Алракцитовое сердце

- Но почему тогда вы, чародеи, столько живете? Ты говорил, тебе куда больше ста лет - и это не считая того времени, что ты отсутствовал. - Деян с сомнением посмотрел на Голема. Тяготы последних дней с виду прибавили тому немало лет, но все равно чародей выглядел еще человеком нестарым, какое уж тут "больше столетия". Шапка густых светло-русых волос, сейчас потемневших от грязи, еще даже не начала редеть, и то, что его отросшая бородка при этом была абсолютно седа, казалось какой-то нелепицей.

- Дело в нас самих. В наших способностях, - Голем приложил ладонь к груди. - То, что позволяет нам творить чары, здесь, на Алракьере, называется "хинра". Хинра сродни духовной крови: как физическое тело наполняет кровь, так хинра циркулирует между душой и телом - у каждого человека. Она не вытекает из ран, как кровь, но ток ее слабеет со временем, она становится жидкой и бесцветной, как вода, - и тогда приходит смерть.

- То есть это что-то вроде жизненной силы? - стараясь увязать все услышанное воедино, спросил Деян.

- Грубо говоря, да. Объем, или, вернее, плотность хинры каждому от рождения дана разная, и разная способность управлять ее потоком. Возможно ли человеку управлять током своей крови?

- Нет, - не задумываясь, выпалил Деян. - Хотя, погоди-ка...

Вспомнилось, как отец учил, поранив палец, подымать руку вверх, чтоб кровь скорее перестала течь. Вильма же, порезав руку, делала и вовсе что-то такое, отчего глубокая рана переставала кровоточить очень скоро. А зимой старуха иногда ходила в одной шали и не мерзла.

- Верно: в некоторой мере все-таки возможно. - Голем улыбнулся. - Есть всякие хитрые приемы, которым учат солдат, чтоб те при ранении вернее дотянули до госпиталя. Встречаются и настоящие мастера управлять телом, даже безо всяких чар: они заставляют быстрее затягиваться раны, подолгу могут обходиться без воды и пищи, переносить жару или холод, ходить по битому стеклу и железной стружке, не раня ног. Но такое мастерство - большая редкость, требует тренировки и, как правило, тоже все-таки связано с управлением хинрой. Хотя я встречал исключения... Но это, повторюсь, редкость, и речь не о них, а о том, что постоянные манипуляции с потоками хинры постепенно изменяют тело: оно лучше служит, легче переносит болезни, медленнее стареет. Намного медленнее, если человек одарен с рождения и беспрестанно использует и развивает свои способности. Для меня нисколько не удивительно, что Венжар ен'Гарбдад все еще жив, и если он сейчас выглядит как старик - это свидетельствует лишь о времени, прошедшем с последней нашей встречи. На мне сильно сказалась болезнь и проведенные взаперти годы. Будь все как должно, я все же вряд ли дожил бы до нынешних лет; но останься я лежать и бездействовать в казематах - умер бы, не дожив и до сорока, несмотря на все свои немалые способности. И мой бедный отец после того, как я заковал его руки в золотые браслеты и тем лишил возможности контролировать хинру, за несколько десятков лет состарился и умер, как обычный человек. Природные способности к управлению хинрой и беспрестанная практика в них - вот два камня, на которых строится долголетие чародеев. Мы так крепко держимся за жизнь не из-за того, что можем творить чары, но потому как творим их... Слабой хинрой управлять почти невозможно, поскольку в таком случае нет, говоря образно, свободы маневра: весь объем хинры уходит на то, чтоб поддерживать постоянный, необходимый для жизни поток. Хинра может истощаться со временем или от перегрузок, но может и постепенно восстанавливаться, разгонять, усиливать сама себя - однако лишь тогда, когда поток уже имеет достаточную силу: как говорится, с четырех семян четырех полей не вырастишь... Ты видел сам: недавно я перешел черту. И лишь твое вмешательство одному тебе известным образом спасло меня от гибели.

- Я знаю от друзей, что старуха Вильма когда-то проделала похожее со мной, - сказал Деян. - Что это за колдовство, мне неизвестно, и я на него не надеялся... По правде, я просто не знал, что еще делать.

- Однако сработало: я жив и даже снова могу пройти от стены до стены, не свалившись. Но будь я слабее - уже ничего не спасло бы меня, - сказал Голем. - Тем, чьи способности малы, может помочь только обычное лечение, когда оно своевременно. Неодаренным можно продлить молодость и жизнь лишь незначительно, используя всякие фокусы, и никакие артефакты, чудо-снадобья и кушанья из мяса убитых чародеев тут не помогут... У тех, кто от природы одарен, но не учился контролю хинры, способности иногда прорываются сами собой: эта малость все же влияет на них и добавляет выносливости, позволяет выжить тогда, когда другие бы умерли. Однако для того, чтобы сделать свою жизнь более долгой или хотя бы более благополучной, им необходимо учиться использовать свои силы осознанно и ежедневно уделять время практике. Иначе итог будет печален.

