Страница 2 из 4
Взволнован я. Ведь я на миг постиг
Торжественность таёжного покоя.
Но не понять всей тайны до конца.
Река Нилан, струна тайги дремучей.
Стучат в деревьях мощные сердца,
И в небо гул идёт, взрывая тучи.
* * *
Хоронили шамана, и в небосводье
Крался дым костровой, в пустоту, в высоту.
Старика уважали в нанайском народе
За его благодушие, за его доброту.
Время, время, за что ты порою жестоко
Нашей веры смываешь слепые следы?
Перед смертью шаман позабыл про нанайского бога…
Перед смертью старик просил лишь глоточек воды.
* * *
Под толщей пыли детские следы,
Снега и ливни их похоронили.
Да, это я в давно минувшей были.
Ладошки зелены от череды.
Забава детская, летят пушинки-дни.
Так одуванчик облетает летом.
Я верю и закатам, и рассветам,
А жизнь проходит – дни летят мои.
Они летят средь радостей и бед,
Но жизни смыл мне так и не открылся.
Счастливый миг – и я на свет родился,
Печальный миг – меня на свете нет.
Всё это так, но радостна стезя,
Которая ведёт к концу ль, к началу.
Минувшее, что птица, прокричало,
Но этот крик вернуть уже нельзя.
* * *
На лодке утлой к острову причалю,
Затерянному в рукавах реки.
С тревожной и беспомощной печалью
В траве высокой стонут кулики.
Оплакивал вечернюю зарницу
Печальный посвист безутешных птиц.
Их плачи – мироздания частица,
Оно ведь без предела и границ.
Не жил я в суете, в слепой погоне
За миражом вещественной мечты.
Миг истины открыл я в птичьем стоне,
Да и во всём, где мир без суеты.
Закат творит багряную дорогу.
Я правлю лодкой в бликах золотых.
Плач кулика гораздо ближе к богу,
Чем тысячи пророков и святых.
* * *
Заливист соловей,-
И верится в добро,-
Бьёт песней он своей
Мне прямо под ребро.
В нём сердце без труда
Вдруг крылья обрело
И тянется туда,
Где яблоням бело.
В Сибири редкий гость,
В цветах выводит трель.
Ему лететь пришлось
За тридевять земель.
Он долго песню нёс
В неведомую даль.
В ней шум июньских гроз…
В ней радость и печаль.
* * *
Природа нас к себе извечно ждёт…
Приходим, будто к дорогому дому,
К листве деревьев, к шуму их живому,
К ручью, что нам о Родине поёт.
Мы все корнями от земли идём,
Пускай в мечтах стремимся часто в небо.
Вскормила нас – детей – краюха хлеба,
Крестьянский мир, простой крестьянский дом.
Мы все шагнули за его порог…
И помним – это с нами, это наше.
Подсолнухи, один другого краше,
Зарю встречают, глядя на восток.
* * *
В часах жила кукушка
На радость старику,
И старилась избушка
Под тихое «ку-ку».
За десять вёрст в округе
Ни счастья, ни беды…
Дед подносил пичуге
Хлеб с мискою воды.
Дед ладил домовину –
Привык топор к руке.
Рубаху из сатина
Берёг он в сундуке.
Печаль в избе-светлице,
А на дворе темно.
… И выпорхнула птица
В открытое окно.
* * *
Крик чаек здесь то глух, то звонок.
Вдали горячих туч накал.
Рассвет, восторженный ребёнок,
С пригорка смотрит на Байкал.
Он тянется к зелёной глади.
В Байкале тихом, без волны,
Его младенческие пряди,
Как в зеркале, отражены.
В тумане робком чайки тают,
И тают звёзды, как мечты.
Лиловые лучи мерцают
Из глубины, из высоты.
Глаза прикрою – в свежей рани,
В молчащем круге сонных скал
Ребёнок плещется в лохани,
И белый свет велик и мал.
* * *
Тропа по кедрачу
На ягодник легла,
И тихо я шепчу:
«Брусника зацвела».
Кругом цветёт она,
Росинками горя,
И в ней растворена
Весенняя заря,
Что по утрам, спеша,
Летит будить тайгу,
И, листьями шурша,
Я в ягодник бегу.
Брусника соберёт
По осени зверьё,
Птиц стайки и народ.
Она возьмёт своё –
К ней на поклон придут
В кедровые боры.
… Пока ещё цветут
Брусничные ковры.
* * *
Берёзу ранил ты – дорога далека –
Во время жажды не дрожит рука.
Губами к свежей ране ты присох,
Как освежил тебя древесный сок.
Тайга твоё богатство и приют.
Деревьев ветви о весне поют,
Они вот-вот покроются листвой,
Облитые небесной синевой.
А сока привкус чуть солоноват.
Перед тайгой ты не был виноват.
Берёза – это светлый знак добра.
Спасёшь ли ты её от топора?
* * *
Я не соколом в небе парил,-
Жил и верил в земную быль.
Но за это мне мир подарил
Лишь серую дорожную пыль.
А искал я неведомый клад,
За спиною немало путей.
Частым встречам всегда был рад,
В мире много славных людей.
В людях клад – их дела и слова.
Мне ль страшиться в дороге зла?
Колдовская разрыв-трава
У обочины зацвела.
ПОСЕЛКОВАЯ ВЕСНА
Лёд умирает.
Звона
Капель.
К раме
Оконной
Жмётся апрель.
Мы босяками
По холоду
Вод
Ногами
Голыми,
Где плачет лёд.
СВЕТЛАЯ ДОЛЯ
В этой деревне глубинной
Только одни старики.
Зреют в оградах рябины,
Лука на грядках пучки.
На «Жигулях» навещают
Дочери да сыновья,
Поле они примечают,
Тихую песню ручья…
Вьются чижи по-над крышей,
Осень нарядна, свежа.
Шепчет – и громче, и тише –
Жёлтой травою межа.
Я ль по весне здесь посею
Хлеб свой насущный кругом?
Может, хоть это сумею,
Коль не забуду потом…
Вот оно, зрелое поле!
Тишь на душе да покой.
Счастье – крестьянская доля.
Родина их под рукой.
СИБИРСКАЯ ДЕРЕВНЯ
Взгромоздился петух на поленнице.
Он владыка на сельском дворе.
Спать бы спать, да горланит, не ленится,
Наклоняясь алым гребнем к заре.