Страница 21 из 24
– Пожалуйте сюда, – крикнул он, – пожалуйте сюда, миссис Ремаркабль, бросайте якорь в этом кресле! На дворе здоровый вест-норд-вест, вот что я вам скажу, моя добрейшая, но какое мне дело? Шквал или затишье, – для Бенджамена все едино. Негры устроились в трюме перед огнем, на котором можно зажарить целого быка!.. Термометр показывает пятьдесят пять градусов, но если хорошие кленовые дрова чего-нибудь стоят, то я готов поклясться, что не пройдет и одной склянки, как он будет показывать десятью градусами больше. Пожалуйте, сударыня, причаливайте к этому креслу и скажите мне, как вам нравится наша новая хозяйка?
– По моему мнению, мистер Пенгвильян…
– Помпа, Помпа, – перебил Бенджамен, – сегодня сочельник, миссис Ремаркабль, и потому, изволите видеть, вам лучше называть меня Помпой. Это имя короче, и так как я намерен выкачивать жидкость из этой бутылки, пока ее дно не будет сухо, то вы можете называть меня Помпой.
– Вот забавник! – воскликнула Ремаркабль с хохотом, от которого ходуном заходило все ее тело. – Вы престранное создание, Бенджамен, когда бываете в духе. Но, как я вам уже сказала, я предвижу большие перемены в этом доме…
– Перемены! – воскликнул дворецкий, поглядывая на бутылку, которая пустела с поразительной быстротой. – Все это пустяки, миссис Ремаркабль, пока ключи от камбуза у меня в кармане.
– Могу сказать, – продолжала ключница, – что съестного и выпивки в этом доме хватило бы на целый полк, – еще немножко сахара, Бенджамен, в этот стакан, – потому что сквайр Джонс запасливый хозяин. Но ведь новые господа – новые законы, и я не удивлюсь, если мое и ваше положение здесь окажется непрочным.
– Жизнь непостоянна, как ветер, – сказал Бенджамен наставительным тоном, – а нет ничего изменчивее ветра, миссис Ремаркабль, разве только вам удастся попасть в полосу попутных ветров. Тогда вы, действительно, можете плыть целый месяц, поставив лиселя с обеих сторон, вверху и внизу, и поручив руль юнге.
– Я знаю, что в жизни нет ничего прочного, – отвечала Ремаркабль, подлаживаясь к настроению своего собеседника. – Но я не о том говорю. Я ожидаю, что в доме произойдут большие перемены, и что вам на голову посадят какого-нибудь молокососа, как и мне желает некто сесть на голову. А это вряд ли покажется вам приятным.
– Повышение в должности должно сообразоваться с продолжительностью службы, – отвечал дворецкий, – и если это правило не будет соблюдаться, то я подам в отставку быстрее, чем они успеют повернуть на другой галс. Сквайр Джонс славный джентльмен и отличный командир, лучше которого и желать нельзя. Но я скажу сквайру, изволите видеть, на чистом английском языке, что если мне вздумают посадить на голову молокососа, то только меня и видели. Человек, который прослужил тридцать лет на разных кораблях и знает досконально всякую штуку от носа до кормы, никогда не затруднится, что делать с своей особой. Ну-с, и, стало быть, за ваше драгоценнейшее…
Ремаркабль кивнула головой на это приветствие и отхлебнула из стоявшего перед ней стакана. Вообще она не отказывалась время от времени выпить, если вино было хорошо подслащено. После этого обмена любезностями достойная чета продолжала беседу.
– Вы, должно быть, много испытали в жизни, Бенджамен; ведь кто плавает в море на корабле, тот видит многое.
– Ну, иной раз и скверное, миссис Петтибон! Но, в конце концов, море много дает человеку по части знаний, потому что он видит обычаи разных народов и разные земли. Вот хоть меня возьмите, даром, что я неученый человек в сравнении с иными мореходами, а все-таки вряд ли найдется от Гаагского мыса до мыса Финистера такая земля или такой остров, которых я не мог бы назвать, и о которых не мог бы что-нибудь рассказать… Вот сахар, почтеннейшая, да подбавьте рома… Да-с, я знаю весь этот берег не хуже, чем дорогу отсюда до «Храброго драгуна». А чего стоит один Бискайский залив! Ух! Послушали бы вы, как там ревет ветер. Волосы дыбом встанут. Плавать по этому заливу все равно, что путешествовать в здешней стране с горы на гору.
– Скажите! – воскликнула Ремаркабль. – Неужели море поднимается так же высоко, как горы, Бенджамен?