- Лучше скажи прямо, к чему клонишь, - ворчливо сказал Деян.

- Ты вряд ли протянешь до старости, если вскоре не начнешь учиться. И наверняка проживешь меньше, чем если бы...

- Бросил все и сделался одним из вас, да? - перебил Деян. - Ты уже что-то такое говорил, но сам признавал, что это неточно, и один Господь знает, что из этого может выйти... Помню, в детстве я играл с друзьями в крепость, и те называли меня чародеем. Чародеем по прозвищу Цапля. Это смешно, не находишь?

- Ты не понимаешь. - Голем покачал головой. - Я не преувеличиваю. Для тебя это, можно сказать, вопрос жизни и смерти, пусть не завтрашней, но скорой.

- Да все я понимаю! - Деян поморщился, недовольный тем, что не удалось перевести раздражающий разговор в шутку. - Но до того меня тридцать раз может настигнуть смерть сегодняшняя, не так ли? Да хоть крыша вот сейчас на голову рухнет! Так что давай оставим это, а?

- Крыша твою голову не проломит, уж об этом у меня хватит сил позаботиться, - серьезно сказал Голем.

- Приятно слышать, - проворчал Деян. - Но лучше будет, если ты продолжишь о том, о чем начал.

Час уже был такой, что, по правде, еще лучше было бы лечь спать - но беспокойные мысли все равно не дали бы заснуть, а любопытство требовало дослушать до конца. Узнать, что все же творилось в голове у человека, уведшего его за сотню верст от дому и ознаменовавшего своим нежданным появлением конец всей той жизни, какую он, Деян Химжич, знал.

Рассказ чародея не был похож ни на одну из историй, какие Деяну приходилось слышать прежде, и наверняка более правдив, чем жизнеописания Церковных отцов или байки Тероша о его похождениях, хотя во многих моментах ничуть не более правдоподобен. В том заключалась, несомненно, его прелесть; прелесть яви, похожей на сказку: сражения и далекие страны, короли и убийцы, тайны и колдовство, ненависть и любовь... Все, как в самых лучших историях. Вот только эта сказка-явь содержала еще несчетное количество человеческой мерзости и слабости и не имела счастливого конца.

