Страница 21 из 22
§ 26. Трансцендентальный вывод общего применения чистых понятий рассудка в опыте
В метафизическом выводе мы доказали происхождение категорий априори сходством их со всеобщими логическими деятельностями мышления; в трансцендентальном – мы доказали возможность категорий как познаний априори о предметах представления. Теперь следует разъяснить, каким образом можем мы познавать предметы, встречающиеся нашим чувствам, посредством категорий, и притом разъяснить не форму наших представлений, а законы их соединения, следовательно, объяснить возможность предписывать законы и условия природе. Если бы категории оказались негодными для этой цели, то нельзя было бы видеть, почему все встречающееся нашим чувствам должно подчиняться законам, исходящим от рассудка априори.
Прежде всего, замечу, что под синтезом наблюдения я разумею соединение разнообразных черт в одно опытное представление; от него зависит возможность восприятия, т. е. опытное сознание его (как явление).
В представлениях пространства и времени мы имеем формы внутреннего и внешнего представления а priori; с ними должен сообразоваться синтез наблюдения разнообразных черт явления, ибо он сам состоит в зависимости от упомянутых форм. Но пространство и время не суть только формы чувственного представления, но и сами суть только представления, заключающие в себе разнообразные черты); следовательно, содержание в них представляется с характером единства (см. Трансценд. эстет.)[8]. Значит, вместе с представлениями пространства и времени нам дается априори единство синтеза разнообразных внутренних и внешних черт как условие всякого наблюдения, a следовательно, и готовое сочетание, с которым должно сообразоваться все представляемое нами в пространстве и времени. Но и в этом синтетическом единстве проявляется также участие первоначального сознания, объединяющего разнообразные черты наглядного представления вообще сообразно с категориями. Следовательно, всякий синтез, делающий возможным восприятие, подчиняется категориям, и так как опыт есть познавание посредством объединенных восприятий, то категории суть условие возможности опыта и имеют значение априори о всех предметах опыта.
Станем наблюдать опытное представление, например дом, посредством самосознания разнообразных черт его; необходимое единство пространства и внешнего чувственного представления служит мне как бы фоном, на котором я рисую образ его сообразно с этим синтетическим единством. Если я отвлеку форму пространства, то я найду, что указанное синтетическое единство исходит от рассудка и что оно есть категория синтеза однородных черт в представлениях вообще, т. е. категории величины, с которою должен согласоваться синтез самосознания[9].
Наблюдая, например, охлаждение воды, я замечаю два состояния (жидкое и твердое), которые в отношении времени друг к другу противоположны. Вместе с формою времени, которое всегда лежит в основе явления как внутреннее представление, я должен представлять необходимое синтетическое единство разнообразных черт; без него взаимное отношение двух состояний не может быть определено. При этом отвлекая постоянную форму внутреннего представления, время, я нахожу, что упомянутое синтетическое единство как условие априори, от которого зависит соединение черт представления вообще, есть категория причины, по которой я определяю все случающееся во времени. Следовательно, наблюдение событие и самое событие, т. е. по способу восприятия, состоит в зависимости от понятия отношения причин и действий; то же – во всех других случаях.
Категории суть понятия, предписывающие априоризаконы явлениям, а с ними и природе как совокупности всех явлений (natura materialiter spectata). Спрашивается, из чего же следует то, что природа должна сообразоваться с нашими законами, что законы не выводятся из природы, как их первообраза (иначе они были бы только опытными), т. е. возникает вопрос, каким образом категории могут априори определять соединение разнообразных черт природы, не заимствуя их из нее? Здесь вся суть вопроса.
