Алракцитовое сердце

Чародей усмехнулся:

- А ты будто и доволен нашим незнанием! У церковников одни сказки да присказки, у колдунов - другие: кому любо, слушает, кому не любо - выдумывает свои. Так и живем; во все времена.

Тут уж Деяну ничего не оставалось, кроме как мысленнно с ним согласиться.

- Если лестница есть, - добавил чародей через некоторое время, - то лучше ступать по ней без заминок: тогда, вернувшись в мир, сможешь вновь обрести дорогих тебе людей - в их следующем воплощении. А тот, кто поддается слабости, выпадает из своего круга, надолго или навсегда. Как и тот, чья жизнь слишком коротка - или слишком затянулась.

- С такой верой только в петлю хорошо лезть, - заметил Деян.

Чародей промолчал: похоже, на этот раз был его черед соглашаться.

Ночь прошла спокойно; только силок поутру остался пустым.

И на следующий день тоже.

"Разучился или не везет - итог один".

Деян, сокрушенно вздохнув, снял ловушку. Проволоку стоило поберечь; кроме того, не хотелось, чтобы животное пропало зазря, впутавшись, когда они уже уйдут на много верст...

Так учил когда-то отец: "Кто губит зверя напрасно, берет у леса лишку - тому в нужде удачи не видать".

В лесовиков и подобных им существ Деян не верил, но не раз подмечал, что охотничьи присловья частенько срабатывают, особенно в том, что касалось неудач и несчастий... Пусть дичи раздобыть не удавалось, зато не беспокоили пока и хищники.

Заводить с чародеем разговор о вышедших припасах было неловко, но иного не пути Деян не видел

- Скоро уже большак. А не доходя него есть пара деревень: можем пройти через них, - предложил чародей, сверившись с картой. - Наверное, есть смысл.

- Да, - согласился Деян, про себя крепко задумавшись. Насколько он слышал, в "большом мире" непросто было раздобыть что-либо, не имея денег, - а денег у него отродясь не водилось. Не считая "счастливой", с дыркой для шнура, медной монеты, подаренной когда-то Терошем Хадемом, - но ее считать уж точно не стоило: она осталась в Орыжи. "Люди болтают, деньга такая благополучие и счастие в дом приносит", - сказал когда-то Терош, вручая монету. Деян за подарок поблагодарил, но носить - никогда не носил. "Несчастия сами сыплются, а счастье должно заслужить", - такова была еще одна въевшаяся в память отцовская мудрость, потому Деяну не казалось правильным приманивать счастье монеткой... Как и не казалось, что счастье возможно заполучить кому-то вроде него.

"Что имел - и того не сберег. Брать привык, а сам бы хоть кому что хорошее в жизни дал".

Деян подумал, что монету правильно было бы давным-давно подарить братьям или - еще лучше - Эльме...

В монету - в отличие от лесовиков и Господина Великого Судии, бдящих над людскими делами, - ему почему-то верилось: слишком уж нелепой казалась эта легенда, чтобы быть выдумкой.

- В чем дело? - поинтересовался Джибанд, удивленный его долгим молчанием.

- Думаю, как припасы буду раздобывать, - отговорился Деян.

Подумать в самом деле было над чем.

За дорогой Деян почти не следил. Его тревожило, не вытворит ли чего чародей, оказавшись в деревне; смущала необходимость просить помощи у незнакомцев, да еще задарма. И донимало щекочущее любопытство: каким оно окажется, неизвестное поселение "большого мира", что за люди там живут?

Чтобы отвлечься от мыслей о доме, он напрягал воображение как мог, но все равно оно представлялось похожим на Орыжь или Волковку. Тем сильнее оказалось потрясение, когда, забравшись на вершину пологого холма, он увидел внизу лишь черную плешь

- Пригнись!

Чародей, не дожидаясь, пока Деян подчинится, толкнул его на землю и сам повалился рядом.

Над пепелищем кружили вороны.

