Royals

Интересно, способна ли хоть одна из этих десяти вещей удивить меня. Сомневаюсь.

Моя сестра всю жизнь прожила тихо и спокойно, прямо как будто знала, что однажды попадет на обложки глянца. Отчасти мне хочется полистать журнал, но затем я решаю, что: а) это ненормально и б) Изабель, в конце концов, тратила время и силы, стараясь уберечь мою психику.

– Там внезапно нет ничего плохого! – кричит она из-за кассы. – Я просто подумала, что тебе не надо это видеть.

Показав подруге оттопыренный большой палец, я шагаю к двери, расположенной в дальнем конце магазина.

Мои вещи лежат в комнате для персонала, чудовищном помещении с оранжевыми стенами, зелеными пластмассовыми стульями и поцарапанным столом. Кто-то когда-то вырезал на нем фразу «Бекки любит Джоша», и каждый раз, сидя здесь во время перерыва – читая или делая уроки, – я гадала, что сталось с Бекки и Джошем. Они по-прежнему любят друг друга? Скучала ли Бекки так же, как я?

Впрочем, Бекки никогда не приходилось видеть лицо своей сестры на обложке журнала.

И сама она не светилась в желтой прессе.

Бр-р.

Скандал из-за фоток с выпускного по-прежнему причиняет такую боль, как будто в груди у меня застрял клубок терновника. Думать о нем – все равно что тыкать в больной зуб. Вроде бы отвлекаешься и забываешь, как это больно, но стоит сосредоточиться – и оказывается, что больше ни о чем ты думать не в состоянии.

А значит, сейчас мне нельзя думать об этом, иначе я, наверное, расплачусь прямо в подсобке «Быстро-вкусно». Трудно представить более унылый вариант развития событий. Это еще хуже, чем те сцены в кино, где умирают собачки. Поэтому – нет, никаких слез.

Я вскидываю на плечо свою потрепанную лоскутную сумку и шагаю к двери.

Когда я выхожу на парковку, на улице так ослепительно светло и жарко, что я щурюсь и лезу в сумку за солнечными очками. Нетрудно представить, чем я буду заниматься вечером. В основном сидеть в обнимку с кондиционером и читать новую мангу, которую вчера купила.

– Дэз.

А вот и больной зуб.

Супер.

Майкл стоит, прислонившись к желтому бетонному столбу перед магазином – ноги скрещены, темные волосы падают на глаза. Наверное, он долго репетировал эту позу. Майкл Дорсет просто чемпион по умению красиво прислоняться. Если бы существовали Олимпийские игры для Самых Сексуальных Парней, он бы каждый раз брал золото за Двойной Прислон.

К счастью, у меня теперь иммунитет к Двойному Прислону ©.

Надев очки, я грожу ему пальцм.

– Ни фига.

Майкл хмурится. У него очень нежные черты лица – круглые щеки, красивые карие глаза. И я готова поклясться, что он как-то так договорился со своими волосами, чтобы они ниспадали на лоб самым привлекательным образом. Месяц назад при виде этого человека я бы растеклась в лужицу. Я бы непременно протянула руку и отвела с его лица прядь волос. Я была влюблена в Майкла Дорсета с девятого класса. Он всегда тусил с ребятами поинтереснее, чем я (признаю, что очки и футболки не особенно меня красили), но наконец в прошлом году мы стали парой.

– Я совершил ошибку, – говорит он, сунув руки в карманы.

На нем невообразимо тесные джинсы – почти лосины, – а на запястье моя резинка для волос. Зелененькая.

Подавив детсадовское желание отобрать ее, я надеваю сумку на другое плечо.

– Это еще мягко говоря.

На парковке жарко, и я вдруг вспоминаю, что на мне, поверх одежды, по-прежнему надет зеленый магазинный фартук. Майкл весь в черном, как обычно, но, кажется, ему это совсем не мешает, наверное, потому, что жира у него в организме не больше шести процентов.

Я совершенно не хочу вести этот разговор здесь – и прохожу мимо, направляясь к машине.

– Послушай, – вкрадчиво говорит Майкл, направляясь следом, – давай хотя бы поговорим.

Асфальт скрипит у меня под ногами. Я не останавливаюсь. Хотя мы довольно далеко от пляжа, песок каким-то волшебным образом появляется здесь и скапливается в трещинах и выбоинах.

– Мы уже обо всем поговорили. Тут вообще нечего обсуждать. Ты пытался толкнуть наши фотки с выпускного.