Что законы явлений в природе должны согласоваться с рассудком и его формой априори, т. е. способностью вообще соединять разнообразные черты, – это не более странно, как и то, каким образом явления должны согласоваться с формою чувственного представления априори. Законы не существуют в самих явлениях, но только наблюдаются лицом, которому что-нибудь является как существу разумному; и явления не существуют сами в себе, но могут существовать только для такого существа, которое одарено внешними чувствами. Конечно, можно согласиться, что вещам самим в себе присуща законосообразность, независимо от познающего их рассудка. Но явления суть только представления вещей, о которых мы не знаем, что они такое сами в себе. Как представление, они должны подчиняться тем законам сочетания, какие предписываются соединяющею способностью. Воображение именно соединяет разнообразные черты чувственного представления; но и оно зависит со стороны единства синтеза от рассудка, со стороны синтеза наблюдения – от чувственности. Так как от синтеза наблюдения зависит всякое возможное восприятие, а самый опытный синтез от трансцендентального и, следовательно, от категорий, то, значит, все восприятия, а с ними все относящееся к опытному сознанию, т. е. все явления природы, должны зависеть от категорий; от них зависит природа вообще; ибо в них заключается первоначальное основание, по которому мы приписываем ей законосообразность (как natura formaliter spectata). Однако нужно заметить, что зависимость эта ограничивается только общими законами природы как совокупности явлений в пространстве и времени. Так как частные законы касаются определенных опытных явлений, то они не могут быть выведены, хотя и они подчинены общим законам. Требуется опыт, чтоб узнать их; первые же общие законы доставляют нам сведения о самом опыте и познаваемых в нем предметах.
§ 27. Результат вывода чистых понятий рассудка
Без категорий мы не можем мыслить предмета, без соответствующих им наглядных представлений не можем познавать мыслимого предмета. Наглядные же представления все чувственны, и познание, основанное на них, есть опытное. Но всякое опытное познание называется опытом. Следовательно, познание априори возможно только о предметах опыта.
Однако познание, ограничивающееся предметами опыта, нельзя поэтому одному считать заимствованным из него; как чистые представления, так и чистые понятия рассудка, очевидно, следует считать элементами познания, находящегося в нас априори. В двух только случаях возможно согласие опыта с понятиями: или опыт улавливает понятие, или, наоборот, последние улавливают его. Первый случай невозможен относительно категорий (равно как и относительно чистого чувственного представления); ибо они суть понятия априори, следовательно, независимы от опыта (допускать опытное происхождение их значило бы признавать некоторый род generatio aequivoca). Остается второй случай, а именно что категории заключают в себе условие возможности всякого опыта. Но каким образом они условливают опыт и какие основоположения развиваются из них в приложении к явлениям, это мы увидим в следующей части, трактующей о трансцендентальном употреблении способности суждения.
Может быть, возможен, кроме двух упомянутых случаев, еще третий; положим, категории не суть самодеятельно развитые априори принципы нашего познания; они не приобретены из опыта, но они могут быть субъективными, дарованными нам вместе с бытием, предрасположениями мысли; он так уже устроены Творцом, что совершенно согласуются с законами природы, с которыми имеет дело наш опыт (некоторый род предобразования чистого разума). Но такая мысль повела бы к тому (при такой гипотезе не видно, как далеко простираются эти предрасположения к будущим суждением), что категориям нельзя было бы приписать характера необходимости, существенной черты их понятия.
8
Пространство, представляемое нами как предмет (как действительно и делается в геометрии), заключает в себе нечто большее, чем простую форму представления, именно – оно есть сочетание разнообразных черт, данных в чувственной форме, в одно воззрительное представление; причем представление дает разнообразные черты, само же формальное воззрение – единство. Я отнес его к чувственности, дабы тем показать, что оно предваряет понятие, хотя, в сущности, оно предполагает вовсе не чувственный синтез, который условливает возможность понятий пространства и времени. Так как синтез служит условием, при котором образуются наглядные представления пространства и времени, то характер единства а priori, очевидно, должен быть отнесен к ним же самим, а не к понятию о них рассудка (§ 24).
9
Таким образом, очевидно, что опытный синтез наблюдения должен согласоваться с синтезом самосознания, который всецело априори заключается в категории. Одна и та же самодеятельность, в первом случае как воображение, во втором – как рассудок, вносит единство в разнообразное содержание представления.