Страница 11 из 76
— Не я, а мы! — заявил тот, указывая крылом на сопящего в кровати Лапкина. — Я не только о себе беспокоюсь.
Видя, что понимания в лице хозяйки не появилось, он продолжил развивать свою мысль:
— Великие Магуны ведь действительно ма-гу-ны! Они все могут. Им ничего не стоит сделать из нас с Лапкиным писаных красавцев.
— Не вижу никакого изъяна в твоей внешности, — искренне заявила Плю. — Дракон как дракон.
— Это я-то дракон? Плю, где ты видела драконов с перьями и хвостом, переливающимися всеми цветами радуги? — возмутился Хучик. — Видишь этот хвост и этот красный гребень? Разуй глаза, подруга, я петух!
— А как же твой клюв с зубами и острые когти? — не сдавалась хозяйка самокритичного дракона. — У петухов таких просто не бывает!
Но Хуч тоже был крепким орешком. Раз уж он решился раз в жизни на откровенность, плоды ее нужно было собрать непременно.
— Только и осталось у меня от драконов, что зубы и когти. Больше ничего! А я хочу быть как мои предки: ужасным, но симпатичным. Сейчас же я просто урод какой-то!
— Ты не урод, — решительно возразила Плю, обиженная за друга.
— Урод! — в голосе Хучика зазвенело чисто драконье упрямство.
— Ты не петух, ‒ Плю постаралась, чтобы слова звучали твердо, без тени сомнения.
— Петух! — каркнуло чудо в перьях.
— Да, ты не дракон, — неожиданно согласилась Плю. Хотела что-то еще добавить, но тут:
— Что?! — от рева взбешенного Хуча дрогнули стены, а стекла в окнах жалобно зазвенели. — Я дракон! Великий и ужасный!
Перья на мелкой тушке Хуча встопорщились, как у разъяренного воробья, а красный гребень, похожий на петушиный, воинственно дрогнул. Метнув на ошеломленную такой резкой сменой мнения хозяйку разгневанный взгляд, вредная рептилия забегала по комнате.
— Так ты все-таки дракон, да? — удивилась Плю, отчего ее розовые бровки над округлившимися желтовато-зелеными глазами взлетели до самых волос, безусловно белых. — А я думала…
— Да! — Вопль драконьей души звучал убедительно, но девушку не впечатлил.
— Точно-преточно?
— Хва-атит издеваться! — Хуч резко прервал очередной виток забега и, остановившись перед сидевшей на кровати девушкой, топнул когтистой лапой. — Я дракон Хуч, и намеки на мое сходство с петухами считаю оскорбительными интси… инсу… тьфу ты, мать магунская! Инсинуациями!
Выговоренное, наконец, трудное слово вызвало приступ горделивого пыженья, сопровождаемого радостным пощелкиванием клюва и распушением отнюдь не драконьего хвоста.
— Ага! Значит, ты не урод, а вполне себе нормальная особь драконьего племени? — осторожно спросила Плю, с интересом разглядывая яркое оперение нестандартного дракона.
Хуч гордо приосанился и не сказал, а прямо-таки изрек, хвастливо выпятив покрытую разноцветными перьями грудь:
— Я Хуч! Самый шика-арный дракон в Маг-Сине! — Поскреб лапой свой круглый живот и несколько смущенно добавил тихим голосом, уткнув взгляд лишенных совести глаз в пол: — Эх, да что уж там? Пожалуй, даже во всем мире.
Скромно опущенные долу глаза никого в этой комнате не обманули — драконья скромность явление фантастическое. Но поскольку своей цели Плю добилась — приступ самокритики питомца был с блеском пресечен и даже переведен в выгодную ей плоскость, — поспешила закрепить свою маленькую победу:
— Ну, слава магунской матери! Значит, мы остаемся дома и ни за какой красотой ни к каким озабоченным магунам не едем, — скороговоркой произнесла она и, чтобы спрятать победную улыбку, наклонилась к испуганному и ничего не понимающему Лапкину.
Проснувшийся от шума бедный малыш уже несколько минут безуспешно пытался выбраться из-под одеял, в которые его завернули. Черные глазки ошарашенно следили то за хозяйкой, то за Хучиком, и взгляд выражал полную растерянность.
— Как это не едем? — тут же встрепенулся дракончик и, вскинув на Плю испуганный взгляд, плюхнулся на пол. — Почему это не едем?
Хозяйка развела руками и, изобразив недоумевающую наивность, спокойно ответила:
— Так поскольку ты не урод, зачем нам ехать?
Прозвучало это вполне логично. Только если Хуч забрал что-то в свою украшенную гребнем голову, выбить это было совсем непросто.
Зная питомца как облупленного, Плю на легкую победу и не рассчитывала, но беспардонного хамства все же не ожидала.
— Нет, я-то не урод, — заявил пригретый на ее миниатюрной груди нахал и, небрежно махнув в сторону хозяйки крылом, добавил: — Это ты урод!
— Что?! — Теперь была очередь Плю сотрясать криком стены и окна. — Да я самая красивая девушка! — Она бросила быстрый взгляд на насмешливо кривящуюся морду драконообразного и уверенно добавила: — Ну, в этой комнате — точно.
— Ха-ха! Краса-а-авица ты наша! — закаркал бестактный дракон и хотел прибавить еще что-то обидное, но…
— Уууу, — жалобно взвыл третий участник сцены, совершенно забытый всеми в пылу праведного возмущения.
Лапкин выл в небеса, запрокинув узкую мордочку, и выражение ее было настолько несчастным, что препирательства о внешности отошли на второй план. Переглянувшись, Плю с Хучем одновременно бросились к зверушке, чье происхождение и порода до сих пор оставались не выясненными. Бережно извлеченный и прижатый к груди зверек вскоре затих, но потерянного взора от лица Плю не отвел.
Игнорировать этот взгляд девушка не смогла. Тяжко вздохнув, она обратилась к Хучу:
— Ты правда думаешь, что этот самый магун превратит нашего Лапкина во что-нибудь более… гм… привычное?
Анхел-рабад несколько дней спустя
В счастливых глазах сины Крутеллы отражался огромный гардероб, доверху набитый нарядами строгих расцветок и пончообразных фасонов.
Скоро, очень скоро она отнесет их в благотворительную организацию «Матери без границ», где уже много лет состоит почетным дарителем.
"Прощайте, унылые строгие одеяния! Прощайте, скучные собрания с обменом диет и методов борьбы с аппетитом дочерей! — восторженно думала Крутелла, низвергая с вешалок ненавистные балахоны и испытывая от этого действа почти садистское удовольствие. — Вот вам, вот! Страдайте так же, как я страдала все эти семнадцать лет!"