Когда у тебя знаменитая сестра, ты сама тоже становишься вроде как знаменитой. Но, по ощущениям, тебе достаются только неприятные побочные эффекты славы. Ну, например, твой парень продает желтой прессе всякие личные фотографии.

Очевидно, у королевской семьи есть специальные люди, которые следят за такими вещами и довольно быстро их прикрывают. Честно говоря, от этого ситуация выглядит еще более стремной.

– Детка… – начинает он, и я отмахиваюсь.

Мне нравились наши дурацкие фотки с выпускного. Я думала, что они клевые. А теперь каждый раз, глядя на них, я понимаю, что и они тоже обросли неприятными ассоциациями из-за Элли.

Наверное, именно это и бесит меня больше всего.

– Я старался ради нас, – продолжает Майкл, и тогда я останавливаюсь и разворачиваюсь.

– Ты старался, чтобы купить ту навороченную гитару, – бесстрастно говорю я. – О которой твердил не умолкая.

У Майкла делается несколько пристыженный вид. Он засовывает руки в карманы, поднимает плечи и качается на каблуках.

– Но мы оба любим музыку, – произносит он, и я закатываю глаза.

– Тебе никогда не нравилось то, что слушаю я, ты не позволял мне включать музыку в машине, ты…

Роясь в заднем кармане, Майкл перебивает меня – еще одна его привычка, от которой я не в восторге.

– Да, но послушай…

Он вытаскивает телефон и что-то ищет в нем. Я уже собираюсь развернуться и пойти к машине, когда из магазина вдруг доносится крик, который разлетается по всей парковке:

– НИКАКИХ ПАРНЕЙ!

Я поворачиваюсь к «Быстро-вкусно» и вижу миссис Миллер, хозяйку магазина, которая стоит на тротуаре перед входом, уперев руки в бока. Волосы у нее некогда были выкрашены в рыжий, но успели вылинять до персикового оттенка. И они такие редкие, что сквозь них просвечивает череп.

– НИКАКИХ ПАРНЕЙ НА РАБОЧЕМ МЕСТЕ! – вопит она и грозит мне пальцем.

Кожа у нее под мышкой дрожит от этого движения.

– Я уже не на работе, – отвечаю я и добавляю, указав на Майкла: – И это не парень. Это одушевленные джинсы.

– НИКАКИХ! ПАРНЕЙ! – вновь выкрикивает миссис Миллер.

Честное слово, ее закидоны насчет того, что продавщиц порой навещают их парни, смахивают на психоз. Понятия не имею, отчего миссис Миллер считает свой дурацкий магазин средоточием сексуальной активности, но «не общаться с противоположным полом во время смены» – ее главное правило.

– НИЧЕГО ЭРОТИЧЕСКОГО ПРЯМО СЕЙЧАС НЕ ПРОИСХОДИТ, ПРАВДА-ПРАВДА! – ору я в ответ.

Майкл наконец нашел то, что искал.

– Я сочинил это для тебя, – говорит он, коснувшись экрана, и из мобильника доносится жестяная мелодия.

Качество так себе, и слова почти невозможно разобрать сквозь визг электрогитары, но несколько раз я слышу свое имя, которое рифмуется с «небес» и «чудес», а потом Майкл вдруг начинает подпевать – и, господи, пожалуйста, пусть я умру от внезапного сердечного приступа, пусть какая-нибудь машина неудачно повернет и размажет меня по асфальту. Я только порадуюсь, потому что хуже уже некуда: здесь мой бывший, который мурлычет про «Дэз, которая сошла с небес», и грозно надвигающаяся миссис Миллер.

А потом я поднимаю голову и вижу черный автомобиль, стоящий на краю парковки. Окно опущено. И на меня устремлен объектив.

Глава 2

Опустив голову и прижимая сумку к боку, я торопливо иду к машине, которая стоит в дальнем конце парковки. Щелканья фотоаппарата не слышно из-за дурацкой песни Майкла (он тащится за мной, вытянув руку с телефоном, как будто преподносит его в дар) – но, во всяком случае, фантазии мне хватает, и голова заранее идет кругом, когда я рисую себе, какие получатся фотографии и что будет гласить заголовок. Не сомневаюсь, меня изобразят жуткой стервой. За минувший год, с тех пор как Элли начала встречаться с Алексом, я выяснила, что с точки зрения желтой прессы буквально во всем и всегда виновата девушка. Два месяца назад Алекс и Элли присутствовали на торжественном спуске корабля на воду, и во время церемонии Алекс хмурился и болезненно вздрагивал. В результате газеты написали, что моя сестра делает принца несчастным и что у него буквально разрывается сердце от назойливых требований обручального кольца.