Страница 7 из 16
– Смотри-ка, я думала, этих фотографий нет уже. Уж так мы их прятали… – вдруг застывала над каким-нибудь альбомом тетя Полина. Бабушка сразу же бросала свое занятие и присоединялась к сестре. И вот они, забыв обо всем, переворачивают тяжелые картонные листы. Мелькают усатые лица, женские фигуры с зонтиками, дети в матросках.
– А где же этот твой Костик? – вдруг восклицает бабушка. Тут же достается другой альбом – и все повторяется заново.
Наташа иногда заглядывала в эти альбомы, но объяснения не слушала.
– Ты зря не запоминаешь, что мы рассказываем. Тебе это все достанется, и ты не будешь знать, что с этим делать. А так нельзя, на тебе большая ответственность. Ты должна будешь своей семье это рассказывать, – как-то упрекнула ее бабушка.
– Хорошо, как-нибудь все посмотрю, – не стала расстраивать ее Наташа, – вот только ремонт закончится.
– Когда он закончится, это все опять ляжет на полки. До следующего ремонта, – вздохнули родственницы. – Вот, например, твой прадед. Очень был строгий. Но и добился многого.
Тот старый альбом был последним в стопке, но именно за ним потянулась Наташа, уселась в кресло и стала его листать. Рассмеялась, обнаружив молодую легкомысленную бабушку с котенком в руках. Потом шли групповые портреты гимназистов, студентов, каких-то отдыхающих. Наташа безуспешно пыталась отгадать родственные черты в лицах сфотографированных людей, и тут ее взгляд упал на большой дореволюционный снимок. Часть улицы, мостовая, экипаж, человек с тросточкой. Пейзаж был удивительно знакомым. Наташа перевернула страницу, посмотрела на чью-то свадьбу, а затем опять вернулась к снимку. «Что это такое? Почему, мне кажется, что я это уже видела? – думала она. – Человека этого я не видела точно, лошадь как лошадь, улица, тротуар. Вдали фонарь. Что еще? Еще подъезд, круглое окно над парадным входом. Дом… Ох ты, да это же наш дом!» Сомнений не было, на старом снимке – дом, в котором она жила! Теперь Наташа смотрела на него с огромным удовольствием, узнавала, сравнивала. Так, двери подъезда сейчас другие. Современные, в узкую дощечку, а на снимке это тяжелые деревянные двери с резными планками. Небольшие химеры по углам сохранились, хотя их внешность и претерпела изменения. Наташа вспомнила, как несколько лет назад дому меняли крышу, и теперь она была плоская, тогда как на снимке явно видно, что она остроконечная.
– Что ты там делаешь?! – неожиданно раздался над ухом голос бабушки. Наташа даже не услышала, как хлопнула дверь. Бабушка и тетя вернулись с только что купленными обоями.
– Фотографии рассматриваю, – сказала Наташа. – И знаете, что я нашла? Старинную фотографию нашего дома. Представляете, наш дом! Почти такой же. Там еще какой-то мужик с тросточкой…
– Наташа, что это такое за «мужик»? – недовольно поинтересовалась бабушка. – На худой конец, мужчина. Но не мужик. Это знакомый твоего прадеда, моего отца. Не помню фамилию, но звали Леонидом.
– Не важно, – воскликнула Наташа, – главное – наш дом! Понимаете, так странно видеть его на старой фотографии!
В прихожей воцарилось молчание, потом бабушкин голос спокойно произнес:
– Ну почему же странно. Это действительно наш дом. И он всегда был нашим.
– Раньше Северцевы жили в этом доме? – уточнила Наташа.
– Раньше весь дом принадлежал Северцевым.
– Как весь? Или ты имеешь в виду, что только эта квартира? – Информация не укладывалась в Наташиной голове.
– Да. Весь дом. Просто не всегда об этом можно было говорить.
– Но сейчас на дворе, слава богу, восемьдесят девятый год. Времена меняются, – вмешалась тетя. – Этот дом построил твой прадед. На свои деньги. И открыл в этом доме одну из лучших гостиниц Москвы. О ней ходили легенды. Она называлась отель «Норд». В Петербурге, правда, был тоже отель «Норд», и вообще тогда это было модное название. Но прадед исходил из других соображений. Ему нравилось, что название перекликается с фамилией. Северцевы – Север – Норд. Ему хотелось, чтобы это стало семейным делом.