– Сейчас я вам все доложу по порядку, сударыня, но сначала попробуем грог. Гм! Недурно! В этой стране можно иметь хороший материал, недаром же она так близко от Ямайки. Что касается моря, то в Бискайском заливе оно еще довольно покойно, если только не дует зюйд-вест. Тогда валы громоздятся здоровые. Но если вы хотите узнать, какие бывают волны, то попробуйте проплыть мимо Азорских островов при западном ветре так, чтобы земля была под левым бортом, а кормой держите к югу. Вот тогда увидите горы. Когда я был там на «Боадицее», почтеннейшая, то случалось, что фрегат почитай что упирался грот-мачтой в небо, а под ветром у него открывалась такая пропасть, в которую мог бы провалиться весь британский флот.
– Страсти какие! Небось, натерпелись вы страху, Бенджамен? Да как же вы оттуда выбрались?
– Страху! А какого нам черта бояться, – что соленой водой спрыснет? Велика беда! Как выбрались? Когда палуба была вымыта начисто, и нам надоело это, мы вызвали всех наверх, потому что те, чья очередь еще не наступила, спали себе внизу на койках, точно в наилучшей спальне. Вызвали всех наверх, принялись за дело, и то-то полетел наш фрегат! Ну, да и ходок был он, вы бы залюбовались, миссис Петтибон! Уверяю вас, почтеннейшая, – а я лгать не стану, – что он прыгал с горы на гору точно белка с дерева на дерево.
– Как! Совсем над водой! – воскликнула Ремаркабль, разводя от изумления костлявыми руками.
– Под водой или над водой, этого я и сам не скажу, почтеннейшая, потому что брызги и пена были так густы, что никто бы не разобрал, где тут вода, где туман. Но летел он стрелой, сударыня, и выдерживал как нельзя лучше. Это такой фрегат, что в нем покойнее жить, чем в наилучшем доме.
– Ну, а вы, Бенджамен, – воскликнула ключница, ошеломленная рассказом об опасностях, которым подвергался буфетчик, – что собственно вы делали?
– Что делал?.. Известно, что! Исполнял свой долг, как и все остальные. Будь на корабле соотечественники месье Лекуа, они посадили бы его на камни у какого-нибудь островка, но мы такой глупости не сделали, мы держались вдоль берегов, пока не поравнялись с Пиком, а там стали забирать то левым бортом, то правым. Я сам хорошенько не знаю: то ли мы перескочили через остров, то ли обогнули его, только были мы здесь, а стали там, вертелись во все стороны, шли то носом, то кормой, то одним галсом, то другим, а там и ветер утих.
– Удивительно! – сказала Ремаркабль, которая ничего не понимала в рассказе Бенджамена, но все-таки вынесла из него смутное представление о жестокой буре. – Должно быть, ужасно страшно жить на море, и я не удивляюсь, что вам не хочется покидать такой покойный дом. Положим, свет не клином сошелся. Когда судья пригласил меня приехать и поселиться у него, я вовсе не рассчитывала остаться здесь. Я приехала посмотреть, что поделывает семья спустя неделю после смерти мисс Темпль, и думала уехать в тот же вечер. Но семья была в таком расстройстве, что я не могла не остаться: надо же было помочь ей.
– И долгонько-таки оставались на борту, сударыня; видно, корабль оказался хоть куда.
– Что вы говорите, Бенджамен! Вам нельзя верить ни в одном слове. Ну да, судья и сквайр Джонс до сих пор поступали разумно, но теперь, я вижу, начинается совсем другое. Я знала, что судья уехал за дочерью, но не ожидала ничего подобного. По-моему, Бенджамен, ничего путного нельзя ждать от этой безобразной девчонки.
– Безобразной? – воскликнул дворецкий, вытаращив глаза, которые начали было слипаться. – Клянусь лордом Гарри, сударыня, это все равно, что назвать «Боадицею» плохим фрегатом! Что вы мелете? Да разве ее глаза не блестят, как самый лучший деготь? Разве ходит она не так же плавно, как перворазрядный фрегат при попутном ветре?
– Выражайтесь прилично, Бенджамен, – сказала ключница, – иначе я не стану водить с вами компанию. Я не отрицаю, что она выглядит смазливой, но я уверена, что она окажется плохого поведения. Она так много о себе думает, что и говорить с людьми не хочет. По рассказам сквайра Джонса, я воображала, что она очарует меня, а теперь вижу, что Луиза Грант куда милее, она не захотела со мной разговаривать, когда я спросила ее, как она себя чувствует дома и скучает ли по своей маме.