Страница 2 из 20
Карту мест, о которых лучше не помнить.
Если погрузиться под воду с головой, то звуки кинотеатра становятся еще громче.
«Умереть за Хамоса – значит жить вечно!» – кричит девушка из кино, и Элиза не может сообразить, слышит она именно эти слова или другие. Она мнет в руках кусочек мыла, наслаждаясь ощущением того, что она сейчас более мокрая, чем вода, такая скользкая, что может струиться через жидкость подобно рыбе. Впечатление от этой приятной мечты прижимается к ней, тяжело, словно тело мужчины, и это неожиданно, ошеломляюще эротично.
Она бывала на свиданиях, занималась сексом, все это было. Годы назад.
Если мужчина встречает немую женщину, то немедленно пытается этим воспользоваться. Никогда никто из них не пытался заговорить с ней, они просто хватали и держали, словно она, лишенная голоса точно животное, и была не более чем животным.
Мужчина из мечты, сколь бы иллюзорным он ни был, – лучше.
Но таймер, его инфернальное пиликанье разбивает на осколки мокрый теплый мир. Элиза вздрагивает, чувствуя себя смущенной не смотря на то, что она одна, и поднимается, ее конечности медленно сохнут. Она заворачивается в халат и шлепает на кухню, где отключает плиту и обнаруживает плохие новости на циферблате часов: 23:07.
И где она потеряла столько времени?
Она втискивается в наугад выбранный лифчик, застегивает попавшуюся под руку блузу, гладит взятую наугад юбку. В мечте она ощущала себя безумно живой, сейчас же столь же инертна, как те яйца, что охлаждаются на тарелке. В спальне тоже есть зеркало, но она выбирает не смотреть в него, просто на тот случай, что она в самом деле невидима.
Едва Стрикланд находит пятидесятифутовое судно в назначенном месте, он пускает в ход зажигалку, чтобы сжечь коммюнике от Хойта.
Стандартная процедура.
«Теперь весь лист черный, – думает он. – Весь лист полностью отредактирован».
Само судно, подобно всему остальному, оскорбляет его военные стандарты: это мусор, приколоченный к мусору. Дымовая труба напоминает измятую грязную жестянку. Шины, развешенные по бортам, выглядят спущенными, а единственный кусочек тени дает простыня, растянутая на четырех шестах.
Да, будет жарко. Это хорошо.
Поможет выжечь мучительные мысли о Лэйни, о холодном и чистом доме, о шепоте пальм за окном. Вскипятит мозг, превратит его в клубок ярости, с помощью которого только и можно выполнить эту миссию.
Грязная коричневая вода пенится под досками пристани.
Одни члены команды белые, другие – загорелые, третьи – красно-коричневые. Некоторые покрыты татуировками и носят серьги.
Все тащат сырые ящики по доскам, которые опасно проседают под ногами. Стрикланд шагает следом и вступает на борт суденышка, носящего имя «Жозефина». Крохотные иллюминаторы предполагают наличие нижней палубы, достаточно большой, чтобы вместить капитана.
Само слово «капитан» терзает его.
Хойт здесь единственный капитан, а Стрикланд – его заместитель, и он вовсе не в настроении тратить время на слабоумного корабельщика, который думает, что он тут главный. Он находит капитана, мексиканца в очках и с белой бородой, в белой рубашке, белых штанах и белой шляпе, напевающего что-то под аккомпанемент широких жестов.
– Мистер Стрикланд! – кричит капитан, и Стрикланд чувствует, что попал в одну из серий «Луни тьюнз», мультика, который смотрит сын: мииистер Стрииикланд!
Он запихал имя капитана в память, пролетая над Гаити: Рауль Ромо Савала Энрикес. Оно подходит, помесь банальности и помпезности.
– Смотрите! Скотч и кубинские, мой друг! Все для вас, – Энрикес подает сигару, зажигает собственную и наполняет два бокала.
Стрикланда обучали не пить на работе, но он позволяет капитану произнести тост.
– ¡To la aventura magnifico![2]
Они пьют, и Стрикланд позволяет себе мысль: все не так плохо.
Что угодно, чтобы проигнорировать, пусть на время, нависающую тень генерала Хойта и то, что может случиться с будущим Стрикланда, если он не сумеет правильно «мотивировать» Энрикеса. Пока он прихлебывает скотч, жар в его внутренностях уравновешивается с царящим снаружи зноем.
