Страница 4 из 16
– Ты имеешь в виду мистера Семерджана?
– Да, его.
Не поворачивая головы, я искоса посмотрел на противоположную сторону улицы. И заметил, как жалюзи в доме напротив слегка приоткрылись, а в темном пространстве между ними, несомненно, прятались темные глаза моего отвратительного соседа.
– А ты не чувствуешь в нем чуждого присутствия? – спросил я у Лейфа.
– В каком смысле? – поинтересовался мой адвокат.
– В нем нет духа фейри? Или следов демонов?
Лейф сухо рассмеялся и покачал головой:
– Никто никогда не сможет измерить глубину твоей паранойи.
– Надеюсь, потому что в противном случае кто-нибудь сможет застать меня врасплох. А как от него пахнет?
Лейф с отвращением наморщил нос.
– Как от хот-дога с горчицей и дешевого светлого пива. А его кровь полна жира и алкоголя.
«Вау. Вот уж не думал, что он так хорошо пахнет», – заявил Оберон.
– Наши разговоры о крови напомнили мне, что сегодня ночью мне нужно утолить жажду, – сказал Лейф, – поэтому я предоставлю тебе заняться исцелением и личной охотой на ведьм. Я свой долг выполнил. Но, прежде чем я уйду, прошу тебя об одном: подумай о том, чтобы присоединиться к альянсу против Тора, хорошо? Сделай мне одолжение, представь преимущества, которые ты можешь получить.
– Хорошо, в качестве личного одолжения, – сказал я, – я обдумаю твои слова. Но, если честно, Лейф, я не хочу давать тебе ложных надежд. Убийство Тора – нет, об этой чести я не помышлял[4].
Ледяные взгляды вампиров бывают намного более холодными, чем у обычных людей. А если вампир, который одаривает тебя таким взглядом, родом из Исландии, тебе приходится столкнуться с исходным значением этого термина, и не стоит удивляться, если температура твоего тела падает на несколько градусов. Пару секунд Лейф именно так на меня смотрел.
– Ты надо мной смеешься? – спросил он после короткой паузы. – Обычно ты цитируешь Шекспира, когда хочешь кого-то высмеять или указать на недальновидность.
«Вау, он тебя поймал, Аттикус», – сказал Оберон.
– Нет, Лейф, я всего лишь нахожусь в состоянии стресса, – ответил я, указав на свое влажное от пота лицо и все еще окутанный паром амулет, висевший на шее.
– Я полагаю, ты лжешь.
– Брось, Лейф…
– Прости меня, но наши отношения позволили мне обзавестись некоторыми познаниями о том, как ты мыслишь. Ты намекаешь, что я подобен Ромео, «шуту судьбы»[5], который, быть может, поступает опрометчиво, убив Тибальта, чтобы отомстить за смерть Меркуцио? Ты полагаешь, что меня ждет такой же трагический конец, как и Ромео, если я буду продолжать строить планы убийства Тора?
– Совсем не то. Как жаль! Совсем не то, чего я так хотел[6], – возразил я, – но будь у меня намерение, которое ты мне приписываешь, я бы процитировал Бенволио, а не Джульетту: «Оружье прочь – и мигом по местам! Не знаете, что делаете, дурни»[7].
Лейф смотрел на меня, застыв в полнейшей неподвижности, на что способны лишь вампиры или камни-любимцы[8].
– Я всегда предпочитал «Гамлета», – наконец сказал он. – Сейчас я мог бы пить живую кровь и на дела способен, от которых я утром отшатнусь[9].
Он повернулся на каблуках и быстро – пожалуй, слишком быстро для обычного человека – шагнул к двери своего блестящего черного «Ягуара XK» с откидным верхом.
– Теперь прощай. Пора[10], – на ходу бросил он, прыгнул на сиденье, запустил двигатель и умчался прочь.
«Эй, если это была дуэль шекспировских цитат, то он только что надрал тебе задницу».
«Я знаю. Но я вставил строки Т. С. Элиота, а он не заметил. Будем надеяться, что в следующий раз я не буду приходить в себя после покушения на мою жизнь, и тогда у меня получится лучше».
Я все еще стоял, наклонившись вперед, не давая амулету снова коснуться груди, и мне требовалось что-то с этим сделать – но не хотелось ничего предпринимать на глазах у мистера Семерджана, который, несомненно, продолжал за мной наблюдать.
