Мечтатель Стрэндж

Поэтому он не поделился своей теорией? Боялся, что над ним посмеются? Нет. Все потому, что он хотел, чтобы Каликста оказалась права: чтобы правда была гораздо удивительнее всего, что они могли представить. Лазло не хотел угадывать ответ, даже ради пяти сотен серебреников. Он хотел завтра подняться на вершину Пика, открыть глаза и увидеть.

«В тот же миг, как вы увидите город, – пообещал им Эрил-Фейн, – вы поймете, в чем дело».

В тот миг, как вы увидите город.

Миг.

В чем бы ни крылась проблема, она станет очевидна с первого взгляда. Это еще один кусочек головоломки, но Лазло не хотел сосредотачиваться на нем.

– Я не хочу угадывать, – сказал он Каликсте. – Я хочу удивиться.

– Так удивись! – раздраженно фыркнула она. – Тебе не обязательно говорить правильный ответ – достаточно просто интересный.

К этому времени они уже вернулись в лагерь. Низкие шерстяные палатки подняли, тизерканцы построили спектралам большой павильон из той же вареной шерсти. Верблюды со своей мохнатой шерсткой коротали ночи под холодными звездами. Караванщики сняли с них груз, укладывая свои тюки за ограду от ветра, хотя пока вечер был тихим. Столб дыма от костра поднимался прямо к небу – как заколдованные веревки на рынке в Алконости, которые висели в воздухе, пока по ним ползали мальчики.

Фаранджи до сих пор ждали ужина. В небе кружили падальщики, они отвратительно кричали, что Лазло перевел для себя как «Умирайте уже, мы голодны!».

Эрил-Фейн выпустил посыльного сокола, и тот ворвался в ряды птиц, выкрикивая хищное предупреждение, прежде чем полетел к Пику. Лазло наблюдал за его полетом, и это больше, чем что-либо другое, намекнуло ему на близость к их месту назначения.

Невероятная неизбежность его невозможной мечты.

– Ладно, – сказал он Каликсте. – Твоя взяла.

Девушка откинула голову и громко заулюлюкала, отчего все в лагере обернулись.

– Тише, банши, – хохотнул Лазло. – Я расскажу тебе одну теорию, настолько дикую и невероятную, насколько смогу.

– А еще прекрасную и кишащую монстрами, – напомнила она.

– Прекрасную и кишащую монстрами, – согласился Лазло и сразу понял, что он ей расскажет.

Эта история стара как мир.

15. Старая как мир история

Серафимы были одним из первых мирских мифов. Лазло прочитал все книги преданий в Великой библиотеке, все свитки, все баллады и саги, традиционно передаваемые из уст в уста на протяжении многих столетий, пока наконец их не излили на бумагу. Эта была самой древней. Ее корни уходили на несколько тысячелетий назад – примерно на семь – и обосновались почти в каждой культуре, включая Невиданный город, где почитали этих созданий. Их называли и энкьелами, и анджелинами, и ангелами, и сресами, и серифенами, и серафимами, но суть истории оставалась неизменной.

Создания непревзойденной красоты, они летали на крыльях из бездымного огня – их было шестеро, трое мужчин и три женщины, – и давным-давно, прежде чем то время получило свое название, они спустились с небес.

Они хотели посмотреть, что же это за мир, и обнаружили плодородную почву, сладкие моря и растения, которые, мечтая стать птицами, поднимались к облакам на крыльях из листвы. Они также обнаружили иджи – большую и отвратительную расу, державшую людей в качестве рабов, питомцев или пищи, в зависимости от версии сказки. Серафимы сжалились над людьми и уничтожили иджей, всех до единого, а затем сложили трупы на краю огромного пыльного моря и сожгли их на костре размером с луну.

Таким образом, как было сказано, люди и получили господство над миром, называвшимся Зеру, когда ангелы истребили всех демонов. Однажды, давным-давно, люди в это верили, как и в то, что когда-нибудь серафимы вернутся и устроят над ними суд. Они строили храмы, становились жрецами, организовывали огненные обряды и жертвоприношения, но это было очень давно. Теперь уже никто не верил в те древние мифы.

– Доставай карандаш, – сказал Лазло Каликсте, выходя из палатки. Юноша никуда не спешил: сперва поухаживал за своим спектралом Ликсой, потом за собой. Принял последнюю песчаную ванну. По ней он уж точно скучать не будет. – Ты готова? Тебя ждет увлекательная сказка. Чрезвычайно невероятная.

– Я вся внимание.

– Ладно. – Он прочистил горло. Каликста нетерпеливо повертела карандаш. – Проблема, – начал он, как будто это было вполне разумно, – заключается в том, что серафимы вернулись.

Девушка выглядела довольной. Склонила голову и начала записывать.

Лазло услышал смешок со стороны фаранджей.

– Серафимы! – фыркнул кто-то. – Бред какой-то.

Он их проигнорировал:

– Разумеется, ты слышала о серафимах. Они спустились с небес – но знаешь ли ты, куда именно? Они спустились сюда, – он обвел рукой пустыню. – Огромное пыльное море, как и написано в сказке. Лучше Эльмуталет и не опишешь. А погребальный костер размером с луну? – Юноша указал на единственную особенность просторной плоской земли.

– Пик? – спросила Каликста.

– Присмотрись к нему. Это не хрусталь, не мрамор и определенно не лед.

Солнце сузилось до медной полосы, а небо начало синеть. Пик выглядел еще более неземным, чем при дневном свете, будто сияя изнутри.

– Тогда что же это?

– Сплавленные кости истребленных демонов, – ответил Лазло как однажды поведал ему брат Сайрус. – Тысяч демонов. Священный огонь сжег их плоть, и из чего бы ни были созданы их кости, они сплавились в стекло. Их черепа все еще видны, полные зубов, а также изгибы позвоночников и длинные скелетные ноги. В их огромных глазницах гнездятся падальщики. Здесь ничто не может выжить, кроме пожирателей мертвых.

Каликста перестала писать. Ее глаза округлились.

– Серьезно?! – выдохнула она.

Губы Лазло расплылись в улыбке. «Чрезвычайно невероятная», – хотел он напомнить, но за него ответил кто-то другой.

– Конечно же нет, – протянул голос с преувеличенной терпеливостью.

Это отозвался Эблиз Тод, строитель. Ему не понравилось делить приглашение Богоубийцы с девчонкой, которая «заползла на Небесный Шпиль как букашка», и он озвучивал свое недовольство следующим образом: «Воровка в наших рядах унижает тех из нас, кто действительно чего-то добился». Теперь он обратился к ней с предельной снисходительностью:

– Милая девица, ваша наивность не знает границ, прямо как эта пустыня. В ней можно потеряться и больше никогда не столкнуться с фактами или доводами.

Несколько чужаков засмеялись вместе с ним, диву даваясь, как кто-то мог поверить в подобную чепуху. Тион Ниро, позолоченный закатным солнцем и сиянием от костра, опирался на ограду от ветра.

– Стрэндж тоже в это верит, – сказал он Дрейву, подрывнику, сидевшему рядом и выглядевшему бедненько на фоне Золотого крестника.

Тион умудрялся выглядеть восхитительно даже во время пересечения пустыни. Солнце окрасило его кожу в приятный золотистый оттенок и придало выгоревшим кончикам волос слабый блеск. Скудный паек лишь подчеркнул его точеные черты, а короткая бородка – которую он стриг, в отличие от всех остальных – придавала ему зрелый и важный вид, не жертвуя при этом юношеским великолепием.

Дрейв же, напротив, выглядел жилистым, потрепанным погодой и старше своих лет, хотя ему было всего около тридцати. Прожив всю жизнь в Маялене, где солнце почти не светило, мужчина был очень бледным и больше всех страдал от Эльмуталет – обгорал и шелушился, обгорал и шелушился, пока его лицо не превратилось в розово-красную мозаику с буроватыми завитками мертвой кожи.

Из них вышла странная парочка: алхимик и подрывник. В Алконости они пошли вровень и с тех пор начали ездить вместе. В случае с любыми другими людьми это могло бы показаться дружбой, но Лазло не видел в их отношениях ничего столь безобидного. У Тиона Ниро не было друзей в Зосме, только поклонники, и Дрейв, похоже, с радостью занял эту роль, даже приносил ему завтраки и вытряхивал песок из сапог – и все это без какой-либо награды или благодарности. Лазло гадал, не было ли его давнее «спасибо» единственным разом, когда Ниро произнес это слово. Но юноша не чувствовал жалости к Дрейву. Вполне очевидно, что подрывник стремился не к дружеским отношениям, а хотел узнать секрет золота.