Энрикес – человек, тратящий слишком много времени, выдувая кольца из табачного дыма.
Они совершенны.
– Курите, пейте, берите удовольствие! Вам придется забыть о такой роскоши! Хорошо, что вы приехали не поздно, мистер Стрикланд. «Жозефине» не терпится отправиться в путь. Подобно Амазонии, она не ждет человека.
Стрикланду не нравится подтекст.
Он опускает свой бокал и смотрит на собеседника.
Энрикес смеется, хлопает в ладоши.
– Люди вроде нас, пионеры Ŝertao![3] Нет необходимости выражать воодушевление! Los brasileňos[4] оказывают нам честь словом sertanista[5]. Такой яркий начальный звук «си». Движет кровь?
Энрикес в отупляющих деталях пересказывает свой визит в филиал Института морской биологии. Клянется, что держал – его собственными dos manos![6] – окаменелые остатки того, что напоминало описание Deus Brânquia[7]. Ученые датируют их девонским периодом, который, вы знаете, мииистер Стриикланд, является частью палеозойской эры?
Именно это – подчеркивает Энрикес – и привлекает таких людей, как они, в Амазонию. Туда, где все еще процветает примитивная жизнь, где можно перевернуть календарь в обратную сторону и коснуться того, чего невозможно коснуться.
Стрикланд терпит, не задает вопрос больше часа, но потом сдается:
– Вы получили карты?
Энрикес втыкает сигару в пепельницу и хмурится в сторону иллюминатора. Обнаруживает нечто, достойное ухмылки и повелительного жеста.
– Видите татуировки на лицах? Вставленные в носовую перегородку шипы? Индейцы, вовсе не такие, как ваш Тонто[8] из кино. Это indios bravos[9]. Каждый километр по Амазонке от Негро-Бранко до Шингу они ведают знанием крови. Из разных четырех племен пришли они. И я взял их проводниками! Невозможно, мистер Стрикланд, чтобы наша экспедиция заблудилась.
Стрикланд повторяет:
– Вы получили карты?
Энрикес обмахивается шляпой:
– Ваши американцы прислали мне оттиски. Очень хорошо. Наша expediçâo cientifica[10] будет следовать их извилистым линиям так долго, как только будет возможно. Затем, мистер Стрикланд, мы идем пешком. Мы найдем vestigios[11], остатки древних племен. Эти люди пострадали от современности больше, чем вы можете вообразить. Но мы придем с миром. Мы предложим подарки. Если Deus Brânquia существует, то они будут теми, кто скажет нам, где найти его.
Если использовать термины Хойта, то капитан хорошо мотивирован.
Стрикланд сделал свое дело, но он в то же время замечает и беспокоящие признаки. Если Стрикланд знает что-то о диких землях, то лишь то, что они пачкают тебя, изнутри и снаружи. Ты не будешь носить белую одежду, если имеешь представление о том, что тебя ждет впереди.
Элиза избегает западной стены своей спальни до последнего момента, чтобы вид ее вызвал у нее вдохновение. Комната мала, и стена не очень велика, восемь футов на восемь, и каждый фут занимают туфли, купленные на протяжении лет в бюджетных магазинах и секонд-хендах.
Легкие как перо «лодочки» оттенка цветущей вишни, двухцветные «Кастомкрафт» с носками, похожими на садовые лопатки. Обтянутые сатином цвета шампанского с открытым носком, похожие на груды оборок со свадебного платья. Трехдюймовые «Таун&Кантриз», ярко-алые: если их надеть, то все выглядит так, словно ноги твои покрыты розовыми лепестками. В угол изгнаны испачканные домашние туфли без ремешка, сандалии с висячей пяткой, дешевые кроссовки и уродливые туфли из нубука, имеющие лишь сентиментальную ценность.
2
За великолепное приключение! (португ.)
3
Сертан – мезорегион Бразилии, дословно с португальского – пустыня.
4
Бразильцы (португ.).
5
Сертанцы (португ.).
6
Руками (португ.).
7
Жабробога (португ.).
8
Вымышленный персонаж, американский индеец, спутник Одинокого рейнджера.
9
Отважные индейцы (португ.).
10
Научная экспедиция (португ.).
11
Остаток (португ.).