Алракцитовое сердце

- Профессор Фил Вуковский, "О суждениях и рассуждениях", глава вторая, - сказал чародей. - Вот уж не думал, что сочинения пьяницы Фила запомнят на многие века.

- Откуда ты... - Деян замолчал. Если уж он сам, деревенский неуч, волею судеб и Тероша Хадема был с трактатом Вуковского знаком, то не стоило удивляться, что книга известна чародею.

- Я и самого старину Фила знал, - сказал чародей. - Он давал мне уроки риторики. Затем мы вроде как приятельствовали... Он был добряк, но любил пошуметь. Мог простить долг в сто доренов и в лепешку ради тебя расшибиться, а затем обидеться ни за что и затеять поединок. Эта двойственность его натуры отражалась во всем, что он делал. Как сейчас помню: в черновиках к последней своей книге, посвященной вопросам морали, он восхвалял супружескую верность так рьяно и многословно, что издатель просил его поубавить текста, чем Фил был возмущен до крайности... А умер он в постели со шлюхой, перебрав вина, - и это в годы, когда седая голова его уже совершенно облысела! При жизни он редко бывал чем-то доволен; надеюсь, хотя бы смерть встретил с улыбкой.

- Н-да. Дела... - пробормотал Деян.

Профессора Вуковского он привык считать кем-то вроде учителя, мудрого и непогрешимого, и совсем не был уверен, что рад услышать подробности его земного существования. А от осознания, что сейчас он, Деян Химжич, разговаривает с кем-то, кто делил с почтенным профессором стол и вел беседы, и вовсе голова шла кругом.

Что Голем родился много веков назад - он, конечно, знал и не забывал, но одно дело - просто знать, и совсем другое - получить тому наглядное свидетельство.

- Сколько тебе лет? - не удержался от вопроса Деян. - Не считая того времени, что ты был... не совсем жив.

- Немногим больше ста тридцати. А ты думал - полтыщи? - Чародей добродушно усмехнулся. - Я не так уж невообразимо стар по человеческим меркам: на моей памяти некоторые долгожители под присмотром лекарей встречали столетний юбилей, хотя сами не способны были сотворить даже простенького заклятья.

"Сто тридцать лет: "Не так уж и стар!"" - Деян попытался вообразить себе такой огромный срок - и не смог. Столетье или немногим больше того прожила, должно быть, Вильма - и превратилась в дряхлую, выжившую из ума старуху. Голему же, несмотря на больной вид, нельзя было дать больше четырех десятков. Однако ж впечатление было обманчивым... Он видел в жизни несоизмеримо больше, чем Беон или Терош Хадем; прочел несоизмеримо больше книг. Разбирался в вещах, о которых другие не имели ни малейшего понятия.

Деян пододвинулся ближе к очагу, пытаясь прогнать пробивший вдруг озноб. Прежде он не смотрел на это с такой стороны и теперь на миг ощутил себя на месте заморских дикарей: да, им было с чего преклоняться перед Големом, как перед божеством! Ощущение оказалось неприятным и досадным; а ведь если так подумать, чародей даже сейчас оставался для простых людей кем-то вроде бога: слабого, немилосердного, бестолкового - но бога...

- Каково это вообще - быть колдуном? - спросил Деян.

- Мне не с чем сравнивать. Но насколько я мог заметить - ничего особенного. Можно, знаешь ли, быть колдуном и даже не догадываться об этом. - Губы чародея тронула насмешливая улыбка. - Каким чудом, по-твоему, я еще дышу, и кто это чудо сотворил?

Полено плюнуло угольками-искрами; Деян стряхнул их с рукава и отодвинулся чуть в сторону.

- Кто ж тебя знает, почему ты такой живучий. Не ко мне вопрос, - пробурчал он, хотя намек был яснее ясного.