«Оберон, я хочу, чтобы ты перебежал на противоположную сторону улицы и сел на краю его лужайки, чтобы он мог тебя видеть».
«И все? Просто сесть? Потому что я больше не хочу ничего делать, пока он смотрит».
«И все. Я хочу, чтобы ты его отвлек, и больше ничего. С тех самых пор, как ты оставил ему подарочек, он ужасно боится, что ты сделаешь это еще раз. Он получил дар, который не перестает о себе напоминать».
Какая жалость, что мы с мистером Семерджаном не дружим. Толстый коротышка из Ливана, возраст которого перевалил за шестьдесят, исключительно легко приходил в волнение и невероятно громко шумел. Наверное, с ним было бы забавно посмотреть бейсбольный матч. Мы могли прекрасно поладить, если бы он не вел себя как болван с того самого момента, как я здесь поселился – с тем же успехом можно сказать, что утопленник мог бы жить, если бы умел дышать под водой.
«Ладно, но я хотел бы получить за это колбасу».
«Договорились. И мы все равно потом отправимся побегать».
«Подожди. Он ведь не помнит, что случилось в парке Папаго, правильно?»
Оберон имел в виду несчастный случай, в результате которого погиб парковый рейнджер, а мистер Семерджан попытался нас подставить.
«Нет. Лейф об этом позаботился, прибегнув к своему патентованному вампирскому способу стирания памяти».
Эта мысль заставила меня вспомнить, что иногда бывает очень полезно иметь среди друзей вампира; я надеялся, что Лейф не станет долго на меня обижаться.
«Ладно, думаю, будет весело. – Оберон потрусил на противоположную сторону улицы, щель между жалюзи сразу увеличилась, мистер Семерджан перестал прятаться. – Я вижу его глаза».
Пока эти двое пожирали друг друга глазами, я продолжал брать силу у земли, а заодно вызвал густой, но сильно локализованный туман. Аризона славится своим сухим воздухом, однако в первую неделю ноября, с приближением грозы, не так уж трудно связать немного паров воды. Пока туман собирался, я занялся исцелением обожженной кожи, и на этот раз у меня получилось гораздо лучше – ведь сейчас амулет не обжигал ее быстрее, чем я успевал лечить.
Однако амулет все еще оставался горячим, так что мне пришлось наклониться вперед, когда я направился к садовому шлангу и включил воду, предварительно проверив, успел ли сгуститься туман. Я все еще видел Оберона, который сидел под уличным фонарем, но не у окна мистера Семерждана, так что этого было достаточно. Я поднял руку, чтобы защитить лицо от пара, и направил струю воды на амулет.
Он зашипел, пар стал подниматься фонтаном, но через несколько секунд амулет заметно охладился.
«Послушай, кажется, он собирается выйти», – доложил Оберон.
«Все нормально. Просто оставайся там и смотри на него. Ну, и помаши хвостом, если сможешь».
«Я не могу. Он мне не нравится».
Я услышал, как мистер Семерджан выскочил из дома и сразу принялся страшно шуметь.
– Проваливай отсюда, грязная шавка! Кыш-ш! Уходи прочь!
«Кажется, он назвал меня шавкой? Каков грубиян! Послушай, у него в руках свернутая в рулон газета».
«Если он направится к тебе, зарычи на него».
«Круто. Он идет».
Я услышал, как Оберон угрожающе зарычал, и категорические приказы мистера Семерджана тут же сменились на пронзительные мольбы несколькими октавами выше.
– Эй! Милая собачка! Не уходи! Хороший песик!
«Должно быть, он решил, что я глупый. Он идет ко мне с газетой в руке, собираясь стукнуть по голове, говорит «хорошая собачка» и думает, будто я забуду остальное? Пожалуй, на него следует пару раз хорошенько гавкнуть».
4
«Ромео и Джульетта», перевод Б. Пастернака.
5
«Ромео и Джульетта», перевод А. Радловой.
6
Т. С. Элиот. «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока». Перевод Н. Берберовой.
7
«Ромео и Джульетта», перевод Б. Пастернака.
8
Лучший питомец – тот, за которым не надо следить. Например, камень. Такие камни продавались в середине семидесятых годов в подарочных коробках.
9
«Гамлет», перевод Б. Пастернака.
10
«Гамлет», перевод Б. Пастернака.