Повелительница снов

После уроков Варя собирала портфель. Ни Волкова, ни Коробейникова ей просто видеть не хотелось! Тут-то к ней и подошла Танька Слепцова.

- Варя! Скажи, пожалуйста, Волкову, чтобы он ко мне не приставал.

- Сама скажи.

- Варя, я говорю, говорю, а он все равно лезет. Плохо очень лезет, щиплется везде, хихикает все! Я не могу, мне страшно. Пойдем с тобой из школы, а? Он меня под лесенку все тащит каждую переменку.

- Вот скотина! Что же ты мне вчера не сказала?

- Я боюсь. Он сказал, что сделает со мной это, если скажу кому. Надо мною уже и так девочки смеются.

- Не реви, пошли домой.

- Варя, а можно я с тобой за партой сидеть буду? Ты ведь все равно одна сидишь... И пожалуйста, не болей до конца года больше!

Утром Волкова вместо борща ждал небольшой сюрприз в виде Варвары, вооруженной солдатским ремнем отца. Уворачиваясь, он пытался ухватить узкую полоску свистящей кожи, но это никак не получалось. Варьку хорошо обучили управляться с кнутом при хуторском стаде, и еще год назад она спокойно выходила одна против годовалых бычков, взъяренно дравших дерновину копытами.

-За что, у-у... Больно! Не надо больше!

-Надо-надо! Получай, гад! Ух-ха! На сладкое с пельменей потянуло? Я в другой раз пряжку надену с крючком, это будет больно! А вот это - так просто, семечки! Ух-ха!

- Да что я сделал-то такого? Не надо! Мне пиджак только на будущий год выдадут!

- К Таньке еще лезть будешь?

- Ты за эту овцу бьешь, что ли? Дура! Да тихо ты! Не буду я! Честно! Совсем с ума сошла... Больно-то как...

Волков сидел в коридоре и плакал по настоящему.

- Я домой пойду...

- Не бойся, больше не буду. Но только до того момента, как ты опять Таньку под лесенку потащишь. Такие, как ты, с первого раза не понимают.

- Не думал я, что ты такая! Дерешься еще... Саму-то за эту лесенку за ухо к Кларе таскали!

- Ох, Волков, не зли меня! И когда это было-то? Да и не было вообще, наверно... Ладно, успокойся, пойдем суп из курицы кушать.

- Из курицы? И там даже курица есть? Кусками или по ниточкам распущенная?

- Кусками, Волков, кусками! Чай, не к жлобам пришел! Тебе ножку или крылышко?

- Я белое мясо, Ткачева, люблю. В столовке дают иногда.

- Садись, жри! Тут тебе не столовка.

После второй тарелки Волков поднял на Варьку глаза: "Нравится мне Танька очень. У меня все горит, как ее увижу".

- Так неужели, Волков, можно так? Это же гадко, очень-очень плохо.

- А она по-хорошему все равно со мной ходить не будет. Сама знаешь, обо мне даже Клара сказала, что у меня одна дорожка - в тюрьму. Но ведь и без меня Танька выйдет за какого-нибудь тихого алкаша с завода, как наш сосед по площадке. Он ее будет всю жизнь мордовать, она будет терпеть, сидеть на окошке в подъезде, синяки цинковой мазью замазывать. Что хорошего? А меня бы Танька не так часто и видела. У меня вот про отца мать говорит, что он все равно хороший, он между отсидками успевает ей кусочек счастья отломить.

- Что ты несешь? Тихие алкаши, отсидки, кусочки счастья! Ты учись, Волков! У тебя вся жизнь впереди!

- Ага, "спереди", как моя мамаша говорит! Это у тебя что-то наперед можно загадывать, а мне - очень трудно. Мне кажется, что я ничего не смогу, я в какой-то колее, не вырваться мне уже.

- Это все от человека зависит, Волков. Тебе надо бороться, я помогу! Я же должна тебе помочь, Волков!

- Мне кажется, что ничего от меня уже не зависит, что все уже определилось для меня давно, когда я родился после очередных каникул моего папы между двумя отсидками. Я ненавижу эти ботинки! Я вот у твоего папы в коридоре видел такие же, но он их сам купил, а мне их дали задаром. Я думаю, что в дармовых ботинках далеко не уйдешь. Нет, не могу объяснить...

- Это потому, Волков, что с литературой у тебя очень-очень плохо. Сейчас стихи будем учить, это память развивает и речь. А ты унитаз починить можешь?

- Попробую...

- А говоришь, что ничего у тебя в жизни не выходит! Вот у нас унитаз полгода не смывает - это что, жизнь? Короче, приступай, инструменты вон в том ящике. В будущем году у Пушкина юбилей, меня уже на конкурсы не пустят, поэтому пойдешь ты. Я тебя в декламации поднатаскаю.

- С ума сошла?

- Молчи лучше, и не зли меня! "Медный всадник"! Вступление!

- Кто это у вас такое с бачком сделал?

- Да папа, пытался отрегулировать. Ему рабочих для себя просить стыдно. У него самого руки только на сельское хозяйство настроены, а в деревне это делают иначе.

Варя и сама не понимала, как это у нее вышло, но Волков стал ей хорошей подмогой в налаживании домашнего быта. Она даже начала строить грандиозные планы по перестилке рассохшегося паркета. После мелкого ремонта окон, они ободрали и прошкурили все рамы, а к их окраске Волков с удивлением для себя прочел наизусть все вступление к "Медному всаднику" широко разводя руками с трудовыми мозолями. Пока Варя громко читала вслух про муссоны и завоевание Мексики, выписывая на шпаргалку для Волкова памятные даты из борьбы народов Латинской Америки, он, вооружившись огромными ключами, которые они стащили у пьяного сантехника, спавшего на площадке пятого этажа, что-то регулировал под ванной. Иногда он подавал оттуда голос. В основном, его высказывания касались Вариного папы: "Конечно, зато у нас папочка - инженер-строитель! Наверно, только в муссонах и борьбе пеонов понимает. Но ведь он все же мужик, унитазом-то он вашим пользуется? Или как в деревне на двор выходит?"

- Не ворчи, Волков! Ты видишь, как у меня родители много работают? Им домом заниматься некогда. Крути краны давай, и дверь открой пошире, чтоб про муссоны услыхать.

x x x

- Откуда у тебя циркули такие? Я такие только в папиной готовальне видела, так он мне их даже потрогать не дал.

- Бери, Ткачева, это я для тебя у учителя черчения спер. Да не расстраивайся ты, он их сам в школе схимичил. Теперь - трогай их на здоровье!

- Волков, нехорошо красть-то.

- А вот ты сама-то никогда ничего не хотела украсть?

- Хотела один раз, но не смогла. Я тогда так продумала все хорошо, месяц готовилась, проверялась и все-таки даже украла... Потом, помню, вышла из магазина, немного прошлась по улице, вернулась и все незаметно обратно подсунула. Не смогла!