- А каким чудом ты сам дожил до сегодняшнего дня? - продолжил чародей, не обращая на его слова внимания. - После ампутации у тебя в мышце застряло полдюжины мелких осколков кости: ты должен был умереть от нагноения, но выжил! И даже мог худо-бедно наступать на культю: все годы со дня ранения твое тело боролось с этими осколками и сдерживало заражение. Твои внутренности повреждены ядами и постоянной схваткой за жизнь - но ты крепче многих, к кому Хранители Небесные были куда милосерднее. Не прошло трех полных дней, как ты наловчился пользоваться мертвой ступней, словно своей собственной. Пустяк, по-твоему?

- А разве нет?

- Нет! Я вытащил осколки и тем немного поправил дело, но все же слишком много сил у тебя уходит, чтобы просто поддерживать свое существование; как ни жаль - от этого тебе никуда не деться. Однако, без сомнения, с такими задатками ты сумел бы стать отличным мастером, если бы не пострадал так серьезно от неумелого лечения и учился... С твоим лицом это не удивительно.

- То есть, по-твоему получается, что я вроде как сам колдун. И давно ты так думаешь? - с фальшивой непринужденностью спросил Деян. Последняя фраза чародея про лицо была непонятна, но это могло подождать. Как и многое другое. Еще недавно предположение о том, что ему, возможно, подвластны некие невероятные силы, взволновало бы его и озадачило; сейчас - оставило почти равнодушным. Никакие, даже самые могущественные, чары не могли исправить уже случившееся или повернуть время назад: Голем был лучшим тому подтверждением.

Но кое-что со слов чародея стало очевидным.

- С того самого мгновения, как тебя увидел, - с легкой растерянностью в голосе произнес чародей. - Быть может, я зря не сказал тебе сразу...

- Мне ты ничего не сказал. Но говорил об этом с Эльмой, - уверенно заключил Деян.

- Да, - растерянно подтвердил чародей. - Да, говорил...

- Что именно ты ей сказал?

- Да вроде ничего особенного... Примерно то же, что сейчас сказал тебе.

В глазах чародея появилось понимание; заминка выдавала его с головой.

- Кроме этого? - прорычал Деян.

- Остынь. - Чародей предостерегающе поднял руку. - Я не помню в точности...

- Не увиливай!

- Девушка видела, как я тебя латал. Потом она сама спросила меня, не лучше ли будет, если... чтобы ты осел где-нибудь в большом городе, где тобой займутся хорошие лекари... где ты сможешь научиться использовать свои способности себе во благо, насколько это еще возможно. Я сказал, что если выйдет так, то, пожалуй, ты проживешь дольше, чем если останешься в глуши сено ворошить. Она попросила меня проследить, чтобы все для тебя устроилось наилучшим образом... И посоветовала мне помолчать до поры насчет моих соображений: сказала, ты не станешь меня слушать. И еще попробуешь выкинуть какую-нибудь глупость, лишь бы вышло поперек, - упавшим голосом закончил чародей. - Так понимаю, вы крепко поругались перед тем, как ты ушел? Но не думаю, чтобы из-за...

- Деревянная твоя башка. Мрак бы тебя побрал, колдун! - Деян в тщетной попытке овладеть собой со всей силы врезал кулаком по ящику. - Замолчи. Заткнись.

Не все, но многое теперь становилось на свои места.

"Одной загадкой меньше". - Мысль эта несла с собой облегчение. Все произошедшее в последний день в Орыжи было нелепой и досадной ошибкой. Но поправить ее могло теперь и не выйти - и тут уж было от чего впасть в отчаяние...

Ему следовало быть дома, а он сидел в сырой развалюхе посреди леса рядом с немощным чародеем, его "ненастоящим человеком" и горой непохороненных костей и не мог вернуться - да и было ли еще, куда возвращаться?

Но даже так - даже тут - могло быть терпимо; жизнь в Спокоище была нелегка: опасность и смерть, своя и чужая, всегда таились рядом. Могло быть терпимо - если б не груз дурного прощания, горечь недопонимания, недоговорок... Если б только Голему хватило ума держать свои догадки при себе!

- Послушай, я не хотел... - осторожно начал чародей, - не думал, что это может доставить неприятности... откуда мне было знать? По правде, голова у меня тогда варила не важно, и...

- Заткнись, - тихо сказал Деян. - Заткнись, пока я тебя не убил.