может выполнить поставленную режиссером задачу. Жук смотрел на меня… Холодок пробежал по всему телу, я обернулась, никого не увидев позади, спросила в растерянности: