Royals

– Папа, – говорит Эл, но Алекс смеется, а мама отмахивается.

– Перестань, Лайам, – требует она. – Не надо сегодня дразниться.

На маме старое платье, пальцы в чернилах – она, видимо, писала, когда приехали Элли и Алекс. Мама по старинке пишет черновики вручную.

Но сейчас она буквально сияет:

– Это просто потрясающе. Самое необыкновенное событие, какое случалось в нашей семье.

– Прошу прощения, – замечает папа, складывая худые руки на груди. – Однажды в Уэмбли мной выстрелили из пушки, заряженной конфетти.

– Лайам, – повторяет мама, но Алекс просто поднимает бровь и говорит:

– Да, сэр, это, пожалуй, получше свадьбы.

Папа небрежно помахивает рукой:

– Ну, по крайней мере, не хуже.

– Мы решили приехать и сначала рассказать вам лично, конечно, – продолжает Алекс.

Пусть он шотландец, но по-английски говорит так же чисто, как мои родители. Только намного изысканней. У Эл похожий акцент, но когда она дома, то начинает говорить почти как я.

– На следующей неделе в Холируде состоится официальное оглашение, – говорит Алекс, – и я уверен, что к этому будет приковано всё внимание прессы. Давайте надеяться, что мои южные кузены влезут в какой-нибудь скандал, и СМИ хотя бы отчасти от нас отвлекутся.

Он улыбается и обводит нас взглядом. Поразительно, но в устах Алекса всё это звучит нормально и обыденно. Как будто Холируд – просто какое-то место, а не, черт возьми, королевский дворец. А его «южные кузены» – члены английской правящей династии, и, господи помилуй, они вот-вот станут родственниками Элли.

– Вы уверены? – спрашиваю я, и все поворачиваются ко мне.

Я смотрю на Элли… о боже, до сих пор я не понимала, что значит выражение «ее глаза метали молнии». Но примерно так она сейчас смотрит на меня.

Возможно, когда сестра сообщает о своей помолвке, нужно сказать что-нибудь другое. Но я просто не смогла удержаться.

– Дэйзи… – бормочет мама.

Алекс откашливается, а у Элли начинает дрожать коленка. Я знаю, что это значит. В детстве она всегда дрыгала ногой, прежде чем стукнуть меня локтем или пожаловаться маме, что я говорю глупости. Перед отъездом в Шотландию моя сестра была настоящим человеком, с живыми чувствами, я до сих пор вижу этого человека.

– Извините, – говорю я, глядя вокруг. – Я хотела сказать – наверное, все мы знали, что так и будет, но… – Я неопределенно машу руками. – Ты до сих пор не позволяла нам познакомиться с родственниками Алекса, а теперь хочешь… – я снова проделываю тот же жест, – просто взять и плюхнуть всех в один котел.

Элли краснеет. Непонятно, от смущения или от ярости.

– Это свадьба, а не… то, что ты сказала, – наконец произносит она.

А папа, почесав лохматую бородку, замечает:

– Если хорошенько подумать, свадьба – просто очень формальный и дорогой способ плюхнуться…

– Лайам, – предупреждает мама, но тут же начинает смеяться и добавляет: – Представляешь себе приглашения? «В этот счастливый день наша дочь намерена плюхнуться в объятия такого-то…»

Папа разражается хохотом, а у Алекса слегка подергиваются губы. Элли впивается ногтями себе в ляжки.

Округлив глаза, я указываю пальцем на родителей.

– Видишь? Вот какое бедствие ты навлекаешь на Шотландию. Эти люди – бабушка и дедушка будущего короля.

Мама снова смеется и вытирает глаза:

– Господи, я об этом как-то не подумала. Мой внук будет королем.

– Или королевой, Бесси, мы же за равноправие, – говорит папа и живо интересуется: – А мы тоже получим титулы? Я буду «королевский дедушка»?

Трудно понять, говорит он серьезно или шутит. Папа всегда такой. А Элли сидит прямо и неподвижно, как Снежная королева. Она вот-вот разобьется на тысячу сверкающих кусочков.

Алекс вновь похлопывает ее по коленке и храбро улыбается нам, как, наверное, улыбается очередному сумасшедшему, который подбегает к нему и заявляет, что он и есть настоящий принц Шотландский.

– Мы что-нибудь придумаем, сэр, – говорит он папе и смотрит на меня. – Я понимаю, что в твоей жизни произойдет некоторая перемена, Дэйзи.

Это его фирменный взгляд, предназначенный для бедных страдающих детей в больнице – голова чуть наклонена, брови сдвинуты, синие глаза полны сочувствия. Алекс часто так смотрит: сочетание авторитета и мужественной красоты должно убедить нас, что всё будет в порядке.

– Но, пожалуй, не такая большая, как ты думаешь. Мы пытаемся жить относительно скромно, честное слово. Наша семья сделает всё возможное, чтобы смягчить… возможные неприятные последствия для тебя.

Откинувшись на спинку кресла, я скрещиваю руки на груди. Мне нравится Алекс, ей-богу. Он очень славный парень, но у него та еще биография, и я никак не могу избавиться от ощущения, что происходящее чертовски несправедливо: мне придется тащить эту ношу ради того, чтобы Элли могла стать принцессой.

Конечно, я всё понимаю, и, надо признать, Элли выглядела как принцесса примерно с трех лет, но мне кажется, что это… не знаю. Как-то бессмысленно. Махать толпе, разрезать ленточки, служить украшением – только потому, что тебе довелось родиться в определенной семье.

Ну или удачно выйти замуж.

– Уверяю тебя, – продолжает Алекс, – что в целом это будет самая обычная свадьба.

– Ее покажут по телику, – напоминаю я. – В норме так не бывает.

Углы рта у Элли опускаются, и она вновь делается похожа на мою старшую сестру – ту, которая некогда отняла у меня все цветные карандаши за то, что я воспользовалась для рисунка ее любимой помадой. Должна сказать в свою защиту, что из того оттенка розового получился просто невероятный закат. Мой рисунок до сих пор висит у мамы на работе.

Алекс не сдается.

– Мы понимаем, что для вас это будет нелегкое время, – говорит он. – Внимание прессы, перелет и так далее. Мы уже работаем над тем, чтобы всё прошло как можно глаже. Как и сказала Элли, мы хотим, чтобы свадьба была семейным событием, а не… спектаклем.

Мама подается вперед в своем кресле:

– И мы ценим вашу заботу, Александр, честное слово, ценим.

– А я нет, – произносит папа, который по-прежнему подпирает косяк. – Лично я не против спектакля.

Никто не обращает на него внимания. Элли высвобождает руку из пальцев Алекса и говорит:

– Свадьба будет зимой. На Рождество.

Мама моргает и начинает теребить длинную подвеску, ту самую, которую я купила ей во время школьной поездки в Бостон, два года назад. На шнурке висит кулон – оловянная шляпа-треуголка. Мама носит его, почти не снимая.

– В декабре? – уточняет она. – То есть всего через семь месяцев. Элли, но ведь, наверное, нужно больше времени, чтобы подготовиться…

– Протокол королевской свадьбы уже есть, – вмешивается Алекс. – И выбор дат несколько ограничен – в связи с маминым расписанием и учебой близнецов.

Ах да. Близнецы.

При мысли о принце Себастьяне и принцессе Флоре у меня вновь всё переворачивается в животе. Как я уже сказала, мы постепенно привыкли к Александру, но с другими людьми, ныне входящими в изысканный круг Элли, никогда не общались. В том числе мы не знакомы с братом и сестрой Александра. Они мои ровесники, но, хотя принцу Себастьяну всего семнадцать, он – один из самых завидных холостяков в мире. А что касается принцессы Флоры… Элли сейчас выглядит шикарно, но она меркнет по сравнению с Флорой, которая украшала обложки «Вог» в восемь лет.

И теперь они станут моими родственниками. Что это значит? Мы будем вместе проводить каникулы? Обмениваться подарками на Рождество?

Что можно подарить принцессе?!

Мне вдруг становится капельку нехорошо. Я пошатываюсь.

– Ты в порядке, детка? – спрашивает папа, и я киваю, отводя мокрые от пота волосы с лица.

– Да, да… просто надо подышать воздухом.

На крыльце еще жарче, чем в доме, но я рада хотя бы ненадолго вырваться из гостиной. На улице пахнет приближающимся дождем, и я делаю глубокие вдохи, закрыв глаза и слушая звон маминых китайских колокольчиков.