- Способности Милы были столь малы, что, можно сказать, их не было вовсе, - сказал Голем. - Никакие ухищрения уже не могли скрыть ее возраста. Она выглядела, наверное, чуть старше меня; в моих глазах она была прекрасной женщиной зрелых лет, однако себе она, должно быть, казалась старухой, морщины и шрамы внушали ей отвращение к собственному лицу. Я не встречал никого, кому нравилось бы стареть, но, насколько могу заметить, женщины относятся к вопросам возраста особенно болезненно. И непримиримы к тому, что сами считают уродливым, сколь бы ни было оно малозначимо для других... Таковы, думаю, все женщины, и женщины-чародейки тоже - но в их распоряжении много времени и много ухищрений, чтобы его обмануть. А для таких, как Мила, старость быстра и беспощадна, словно бадэйская конница. Я знал, конечно, что однажды такое случится: сначала время возьмет свое, а затем смерть заберет Радмилу у меня на глазах - и я не смогу ничего, кроме как стоять в стороне. Но на поверку наблюдать оказалось невыносимо... Из-за злосчастного покушения утрата красоты настигла Милу раньше, чем та ожидала; здоровье ее больше не было столь крепким, как прежде, старость еще не наступила, но приближалась стремительно. Все это явилось для нее страшным ударом. За несколько лет она очень переменилась: начала избегать выходов в свет, впервые не вернулась на зиму в столицу, объявив о нежелании выезжать из Старожья, стала раздражительна, замкнута и, казалось, вовсе разучилась улыбаться. Я эгоистично ревновал любимую женщину к вечности, но смог бы смириться с естественным ходом вещей; думаю, смог бы - но не с теми страданиями, какие это доставляло ей... Уже давно я искал способ помочь и, не преуспев в создании искусственных тел на замену настоящим, пришел к выводу, что единственный путь надолго отсрочить для неодаренного неизбежное - это нарастить его способности. Не существовало учения, которое предлагало бы, как к этому подступиться, но мои навыки ваятеля, знание искусства немертвых Дарбата и практик священнослужителей Островов позволяли взглянуть на вещи чуть шире. Видишь ли... Считается, что бытие и небытие - как два конца палки, два полюса, - Голем для наглядности поднял полено и покрутил его перед носом, - соединенных вечным током хинры, духовной крови, который делает живое - живым; хинра каждого человека вносит свою долю в великий поток между полюсами. А между ними, на границе привычного нам, полного жизнью мира и дальше, за ней, лежит поле пронизанной хинрой неопределенности, где несбывшееся смешивается с несбыточным и порождает немыслимое и непознаваемое. За гранью мира пожирают друг друга химеры, безумие льется дождем на укрытую багровым туманом землю и бродят души, страшащиеся ступить в небытие или расстаться с его покоем ради суеты жизни, или не прошедшие еще свой путь к воплощению. Их хинра слишком слаба для живых, но слишком сильна для мертвых, слишком густа для того, чтобы раствориться в небытии. Обычные чары затрагивают лишь самый край этой неопределенной реальности, увязывая потоки и возвращая в мир несбывшиеся возможности. Лишь некроманты и ваятели погружаются чуть глубже ради того, чтобы призвать невоплощенных в мир, передав им вместе с частицей души долю своей хинры и усилив таким образом их поток. Любое проникновение за край мира справедливо считается делом непростым и опасным; серьезное путешествие туда, пожалуй, не считалось неосуществимым только потому, что оно представлялось совершенно ненужным, и никто до меня не рассматривал такую возможность всерьез. Я же, повторно изучив некоторые заметки старых дарбатских мастеров, понял, что не вижу препятствий к тому, чтобы, отделив дух от тела, спуститься туда и немного побродить в тумане, подобно другим душам, пока не отыщу в великом потоке ручеек хинры моей жены и не усилю его своим... В мире такое смешение не давало никакого результата, но за краем, в неопределенной реальности несбыточного, это должно было сработать - наподобие того, как это происходило при воплощении полуживых. Только без разделения души. Спуститься за край не было для меня проблемой - но необходимо было отыскать там поток Милы, напитать его и вернуться обратно. Способ поиска я вывел из заметок дарбатцев, в возвращении же посчитал возможным положиться на то, что хавбаги называли "нитью": слабый след хинры, сохраненный особым образом и способный существовать продолжительное время даже за краем. Все это необходимо было проделать быстро, до того, как картины несбыточного раздавят мой разум и химеры разорвут меня на куски, но я за годы практики как ваятель до некоторой степени привык к ирреальности неопределенности и ее чудовищам, потому считал, что сумею управиться в срок, и риск неудачи невелик... Как неоднократно тебе говорил - я был весьма самоуверен; пожалуй, во всей Империи не удалось бы отыскать другого такого самоуверенного осла! - Голем напряженно рассмеялся. - Это была теория; оставалось доработать детали и осуществить ее на практике. Время поджимало: Миле было бы мало проку с моего успеха, если б она превратилась к тому моменту в немощную старуху; к тому же жизнь для нее все глубже погружалась во мрак... Пытаясь приободрить ее, я рассказал ей, над чем работаю, и что решение близко - надо только подождать; она, равнодушно пожав плечами, посоветовала мне сосредоточиться на службе вместо того, чтоб лезть в чужие дела, и отказалась продолжать разговор. В тот момент прошлые наши отношения, по-видимому, окончательно зашли в тупик... На собрании Круга я доложил о своих исследованиях, пребывавших тогда еще в виде черновых набросков, и о своих намерениях. Доклад произвел большое впечатление, но совсем не то, какого я желал: товарищи посоветовали мне умерить амбиции и пыл или уж, если охота распрощаться с жизнью, не тратя времени намылить себе веревку - но лучше все же передохнуть год-другой... Со стороны нашего тесного чародейского общества Мила не снискала большой любви, как, впрочем, и никто из неодаренных, потому чувства, что двигали мной, вызывали у них глубокое недоумение. Разве что Председатель Марфус отнесся к моим идеям с некоторым пониманием и интересом: его огромные знания помогли ему лучше разобраться в сути; к тому же по непонятному капризу природы один из его внуков, Корбан, родился неодаренным. Он был умен и образован, занимал ответственный пост в земельном министерстве, но через каких-то двадцать-тридцать лет смерть обещала прервать его многообещающую карьеру; Марфуса это, конечно, огорчало: он тепло относился ко всем без исключения своим потомкам, а Корбан - я знал его немного - был, кроме того, очень достойным человеком... Так что старик Марфус хотя бы выслушал меня, обошелся без шуточек и подкинул пару небесполезных идей. Венжар - тот просто сказал, что я, должно быть, все-таки помешался, раз завел этот разговор всерьез, и добавил много неприятных слов в адрес Радмилы и мой; если бы не вмешательство Марфуса, наша беседа завершилась бы поединком. Не получив поддержки, я отбыл на Острова, кипя от злости, и, выкраивая время между служебными делами, продолжил работу вдвоем с Джебом, которого попросил оставить на время своих стихоплетов и живописцев и присоединиться ко мне. Некоторые моменты я все же обсуждал в письмах с Марфусом и знакомцами с Дарбанта: кое-какие детали в той части, что касалась поиска нужного потока хинры, оставались мне не ясны, и многое еще требовало дополнительной проверки. Однако основное было готово: собраны все нужные ингредиенты, выстроены заклятья, схемы и план действий... В последний день осени должно было состояться собрание Малого Круга в Ризбеле. Знакомое название, Деян?