Наташа была потрясена.
А бабушка продолжила:
– Да, гостиница была очень популярной. И дорогой. Дед оборудовал ее по последнему слову техники. Два лифта, вода горячая и холодная. Бассейн, спортивный зал. В цокольном этаже гараж. Машин тогда в городе было мало. Но твой прадед понимал, что за автомобилями будущее.
– А что еще было?
– Кинотеатр.
– И ресторан, – добавила тетя.
– Прадед твой был успешным дельцом. Гостиница процветала. Вокруг случались кризисы, а прадед твой словно секрет знал какой-то – в его гостиницу люди всегда возвращались. И она всегда приносила доход.
– И долго существовала эта гостиница?
– До двадцатых годов. Вернее, после революции здесь всякие комитеты располагались. А потом началось «уплотнение» – людей из бараков и подвалов переселяли, выдавали им комнаты в квартирах. Предполагалось, что люди в одной квартире будут жить коммуной, помогать друг другу. Так и появились коммуналки. А номера-то в отцовой гостинице были из нескольких комнат. Так что коммуналки образовались и здесь.
– Ты все это помнишь? – удивилась Наташа, вспоминая, сколько бабушке лет.
– Нет, конечно, – усмехнулась бабушка. – Я родилась несколько позже, но мне рассказывали. А я внимательно слушала.
– А где жила семья прадеда?
– Здесь же, – улыбнулась тетя, которая родилась еще позже, но тоже всю жизнь прожила здесь.
– И никто из нашей семьи отсюда не уезжал никогда?
– Уезжали, – вздохнула бабушка. – На фронт. В командировку. В тюрьму. Но всегда возвращались сюда. Даже такая договоренность была: в случае чего, встречаемся в субботу в три часа дня.
– В какую субботу? – не поняла Наташа.
– В любую. Если вдруг кто-то потерялся из виду, все родные должны были знать, что в субботу можно встретиться здесь.
– И встречались?
– Да.
– Подумать только! – Наташа продолжала листать альбом уже очень внимательно.
– Ты пока посмотри – все для тебя хранили. А потом мы тебе расскажем много историй, – сказала бабушка, и они с тетей пошли на кухню греть обед. На следующий день Наташа проснулась раньше обычного. Она быстро позавтракала и тихо вышла за дверь. Не стала вызывать лифт, а, положив руку на широкие перила и разглядывая чугунный узор под ними, пошла по ступеням вниз. Наташа останавливалась на лестничных пролетах, рассматривала полы и стены, пыталась представить, что тут было раньше.
– Ты чего как неживая? Опоздаешь! – Мимо нее пронесся соседский мальчишка.
– Успею, – степенно произнесла Наташа, по-хозяйски прикрыла дверь и вышла на улицу. Отошла на несколько шагов от дома и запрокинула голову. Утреннее небо сияло над крышей ее родного дома. И вдруг на сердце стало так хорошо и спокойно. «Я похожа на дуру. И точно опоздаю в школу», – подумала она, но не двинулась с места. В этот момент Наташа Северцева обрела то, о чем так волновалась и переживала. Она обрела прошлое и будущее одновременно.
В школу она вбежала, когда оглушительно гремел звонок. «А мать – глупая гусыня», – грубо подумала она, открывая дверь класса…
В семнадцать лет Наташа Северцева стала красавицей. Это было неудивительно – ее мама тоже была красивой. В Наташе проявились те самые фамильные черты, которые так легко угадывались на фотографиях предков. Чуть вытянутый овал лица, тонкий нос, высокий лоб и синие-синие глаза под пушистыми и почти прямыми бровями. Это придавало взгляду значительности. Девушка не осознавала возможностей, которые дает такая красота. Влюбчивой Наташа не была, резко пресекала ухаживания. В классе ей никто не нравился. Да и она одноклассникам казалась слишком сложной. Молчаливая, по-прежнему независимая и одинокая. Еще в младших классах за эту независимость ее пытались уязвить. И скоро придумали, как.
– Тебя бросили в детстве, – как-то услышала Наташа.
– Кто тебе это сказал? – удивилась она.
– Все так говорят, – ехидно пожала плечами девочка. – И учителя тоже.