Деревенька прежде была небольшой, на десяток дворов. Сохранился почему-то невысокий частокол: заостренные бревна торчали вокруг почерневшей от сажи земли как насмешка над теми, кто уповал на их защиту...

Орыжский частокол был чуть повыше. Но это "чуть" ровным счетом ничего не меняло.

"Господь всемогущий!"

Деян приподнялся на локтях, вглядываясь в пепелище. Случись здесь обычный пожар, рядом суетились бы выжившие люди, в поле бродил бы уцелевший скот, мертвецов бы похоронили, хотя бы в общей яме. Трижды Деян замечал среди обгорелых свай движение, но всякий раз это оказывались птицы. Если кто и выжил, то скрылся в лесу.

"Я никогда не знал этого места. Это не мой дом. Ничего похожего! - Деян сжал кулаки: обломанные ногти врезались в ладонь. - Дома все хорошо. Все хорошо..."

Деревню сожгли несколько дней назад или чуть больше того: запах пожарища был еще свеж. Те, кто это сделал, могли еще находиться поблизости, но об опасности он не думал, вовсе ни о чем не мог думать сейчас.

- Живых поблизости нет. - Чародей с видимым усилием поднялся, опершись на плечо Джибанда. - Нам тоже нельзя тут задерживаться.

В воспаленных глазах чародея не отражалось ни сожаления, ни радости. Сейчас его уже никак нельзя было принять за пастуха или объездчика: скотину не доверяли таким доходягам. При ходьбе его заметно шатало; ввалившиеся щеки и подбородок покрыла седая щетина.

- Мрак бы тебя побрал, - бормотал Деян, спускаясь следом вниз с холма. - Мрак бы все это побрал!

- Ты сердишься на мастера? - вполголоса спросил Джибанд, скорее озадаченно, чем обеспокоенно.

- Можно и так сказать, - неохотно признал Деян. Великан был совсем не глуп, и учился он быстро.

- Почему?

- Сложно объяснить. Помолчи, пожалуйста, - пресек Деян дальнейшие расспросы.

Объяснить было и впрямь непросто; ничуть не проще, чем перестать злиться на Голема. Чародей ничего не мог сделать для погибших здесь, он не мог остаться в Орыжи и уберечь ее, даже если бы пожелал, он и на ногах-то едва стоял... Как мог кто-то быть столь могущественен, как он, - и одновременно столь слаб?

Это раздражало неимоверно.

В злости было единственное спасение от гнетущей тревоги и тоски, от действительности, в которой, казалось, не было и не могло быть места справедливости - зато с лихвой хватало страха, боли, отупляющей усталости и смерти.

Чародей шел медленнее прежнего, часто останавливаясь, чтобы прислушаться или проверить окрестности колдовством. На осунувшемся лице застыло выражение отчаянного упрямства.

Джибанд вел себя необычно тихо и только изредка открывал рот, чтобы предложить помощь или указать на что-то, по его мнению, заслуживающее внимания.

- Мастер! Дом! - заявил он вскоре после полудня, показывая куда-то вперед, вглубь леса.

- Разве? Не должно быть тут никакого дома, - пробормотал себе под нос чародей.

Деян, сколько ни напрягал зрение, тоже ничего разглядеть в густом подлеске не мог, но чародей сворачивать в сторону не стал, и через сто шагов они в самом деле уткнулись в бревенчатую стену.

Затаившаяся в ельнике хижина выглядела заброшенной и заметно завалилась на угол. Из большого гнезда на крытой дерном крыше выпорхнули две неизвестные Деяну серые птицы и с гортанными криками скрылись в лесу. Под навесом у стены, среди сгнившего хвороста, белели человеческие кости.

- Что это? - Джибанд поднял из-под навеса странной формы палку.

- Усни, - надтреснутым голосом приказал ему чародей. Джибанд послушно улегся прямо там, где стоял; чародей, пытаясь удержаться на ногах, навалился на стену хижины, но так и сполз по ней на землю.

Деян забрал из рук великана странный предмет и невольно присвистнул, рассмотрев вблизи: палка оказалась ружьем, просто перепачканным в земле и заржавевшим.